Сказки детского Леса - StEll Ir

…Целую долгую минуту боль звенела в нём… но никто не приходил… Тогда Алёша встал, положил одеяло на кровать и увидел, что вокруг нет никого… он стоял посреди комнаты с единственным выходом в чёрную дверь в полной темноте и с холодной луной за окном и вокруг никого не было… жуть держалась внутри и он стал делать неуверенные шатающиеся шаги… раз, два… три… он боялся сбиться со счёта, словно от счёта что-то зависело… дверь приближалась независимо от счёта, а холод внутри нарастал… пять… он споткнулся и вцепился в чёрную ручку двери… шесть…

…Алёша потянул изо всех сил на себя тяжёлую дверь… дверь медленно очень медленно стала открываться и вдруг Алёша услышал тот вой…

…вой был там…

…за дверью… и стон… «Может быть это скрип?», блеснула в Алёше тенью несбывшегося дневного ветерка мысль… скрип петель?… «Нет… Не скрип...», донеслось из глуби и Алёша открыл широко глаза в темноту и шагнул… семь

…если лететь сквозь вечность очень хочется пить… но в вечности такой дует ветер… что невозможно отвлечься на хотя бы глоток из-за радости… и из этого сурового некогда рождаются целые пространства и времени… в тишине они переливаются разноцветными искорками бесчисленных мгновений и позволяют полностью, совсем полностью, себя постигать… откуда течёт река вечности… для чего бесконечно и без того прекрасное… и пришёл наконец ли покой…

…сил больше не было… и Алёша свернул в тишину… на ощупь, словно не из самого себя, он нашёл маленькую невидимую в полном покое дверцу и открыл себе путь в тишину…

…На кроватках спали волчонки… Под серо одеялками с чёрной пуховой оторочкой они мирно сопели чёрными носиками колыбелькая сами собой тишину… И Алёша тихо-тихо пошёл…

Он шёл долго себе и тихо как мог. И сам. Больше не кружили карусельки и не останавливал сон. Но как много было кроваток совсем. Он шёл и шёл и, если хотел, оглядывался. И давно, уже очень давно позади не было маленькой дверки, из которой пришёл Алёша, а впереди ещё долго и долго был только маленький узкий проход…

Далеко-далеко на стене там сидел попугай. В его серебряном колечке отражались кроватки спящих волчонков и попугай не шалил. Он приветливо наклонил голову, и Алёша улыбнулся и тоже поклонился ему.

А когда было совсем далеко, из-под одной из кроваток вышла мурёнушка и, не нарушив тишины, Алёше мяукнула. Алёша улыбнулся мурёнушке.

На мурёнушке была золотая попонка, и они теперь важно ехали. Попугай сидел на мурёнушке и вдвоём они очень тихо шли. Вслед Алёше чтоб не отстать.

…легко-легко открывалась дверь тишины… серо-розовый свет облачил всё кругом в мягко-туманные облака… Алёша шёл словно среди огромных снежных сугробов мягких словно вата и податливых словно тёплый воздух… мурёнушку с попугаем не было видно позади, но Алёша чувствовал, что они рядом… идут…

«Ты пришёл, маленький Мыш-ш-ш!…», донеслось мягкое эхо сразу как будто со всех сторон и изнутри…

«Чернушка…», подумал Алёша, «…облака». И увидел закат. Словно огромное окно распахнулось справа от него и огромное оранжевое солнце, прощаясь, погрузилось красными усталыми лучами в розовые от его тепла облака… и с последними его лучами стало страшно темно…

…Облака плыли теперь совсем чёрные… такие же совсем чёрные, как когда-то чёрная дверь, а Алёша улыбался пробираясь сквозь них… мурёнушка улыбалась загадочно… поблёскивая тёплым жёлтым светом золотой попонки… а попугай был остёр… серебряная сталь его сверкающего колечка заострилась о темь в острожалый булат и серьёзнее рыцаря не было, чем Серебряный Рыцарь Золотой только тени Луны…

«…сколько зим… сколько лет… сколько рек…», шёпот бился о тьму, «…ты пришёл… наш малыш-ш-ш…»

«Смешной Чернушка…», подумал Алёша, «…зимой». И увидел восход великого утреннего солнца. Словно огромное окно распахнулось слева, позабыв всем собой темноту, и волшебно-розовые яркие солнечные лучи пронизали собой всё вокруг. Облака зазолотились и наполнились голубым и розовым светом утренней, чудесной прохлады.

– Лёгкий дым! – заявила мурёнушка. – Может мур???

– …Облака, – сказал Алёша почти заворожено.

– Натюрморт! – всем сказал попугай. – Натюрморт!!! Апельсины и яблоки.

Облака уходили всё выше вверх и оказались совсем под потолком. Теперь Алёша заметил, что здесь был потолок, высоко, но всё-таки был, и у потолка совсем не было цвета, но красив он был не меньше самого красивого на свете голубого неба. Алёша смотрел и смотрел на небо и на лёгкие в нём облака и думал «Чернушка…»

– Ага, – сказал чудо-принц на каменной садовой дорожке. – Вот вы и пришли. Здравствуйте!

Алёша опустил голову и удивлённо посмотрел по сторонам. Вокруг был чудесный сказочный сад с тропинками, выложенными диким искрящимся камнем. Принц стоял в белой радуге лёгких переливов света на каменной дорожке в нескольких шагах от Алёши.

– Здравствуйте! – сказал Алёша и больше ничего, потому что казалось, что он совершенно не знает ещё почти совсем слов…

– Волшебное королевство подземных жителей приветствует вас, Странники Ночи! У нас вы найдёте покой и приют! Добро пожаловать в царство волшебного сна…

– А волшебный кефир у вас есть? – спросила, потягиваясь скромно мурёнушка.

– И изюм! – уточнил попугай.

– В нашем королевстве текут реки волшебного кефира, и волшебный изюм лежит в россыпях! – ответил чудо-принц. – И волшебные горы из радости!

По саду бежали мышки-норушки, разнося по кустикам искрившиеся в их острых зубках карамельки, на деревьях росли прохладные переливающиеся в утренних, солнечных лучах капельки и нежно-зелёные листики.

– Полоса боёв, – сказал принц.

Дальше была живая изгородь. Травы и цветы переплетались в ней плотной стеной, образуя тёмно-изукрашенный свод.

– Это надо пройти самому, – показал принц Алёше на свод в глубину тёмно-зелёного тоннеля. Там интересно, но каждый, оказываясь там, оказывается в полном одиночестве. Мы пойдём вместе, но каждый будет один. Не пугайся, Алёша, иди!

Алёша вспомнил тепло про чёрную дверь, которую боялся когда-то больше всего на свете и, улыбнувшись, ступил на дорожку под свод…

…Чернушка сидел на завалинке и не хотел уходить.

– Чернушка, пора спать же совсем! – сказал Алёша. – Иди в сарайчик. Иди!

Но Чернушка вёл себя крайне несбывчиво, смотрел то одним глазом, то другим на край заходящего солнышка и не уходил.

– Чернушка, иди же, иди! – говорил Алёша и вдруг увидел, что завалинка под Чернушкой занимается алым огнём. А Чернушка продолжал стоять в лепестках оранжевого пламени, вытянув вверх острый совсем уже клювик, и произнёс «ко-к-ко-ко-о…».

– Посмотри, Алёша, мы – дым! – сказал Чернушка и над пламенем взлетел чёрный клубок густого чёрного дыма. Алёше стало невыразимо грустно и он заплакал. Чернушки больше быть не могло.

Тогда Алёша сел на землю и посмотрел в ночное тёмное небо. Потом он достал из левого рукава солнечный оранжевый лучик и нарисовал Чернушку в воздухе. Чернушка озабоченно встряхнул перьями, сказал «ко-к-ко-ко-о» и пошёл не спеша в домик для птиц, чтоб спать. Потому что давно уже было пора и даже не совсем было понятно, что делают во дворе ночью маленький мальчик и Чёрная курица вместо того чтоб давно уже спать. Чернушки больше не могло не быть…

…Они жили давно, но в лесу. И никто не мог их узнать. Они светились слегка по ночам и стонали, шутя и аукаясь. Просто в лес же ночью нельзя?

Это знал каждый мальчик в пансионате, что нельзя. Никому и не надо было совсем, потому что ночью ведь надо же – спать…

Но это была именно ночь кругом и судя по толстым шершавым стволам тёмных деревьев – лес. Алёша шел, продираясь сквозь тьму, и колючие, почти невидимые, ночные ветви деревьев. Неизвестно куда. Ещё вечером он заблудился, наверное, а теперь становилось всё страшней и страшней… И они начинали уже словно мелькать между кустов… то по сторонам, то впереди… то каким-то непонятным эхом сзади… И Алёша вдруг понял, что они кругом, что страшно же как никогда!… Он почти закричал и от ужаса почувствовал своё мокрое от слёз лицо и тогда он увидел ИХ…

Они сидели и висели и раскачивались кругом мягкими светящимися комочками и смотрели на него со всех глаз. Глаза их были чуть не больше их самих и они с удивлением смотрели – кто к ним пришёл. И моргали и что-то там думали…

И Алёша тогда нарисовал им белочку. Она прыгала, а они счастливо ёжились носиками и поводили светящимися ушами…

…В тишине становилось смешно. Смех захлёбывался как совсем непонятливый малый до радости ребёнок. И захлебнулся совсем. Пространство тишины наполнил тяжёлый низкий детский плач. «Вв-у-ууу-ууууууу…», плач лился глубоко изнутри себя горлом и становился совсем собой – вой! И в полной темноте очень трудно было определить, где это. Где? Алёша бился маленьким напружиненным комком между чёрно-горячими стенами и задыхался от слёз. Он хватал жадными большими глотками тёмную пустоту, а в пустоте, словно не было воздуха, и он задыхался о тёмные безмолвные стены.