Игра скомороха - Ddntes

Я, даже хотел было прогулять школу, но Рей уперлась, мол, нет и все. Пришлось идти, что же… Однако, это отнюдь не испортило хрупкую атмосферу, скорее наоборот, только добавило какой‑то беззаботности.

Но, право прогулять тренировки я все‑таки отвоевал. Чует мое сердце, что это аукнется нам в виде увеличенных нагрузок от Ли и Михалыча, но это будет потом. Пока можно забить на внешний мир, и ни о чем другом не думать.

Я не выдержал, и снова уткнулся в волосы Рей, сейчас внимательно следящей за сковородой, с серьезным видом…

— Синдзи, — строго начала она, — Поставь пока чай.

— Хорошо, — еще раз глубоко вдыхаю ее запах, и наконец, отхожу, — Будет сделано. — улыбнулся я.

Уже после этого запоздавшего импровизированного обеда, мы с Синевлаской сидели на диване. Я наигрывал что‑то неспешное, классическое, Рей потягивала чай. Идиллия…

Наверное, это и есть, то самое, что называют «семейным счастьем». Никаких тревог, всех забот — работа, да вовремя приготовить ужин.

А я ведь изменился… И не только я. С чего мы начинали? Я — психованный придурок, способный сорваться по совершенно любому поводу, сходящий с ума адреналинщик. Рей — совершенно индифферентная ко всему, безэмоционально–послушная девочка… Теперь же, Синевласка стала куда как более самостоятельной, уверенной, открытой. Запросто может погнать меня в школу с утра пораньше, или в магазин за чаем. Сам я остепенился, успокоился. Мне уже откровенно не хочется влезать в какие‑то разборки, драки с Ангелами, интриги и заговоры…

Но без этого не выжить. Я не знаю, сможем ли мы себе еще позволить такой, совершенно обычный день, свободный от тревог и забот… Поэтому, пытаюсь наслаждаться тем, что у меня есть. Пока есть…

— Синдзи. Что‑то случилось? — голос Рей вырвал меня из раздумий.

— М? В смысле?

— Музыка изменилась. Ты стал играть… другое.

Ха, а ведь верно. Я, незаметно для себя, перепрыгнул с лирично–философского фригийского лада, на более жесткую и резкую пентатонику.

— Так. Задумался, — хмыкаю.

— Ясно. — девушка снова положила мне голову на плечо. Я продолжил наигрывать что‑то неспешное.

Все‑таки, наш выходной пока еще не закончился…

Аска дулась. На меня, на весь мир, на Ангелов, черт знает на что еще, но от нее просто плескало во все стороны раздражением.

Мисато все‑таки уговорила меня прогуляться вместе с рыжей и патлатым пареньком–оператором. Шигеру Аоба — я наконец‑таки запомнил, как его зовут. Насколько понял, капитан припомнила ему какой‑то старый должок, и теперь, бедный мужик хвостом таскался за Аской в роли «шерпа»… За очень недовольной Аской…

Я же, выступал в качестве эдакого «денежного мешка», оплачивающего покупки девчонки. Нет, если бы мне самому не понадобилось бы в торговый центр, шиш бы я согласился присутствовать там самолично, но… Опять же, Мисато смогла найти нужные слова.

«Сеансы психотерапии за арбуз! Только у нас! Акция!» — тьфу.

Справедливости ради, стоит сказать, что ничего особо тяжелого в этом походе не было — я прочно обосновался в кафешке на первом этаже, попивая чай и скучая. Все что надо было мне, я купил за первые пятнадцать минут, и теперь просто прохлаждался. Рей, к сожалению, со мной не пошла — сказала, будет устраивать сюрприз… Интересно, какой? Неужели хочет приготовить что‑то на обед?..

Я поежился, представляя, что может статься с квартирой, после готовки Рей. Нет, ничего запредельного, но Синевласка в этом деле просто очень неопытна… Ну, это не беда. Научится…

От мыслей о Рей, сразу стало как‑то просто и приятно. Исчезла какая‑то давящая досада, появившаяся, стоило мне только выйти на улицу, все стало просто и понятно.

Через широкое панорамное окно я разглядывал прохожих. Все куда‑то спешили, шли… Вроде бы — обычный день крупного города, но что‑то царапало взгляд, цепляло. Какое‑то напряжение.

Может быть, люди, чаще, чем обычно беспокойно оглядываются по сторонам. Может быть, большее количество прохожих старалось смотреть в землю… Может быть…

В конце–концов, это может быть просто моя паранойя. Но сколько уже раз замечал подобное?

Даже раньше, когда я только–только появился тут, а страна начала оправляться от последствий Удара и разрушения Старого Токио, такого не ощущалось. Да, был страх, царила опаска… Но атмосфера была гораздо более агрессивная. Теперь же напряжение стало каким‑то подспудным, что‑ли.

На стул, стоящий напротив меня, обрушился, иначе и не скажешь, Аоба, заваленный ворохом пакетов.

— Проклятье… — простонал бедный мужик, — И зачем я согласился?..

Я только хмыкнул.

— Вот она. Практическая психиатрия. Вариант для женщин.

Патлатый посмотрел на меня.

— Смеешься? Ну, смейся–смейся, — обреченно выдал он, — Я это заслужил…

— Чаю будешь? — прервал я его стенания.

— Ага…

Следующие мгновения накрепко врезались мне в память.

Вот, среди группы людей, столпившихся возле витрины, началось какое‑то шевеление. Вот, к этой толпе бежит мужик в строгом черном костюме — кажется, один из наших охранников. Вот один из зевак распахивает серо–зеленую длинную куртку. Громкий хлопок, и голова Аобы дергается в сторону, и брызгает красно–розовыми кусками. Что‑то горячее прошлось по моей щеке.

В следующий квант времени, будто кто‑то опустил рубильник, и все пришло в движение. Вопли, крики, громкие хлопки — я только после сообразил, что это были выстрелы. Многие люди в страхе падали на землю, начали закрывать головы руками, кто‑то куда‑то бежал, падал…

А я по–прежнему смотрел на забрызганные красным пакеты, все еще лежащие на соседнем стуле. Наверное, долгих две, или три секунды. Смотрел, пока кто‑то в черном, не подбежал, и не снес меня вместе со стулом.

— Лежать! — проорал мужик, — Где Сорью?!

— В бутике! Второй этаж! — ору в ответ. Я уже узнал одного из моих охранников.

Все потом. Сейчас дело.

Как оказалось, телохранитель спрашивал отнюдь не меня. Он прижал пальцем гарнитуру, выслушал чей‑то ответ.

— Ясно! Укрывайтесь! — поворачивается ко мне, — За мной!

С этими словами, безымянный телохранитель схватил меня за шиворот, одним движением вздернул меня на ноги, и волоком потащил в сторону лестницы.

— В угол! — он швырнул меня под лестницу, прикрывая своим телом, — Не двигайся!

Повсюду все еще раздавалась стрельба, звучали крики, а я даже не то что испугаться, я толком понять не мог, что происходит. Тупое, безграничное недоумение.

У меня на глазах только что убили человека. Тот, что во время моих боев с Ангелами сидел в командном центре, наравне с Мисато, Акаги. Тот, чьи реплики я наверняка слышал в бою. Того, с которым я сегодня разговаривал. Мы смеялись, обсуждали музыку, отбивались от раздраженной Аски…

Я только сегодня наконец‑таки запомнил его имя.

С–суки…

В душе начала разгораться злость. Не привычный азарт, замешанный на веселье, не ослепляющая отчаянная ярость, а именно холодная злость. По пальцам словно потек знакомый холод АТ–поля. Ублюдки покусились на моего знакомого…

Я не успел додумать мысль, как телохранитель, прикрывающий меня, вскинул пистолет, и в уши ворвалась серия хлопков, больно бьющих по мозгам. В следующую секунду, он дергается, и кулем оседает на пол.

Оглушительной вспышкой боли взрывается голова.

Вокруг простиралось уже знакомое пространство — огромное пустое поле, рассеченное глубокими щелями. Плиты правильных квадратов создавали впечатление одновременно чего‑то почти невообразимо гигантского, и в то же время, почти невозможно крохотного. От этого противоречия, диссонанса, саму мою сущность корчило в мучительном спазме беспокойства и предвкушения. Словно я заглянул за какую‑то великую грань…

В багрово–красном небе, поглощая свет, медленно вращалась черная сфера — выглядящая, будто негатив пейзажа, что простирался под ногами.

Где‑то внутри, в глубине, зашевелилось что‑то непонятное, непривычное. Что‑то, что хотело выйти наружу, проявиться и исчезнуть, не оставив следа, но как‑то изменив реальность.

— Власть уничтожить нечто, есть полный и истинный контроль над ним. — словно прозвучал чей‑то сухой и властный голос. Эта фраза несла оттенки угрозы, как чья‑то реплика в длительном и напряженном споре, и в то же время обладала ледяной безапеляционностью научной аксиомы.

То, что ты можешь уничтожить — ты можешь контролировать. Апогей и абсолют контроля, полного и необратимого.

— Воплощением и источником идеи является человек. — другой голос, немного хриплый и усталый.

Причудливый бег ассоциаций, вызванный этими фразами, словно закружил меня в водовороте. Я вдруг перестал ощущать себя цельной сущностью, превратился в брызги воды, опавшие листья на ветру. Убаюкивающее, умиротворяющее состояние, зовущее расслабиться, раствориться в потоке вечного движения.