Сказки детского Леса - StEll Ir

– Алёша, пора… – разбудил его Чёрный курица.

Это был он, а не кто-то ещё. Алёша сразу понял, что – он, хоть Чёрный курица был и совсем не похож на себя. В жилете из стали, отблески которой не излучали свет, а наоборот, словно впитывали, втягивали его в себя; на тонких, сильных, чёрных ногах; с отточенной шпагой, не вынимавшейся из ножен никогда.

– Чернушка, ты что? – спросил Алеша, потому что у Чернушки не видно совсем было лица. Всё было, только не было совсем страшно – лица.

– Ничего, ничего, мой малыш… Нам просто пора… – ласково и спокойно сказал Чернушка. – Пойдём!..

Алёша открыл глаза и опустил босые ноги на пол. «Холодно…», послышалась какая-то отдалённая мысль, и Алёша увидел дверь. Дверь была распахнута настежь, и за ней не было ничего, кроме лившегося из неё чёрного света. Чёрный свет падал немного на пол комнаты, и в том месте, где он упал, пола уже не было. И не было совсем ничего. «Чернушка, смотри…», только смог подумать Алеша, оборачиваясь к Чернушке, и потерял сознание.

«Так нельзя, Алёша, нельзя!..», донеслось до него через много, много, много мгновений. Алёша медленно, словно из сна возвращался в сознание. Он сидел в постели, а перед ним было зеркало. Чернушка стоял где-то позади, отражаясь смешно и величественно в чёрных переливах зеркальной поверхности. «Ты, Алёша, не смотри на меня! Я и так видный же. И я рядом буду совсем. Ты не смотри, а когда тебе надо будет совсем – думай зеркало. Как сейчас…»

– Чернушка, а почему не видно твоего лица? – спросил Алёша поворачиваясь опять. Мягкие, но сильные руки вернули его голову на место: «Так получилось, малыш…»

– А куда мы пойдём? – спросил Алёша у Чёрного курица.

– За мной!… – сказал Чёрный курица и пропал, словно тень.

Алёша растерялся сперва и чуть не обернулся опять, но до Чернушки было так далеко, а дверь, чёрная распахнутая дверь оказалась совсем. Совсем рядом. Больно и холодно, почувствовал Алёша. Совсем. Поворот головы его был полностью завершён этой чёрной пустотой влившейся прямо в сердце. Алёша почувствовал, как мириады холодных иголочек рвутся из него наружу, к чёрной, страшной двери и разрывают его самого: Чернушка ушёл же туда!!!..

Алёша поднялся с кровати и сделал несколько очень болевых, ломких шагов по ледяному полу к чёрной двери. Ноги его, будто влитые, остановились прямо на границе падавшего из двери чёрного света. Дальше было нельзя… Это мог объяснить каждый камешек здесь, каждое деревце и каждая несмышлёная ночная травинка по эту сторону двери. Дальше было нельзя. Но дальше было надо!.. И это мог бы объяснить только солнечный огненный лучик на запястье, но его-то ведь точно же не было?..

Алёша посмотрел на запястье. Лучик был. Много чего могло не быть, а лучик был. Алёша обернулся, посмотрел на тихий жёлтый свет, лившийся из коридорчика в спальную, потом внимательно поглядел глазами прямо вперёд, в отсутствующие глаза страшной темноты и сделал один маленький, но совсем настоящий шаг…

Долго, очень долго было темно, а потом Алёша понял, что идёт по непривычно холодному коридору. По коридору чёрному, тёмному, может быть неудобному, но совсем не страшному. Под ногами был лёд холодного, шершавого, голого камня, но Алёшины ноги странным образом привыкли ко льду и не чувствовали холода почти и, чем дальше, тем легче шли. Света кругом не прибавлялось, но Алёша каким-то непонятным зрением всё лучше и лучше видел всё в темноте. И в темноте не было ничего кроме коридора и в то же самое время везде было ВСЁ.

«Доброе Утро, малыш!..», понял Алёша где-то глубоко внутри себя, словно во сне, вздохнул и подумал: «Доброе Утро, Чернушка! Жалко всё-таки, что нельзя тебя видеть…»

– Почему же? Смотри!!!… – засмеялось кругом ВСЁ и целые россыпи цветных искорок забились, запрыгали радостными созданиями в темноте.

Искорок было много совсем. Они сыпались отовсюду и щекотали собой глаза. Алёша засмеялся, как мог. Оказалось, что тихо, совсем не нарушая тишину, он мог смеяться. «Теперь – в миг!», сказал Чернушка издалека изнутри.

Миг был здесь.

Вход в него находился за чёрной нишей глубокой маленькой дверки, что была рядом справа. «Только не разбуди тишину!..», послышалось Алёше тихо совсем. Алёша мягко положил ладонь на сырой твёрдый камень дверки, и тяжесть дверки ушла в пустоту.

Тихий свет мириад невидимых очень далёких отсюда свечей освещал крохотную залу. В зале спала тишина. Тишина спала в одинаковых маленьких кроватках, вдоль стеночки залы и надо было очень тревожно идти, чтоб не нарушить необыкновенный здешний покой. Алёша сделал первый шаг, третий, второй и понял, что дорога в тишине необычайно далека. Он не видел себя, лишь сиреневый свет, окружавший его, говорил ему, что он всё же находится здесь, ноги же лишь изматывались в неземном пронзительном щёкоте и почти не умели идти. Шаг за шагом давался с трудом, а впереди была только подрагивающая сиреневой дымкой даль. Алёша очень медленно обернулся назад, посмотреть. Посмотрел… Позади была даль. Неизмеримо далёкая даль, абсолютно такая же, как и впереди. Но до чего хорошо, до чего же тепло и спокойно здесь было идти!.. Рядом тихо спала тишина. В кроватках вдоль стеночек освещённых ничем. И здесь не надо было шуметь. Здесь невозможно было быть не в тишине…

Но повод для бытия, как всегда, нашёлся. Он висел на стене. Вверх тормашками. И изо всех сил делал вид, что он есть.

– Попугай!.. – ещё вполне приличным шёпотом представился персонаж, и Алёша увидел, что он стоит посреди узенькой комнаты-залы, такой же, как только что, только без бесконечности там, далеко, впереди…

Алёша улыбнулся тихо и посмотрел назад. Сзади тоже бесконечности не было, а была только маленькая дверка, через которую он вошёл в каких-то нескольких десятках малых шагов. Алёша посмотрел на жалобную птицу с топорщившимися от стены глазами, а это пёстрое чудо перевернулось в нормальное положение вверх головой и попросил умоляюще:

– Попуга-ай…

Он висел на серебряном, красиво блестевшем кольце, и не было решительно никакой возможности отказать в выполнении его жалобной просьбы!!. Только совершенно непонятно было, как и зачем можно его, такого хорошего, попугать!.. И Алёша спросил очень, очень, очень тихо:

– Как – попугать?…

– КАК РАДИЛ!!! – закричал попугай. – Каркадил!!! Кок-Ат-Дрил!!!!!!! – и показал зачем-то Алёше язык. Маленький и розовый. А потом сел на серебряном колечке виновато и испугано, и как бы совершенно ни при чём забормотал, поглядывая на Алёшу: – …л, л, л…

И, конечно же, всё испугал. Маленькие кроватки встревожились немедленно бело-розовыми одеялками, и из-под бело-розовых одеялок сразу же показались не менее бело-розовые ушки. Маленькие пушистые зайчатки высыпали в проход и сейчас же облепили Алёшу со всех сторон, а самый маленький прижался к нему и спросил:

– А правда вы самый настоящий большой крокодил?..

А на следующий день приехали все. Словно было не воскресенье ещё, а понедельник совсем. У каждого нашлись маленькие причины и дела провести выходной в родном пансионате, и Алёша понял, что это все просто далеко и сильно встревожились о нём, хоть сами этого может и не понимали до конца…

Весь этот день Алёша провёл на речке, и весь вечер беседовал с Чёрной курицей, который лишь один раз молвил своё суфийское «ко-к-ко-ко-о», в целом же вёл себя прилично и соглашался со всем. Только теперь его глаза неудержимо смеялись - то один, то другой. Он поворачивал их внимательно к Алёше, и Алёша начинал вдруг понимать совсем, что белая грудка Чёрной курицы чиста и красива ровно столько же, сколь и серебряное колечко… Алёша успокаивал Чёрного курицу, гладил по смоляным пёрышкам на затылке и пытался заглянуть ему в бусинки-бисеринки маленьких глаз. В глазах Чёрной курицы неудержимо прыгали и передразнивались две разных искорки, и уж их-то было ничем не унять. Ночью двери не было.

Совсем.

На следующий день был понедельник уже и почти весь день – занятия.

Вечером Алёша скорей. Он пошёл к Чёрной курице. Чёрный курица сидел вполне независимый в самом дальнем углу. Где никто. И Алёша еле нашёл.

– Как же так? – он спросил. – Там не было больше двери! Совсем!…

– «Ко-к-ко-ко-о»… – предупредил Чёрный курица.

– Понимаешь – совсем? – ничего не понял его вовсе Алёша.

– «Ко-к-ко-ко-о!»… – сказал Чёрный курица глазами к земле.

– Навсегда? – спросил Алёша.

– «Обернись», – он услышал очень глубоко внутри.

Алёша обернулся, позади шёл пансионатский повар с ножом. «А и вот ты где – беглянка наша тревожница! А мы её сколько шукам! Дело разве что?..».

Алёша как-то сразу тогда понял всё, и его не тревожили больше пустяки – «навсегда» или не «навсегда». Он схватил к себе Черного курица и взлетел на забор. А с забора он просто упал… Ударился и побежал. Прикрывая всем собой Чёрного курицу.