Сад лжи. Книга 2 - Эйлин Гудж

Ди Фазио облокотился на барьер, за которым стоял его свидетель, а другую руку засунул в карман пиджака: вид у него был такой, будто они со Слоаном два закадычных дружка, рассказывающих байки где-нибудь у себя на заднем дворе.

— Являетесь ли вы, доктор, членом каких-либо медицинских обществ?

— Безусловно. Я состою членом Ассоциации американских хирургов, Американского общества акушеров-гинекологов. Кроме того, я член Международной организации хирургов и Нью-Йоркского гинекологического Общества.

«Чересчур хвастлив. Прекрасно. Присяжным это наверняка придется не по вкусу», — подумал Макс.

— А сейчас вы не связаны ли с одной из больниц в черте Большого Нью-Йорка?

— Да, связан. В настоящее время я главный акушер у «Св. Варфоломея».

— И сколько времени вы работаете в этой должности?

— Полгода. До этого я состоял в штате Пресвитерианской больницы.

— Вам знакома пациентка, принятая в больницу «Св. Варфоломея» пятнадцатого июля сего года? Ее имя Альма Сосидо.

— Да, мне знакомо это имя. И довольно хорошо.

Дэвид слегка нахмурился.

— Доктор, мы слышали вчера от свидетельницы Эммы Дюпре, дежурной медсестры, которая работала в тот вечер, когда в больницу поступила мисс Сосидо. — Ди Фазио подошел к столу и вынул из открытого портфеля какой-то документ. — Мне хотелось бы, — обернулся он к Дэвиду, — чтобы вы ознакомились с выпиской из истории болезни, заверенной миссис Дюпре. В судебном иске этот документ значится под номером два. Вы видели его раньше, доктор Слоан?

— Да, конечно, — пробежав глазами записку, Дэвид тут же вернул ее адвокату. Все его движения и жесты казались хорошо отрепетированными. — Здесь, внизу страницы, есть мои записи. Я осматривал мисс Сосидо вечером шестнадцатого июля.

— Можете ли вы сказать нам, доктор, что вы обнаружили во время этого осмотра?

Дэвид на мгновение задумался — голова слегка опущена, длинные изящные кисти сцеплены, словно он молится.

Когда он поднял голову, в его ясных зеленоватых глазах полыхнуло выражение скорби, которое произвело на публику впечатление электрического разряда. В зале зашептались, многие подались вперед в тревожном ожидании. Наконец-то, после двух дней сухих свидетельских показаний, начинается настоящая «мыльная опера».

— Мисс Сосидо, — начал он, — была на восьмом месяце беременности. Я нашел, что у нее гипертония и явные признаки водянки. Иными словами, задержка жидкости в организме была очень высокой, быстро развивалась интоксикация.

— Итак, по вашему мнению, это представляло угрозу для ее здоровья?

— Токсикоз довольно часто встречается у беременных, особенно к концу беременности. Но вы правы: если это не лечить, то могут возникнуть опасные последствия как для матери, так и для ребенка.

— А вы дали какие-то указания в плане лечения пациентки?

— Нет.

— О! И почему же, доктор? Может быть, вы нам это объясните?

— Дело в том, что она ведь была не моей пациенткой. Ее лечащим врачом была доктор Розенталь.

Дэвид бросил холодный взгляд в сторону Рэйчел.

Даже на таком расстоянии Макс увидел, — и готов был даже поклясться, — как по телу Рэйчел пробежала дрожь. Она так побледнела, что под огромными голубыми глазами сразу легли фиолетовые тени.

Макс перевел взгляд на Розу. Она сидела очень прямо, подняв подбородок, словно изготовившись к бою. «Молодец!» — подумал он.

Ди Фазио ухмылялся. Видно было, что улыбаться он не привык. Толстые губы просто растягивались, чтобы не видно было плохих зубов.

— Но вы ведь имели собственное суждение относительно того, правильно ли ее лечили, не так ли?

— Да.

— И каково было ваше мнение в то время, доктор? Вы согласились с диагнозом доктора Розенталь?

— Нет. Я не был согласен с ним ни в то время, ни сейчас.

Макс увидел, как тело Рэйчел дернулось, как будто ее ударили. Она обернулась к Розе и беззвучно произнесла «нет» и покачала головой.

— О? И вы высказали ей тогда свое мнение?

— Да, конечно. Фактически мы даже достаточно подробно обсуждали с ней этот случай. Я рекомендовал ей безотлагательно делать кесарево сечение. Я полагал, что опасность преждевременных родов для ребенка уступала перед лицом опасности для жизни матери. Я совершенно ясно помню, что предостерег доктора Розенталь относительно угрозы эмболии… или даже чего-нибудь худшего.

Макс перевел взгляд на присяжных. Картина резко изменилась. В их глазах можно было заметить гневное осуждение. Наступила тишина, прерываемая лишь отдельными нервными покашливаниями и шипением радиатора.

Рэйчел, казалось, слегка покачнулась на своем стуле, словно вот-вот упадет в обморок. В этот момент сидевший прямо за ней мужчина вскочил на ноги и шагнул к ней. На нем был твидовый пиджак с кожаными декоративными заплатами на локтях. Высокий, угловатый, худощавый — он, похоже, не столько выпрямился, сколько раскрылся по частям, вроде зонтика. Максу он напомнил молодого Гарри Купера.

И тут он узнал этого человека. Он же видел это лицо в журналах, в телеинтервью, а совсем недавно на обложке его новой книги. Ну и, конечно, на том приеме, в Лондоне, устроенном Рупертом Эверестом. И как это он мог забыть Брайана Макклэнана!

Человека, которого любит Роза.

Он почувствовал, что задыхается. Ему нужно было найти место и сесть.

Сейчас Макс ясно понял: какие бы чувства Брайан ни испытывал к Розе, на его, Макса, судьбе это не может отразиться или что-нибудь в ней изменить. Ни на йоту. Потому, что Роза любит этого человека. И вряд ли имело значение, любит ли и может ли любить Розу сам Брайан.

Брайана, казалось, тоже разрывают противоречивые чувства: в то время как рука его обняла за плечи жену, глаза, не отрываясь, смотрели на Розу, о чем-то ее умоляя. Но о чем именно? О помощи или понимании?

«Пора уходить», — сказал себе Макс. Он почувствовал, что стал старше и печальнее.

Что ж, в Калифорнии, подумал он, по крайней мере, будет светить солнце.

Макс посмотрел на часы. Ему нужно спешить.

«Удачи тебе, Роза. Удачи — и прощай!» — мысленно сказал Макс, протискиваясь в коридор. У него было чувство, будто подошло к концу длинное путешествие. С одной стороны, можно было радоваться возможности наконец-то отдохнуть, а с другой — грустно, потому что путешествию все-таки наступил конец:

34

— Он лжет, — сказала Рэйчел.

Они с Розой сидели в комнате судебных исполнителей, после того как судья объявил полуторачасовой перерыв на ленч. Рэйчел закурила и еще больше сгорбилась в кресле. Лицо ее было серым, изможденным: казалось, она так напряжена, что тронь ее — и она тут же рассыплется.