Хищник. Том 2. Рыцарь «змеиного» клинка - Гэри Дженнингс

Я пребывал в слишком большом изумлении, чтобы ответить. Личинка поспешил куда-то в глубь конюшни, но тотчас же вернулся, неся что-то.

— Я нашел это в складках спального мешка госпожи Сванильды, когда развернул его в первый раз, — сказал он. — Я подумал, что ты наверняка ломаешь голову, что с ним сталось. И поскольку я сам сейчас стою на пороге смерти…

Но я никогда не видел прежде этого предмета. И, увидев теперь, тут же забыл о своей ярости, изумлении и душевной боли. Это был венок, сплетенный из листьев и цветков, какой женщины иной раз, не зная, чем занять себя, делают из цветов в саду, чтобы затем, словно корону, надевать на голову. Сначала я подумал, что Сванильда сплела его просто ради забавы, но потом понял, из чего он сделан: из листьев дуба, теперь уже сухих и скукожившихся, и гроздьев с маленькими цветками липы, которые до сих пор еще источали сладкий аромат, хотя уже давно завяли. Вспомнив легенду о дубе и липе, я догадался, почему Сванильда с такой любовью сплела венок и сберегла его. Я долго вертел его в руках и наконец произнес нежно и печально:

— Помнишь предсказание, которое сделал прорицатель Мейрус?.. Я думаю, что он несколько ошибся. Полагаю, что Сванильда, где бы она ни находилась, никогда не переставала любить меня.

— Где бы она ни находилась, да, — сказал Личинка, сочувственно хлюпая носом. — Где бы она ни находилась, туда ее отправил Тор.

Я оторвал взгляд от примитивной короны и устремил его на Личинку, мне даже не пришлось ни о чем спрашивать. Он отпрянул от меня и с видом еще более виноватым и испуганным, чем прежде, сказал:

— Я думал, ты знал, fráuja. Как я уже говорил, ты казался тогда таким счастливым. Это Тор втащил госпожу Сванильду внутрь, накинул петлю ей на шею и затянул, подвесив бедняжку на балке в углу склада. Он крутил и пинал несчастную, пока та не задохнулась. Думаю, Тор знал, что я притаился там, в темноте, но, похоже, его это не волновало. Вот почему я подумал, что ты и он… или она, я имею в виду…

— Достаточно, — прохрипел я. — Замолчи.

Личинка захлопнул рот чуть ли не со щелчком, а я какое-то время стоял и размышлял, продолжая вертеть в руках венок из дуба и липы. Наконец я заговорил снова, и мне не было дела до того, что Личинка мог подумать, услышав мои слова:

— Ты не ошибся. Это правда. Я действительно вступил в молчаливый сговор, став соучастником злобного деяния, которое совершила эта мерзавка, этот мерзавец. Мы с Тором две стороны одной монеты, и эта монета сделана из грязного металла. Ее нужно расплавить, очистить и отчеканить снова. Для того чтобы это сделать, я должен первым искупить вину. Я начну с того, что сохраню тебе жизнь, Личинка. Я даже впредь стану почтительно звать тебя Магхибом. Готовься к отъезду. Мы покидаем это место. Дальше мы поедем вдвоем. Оседлай двух наших лошадей и погрузи все вьюки на третью.

Я отбросил венок, чтобы он мне не мешал, вытащил свой меч и направился обратно через двор к hospitium. Зайдя в столовую, я огляделся. Тора там больше не было. Я бросился по лестнице наверх в нашу комнату и обнаружил, что дверь распахнута настежь. Тор явно заходил сюда и, очевидно, поспешил покинуть ее, потому что все наши вещи были раскиданы в страшном беспорядке. Быстро все переворошив, я обнаружил, что он оделся в наряд Геновефы и забрал с собой только женские вещи и украшения, ничего не взяв из вещей Тора, кроме меча. Я обнаружил также, что он украл и одну мою вещь — витой бронзовый нагрудник, который покорил его еще тогда, когда он увидел его впервые.

Я услышал, что снаружи раздаются крики, и подошел к окну. Во дворе hospitium мельтешили владелец, несколько его слуг и конюхов, хозяин кричал кому-то, чтобы привели целителя — скловены так называют medicus[41]. Я снова побежал в конюшню, где обнаружил Магхиба, распростертого на спине на соломе между двумя оседланными лошадьми. Из его груди торчала рукоятка ножа, который я тут же узнал. Но на этот раз Геновефа, видимо, слишком торопилась — и рука ее дрогнула. Магхиб был все еще жив, в сознании и, хотя слоняющиеся поблизости помощники пытались заставить его молчать, армянин мог говорить, по крайней мере, с трудом выдавил сквозь пузырившуюся на губах кровь несколько слов:

— Пытался остановить ее… fráujin вонзила в меня… взяла лошадь… поехала на восток… на восток…

Я кивнул, догадавшись, почему он дважды повторил это слово.

— Да, — сказал я. — Она слышала истории об этих ужасных viragines. И поняла, что у нее с ними много общего. Так вот, значит, куда она собирается.

Я не мог поверить, что столь изнеженное создание, как Геновефа, добровольно согласится разделить ту суровую жизнь, которую ведет в лесах кочевое племя. Вряд ли она останется там навсегда. Похоже, она просто собиралась на какое-то время скрыться среди viragines, чтобы таким образом спасти свою шкуру.

Я сказал:

— Твоя рана не кажется смертельной, Магхиб, а вот и целитель. Позволь ему обработать рану и вылечить тебя. Когда силы вернутся к тебе, продолжишь путешествие к Янтарному берегу. Тебе надо только добраться до реки Бук и затем двигаться по ее течению. Я присоединюсь к тебе после того, как сведу счеты с мерзким предателем.

Я оставил Магхиба на попечение целителя и отправился к владельцу hospitium, где вручил ему немалую сумму денег на содержание больного и уход за ним. После этого навьючил Велокса, вскочил на него и поехал на восток, по направлению к Сарматии, на поиски женщин, которых надо опасаться.

9

Довольно обширная и не имеющая четко очерченных границ область под названием Сарматия тянется далеко на запад чуть ли не до самой Азии, а она настолько огромна, что ее точные размеры неизвестны даже тем, кто описывает местности. Но вряд ли мне придется долго путешествовать в поисках Геновефы. Если она на самом деле сбежала, чтобы укрыться среди амазонок — или baga-qinons, или viramne, или pozorzheni, или как там они сами себя называли, — тогда я выясню, где живут эти женщины. Наверняка это не слишком далеко от Львива, поскольку каждый год от них туда приезжают посланцы на ярмарку. Я полагал, что отыщу их даже быстрее Геновефы, потому что я знал кое-что, чего, похоже, не знала она. Мне сказали, что амазонки торгуют шкурками выдр и речным жемчугом, а это означало, что они живут поблизости от чистой проточной воды.

Целых два дня после того, как я покинул Львив, вдоль дороги тянулись небольшие деревеньки, а затем я оказался посреди густых сосновых и еловых лесов. Здесь, в чаще, я перестал быть Торном: снял мужскую одежду, спрятал оружие и надел на себя наряд Веледы. Таким образом, я мог приблизиться к амазонкам, не рискуя оказаться убитым на месте. Я даже постарался выглядеть в женском обличье как можно соблазнительнее, потому что узнал еще кое-что об амазонках, чего могла и не знать Геновефа. Сверху я не стал надевать ни туники, ни блузы, только strophion, чтобы сделать грудь выше и полнее. Так я и ехал, обнаженный по пояс, от души радуясь тому, что была еще ранняя осень: погода стояла теплая, и я чувствовал себя довольно уютно.