Восьмой зверь - Владимир Ильин

Особый интерес вызвал кинжал — его я не стал с собой брать, оттого просто нарисовал по памяти узоры на рукояти и лезвии.

— Вилли? — обратился Томас к своему человеку, до того стоявшему рядом со столом.

Тот молча кивнул, закрыв глаза. Подтекст вопроса и ответа явно существовал, но в нас его посвящать не собирались.

— Так, с этим мы разберемся, — выдохнул Баргозо. — Кинжал занесешь позже.

— Повезло тебе, парень. — Виктор постучал пальцем по эскизу клинка. — Очень редкая и дрянная вещица, за одно только хранение полагается колесование. Только магия академии тебя и спасла.

Помолчали, думая каждый о своем. Кинжал отдавать хотя и жалко, все-таки трофей, но и таскать с собой смертный приговор никакой радости. Так что все к лучшему.

— Я пошел?

— Иди, — кивнул Томас.

— Всего доброго, — коротко поклонился старикам и с явным облегчением тронулся на выход.

Стоя на пороге, демонстративно хлопнул себя по лбу, словно что-то забыл.

— Ник? — обратил внимание на мое замешательство Томас. — Еще что-нибудь?

— Да. С внуками-то что решили? Мне работать в этом направлении?

И, недослушав ответа — впрочем, там скорее ревели раненым бизоном, а не отвечали, — в отличном настроении выскользнул из здания.

Порою самые обыденные вещи могут вызывать совершенно разные эмоции у людей. Казалось бы, что может быть привычней для жителя города на реке спокойной водной глади поздним вечером. Особенно когда речная гладь еще не приобрела золотистого оттенка от заходящего солнца, не отражает лунной дорожки, а вовсе даже тускло смотрится, отражая хмурое вечернее небо над собой.

В небольшой компании из пяти человек, разместившейся на заброшенном причале чуть ниже порта, было свое мнение на этот счет. На деревянном дощатом помосте, нависавшем над водой, с довольно философским видом смотрел на реку господин в возрасте, разместившись в достаточно простеньком кресле и укрывшись пледом. В паре метров от него сидел другой человек, рассматривающий спокойную гладь с несдерживаемым ужасом, то и дело прорывавшимся несвязным бурчанием и криком, — рот его был заткнут кляпом, руки связаны спереди, а ноги пребывали в деревянной кадке с цементом. Позади них стояли три господина, также весьма различно относившихся к обстановке, — если один из них внимательно оглядывал берега, а второй то и дело проверял раствор в кадке на прочность, то третьего откровенно трясло, как бы он ни пытался скрыть своего волнения.

— Вот скажи мне, Вельти, чего тебе спокойно не жилось? — Старик спросил своего соседа, дождался невнятного мычания и продолжил: — Говоришь, ни в чем не виноват? И даже деньги воровал умеренно?

Скованный господин энергично закивал.

— Травкой в заведении не торговал? Своим людям не устраивал выигрышных серий за счет заведения? — задумчиво продолжил старик и будто прислушался к очередному яростному мычанию. — Образец добродетели, не иначе, так и хочется простить, — вздохнул он, посмотрел на другой берег и куда тише произнес: — Но кто тебе, идиоту, внушил, что можно поднимать руку на мою семью невозбранно? Кто позволил натравлять моих же людей, с моим оружием, на моего сына?

Человек в кресле с пледом не дождался никакой реакции и с интересом взглянул на затихшего подчиненного — тот просто молча смотрел на него взглядом, полным понимания, ужаса и тоски.

— Тони?

— Застыло, господин Баргозо, — ответил один из крепышей.

— Предоставим новому управляющему казино с честью проводить старого на заслуженный покой, — с мрачной торжественностью произнес старик, поднимаясь со своего кресла.

Тот самый третий, до того дрожавший, немного нелепо тыкнул себя пальцем, словно уточняя — ему ли это сказали.

— Да-да, не стесняйтесь, — повел рукой Баргозо.

Парень неуклюже подошел к обреченному со спины, навалился на спинку его кресла и опрокинул вперед. Жертва, удерживаемая тяжелой кадкой, рухнула с громким стоном и замерла на самом краю помоста.

— Что же ты так неловко, Ричард? Давай еще раз.

Еле-еле, кое-как, уже откровенно сотрясаясь от происходящего, новый управляющий перевалил кадку, а затем и тело под воду, причем дважды чуть не упал сам, кабы его не подстраховали люди из охраны.

— Вот и отлично. Надеюсь, с вами мы проработаем долго и плодотворно. Иначе сами понимаете, — старик кивнул на круги в водной глади, — вас тоже придется заменить на более ответственного работника.

— Д-да, г-господ-дин, — низко поклонился парень.

— Поехали. Вилли, заводи машину. Тони, отвезешь Ричарда в казино, представишь персоналу и все покажешь.

— Да, господин, — куда спокойнее кивнул Тони.

Они поднялись вверх по дощатой дорожке, прогулялись по лесу до оставленных паромобилей и довольно буднично направились обратно в город.

— Господин, а не слишком? — рискнул спросить Вилли, после того как машина выехала на оживленную трассу.

— Нормально. На год хватит.

— На год? Думаете, он так быстро забудет этот вечер?

— Максимум на два, да и то подворовывать начнет еще раньше. Беда с этими умными парнями — считают остальных слепыми идиотами. Диплом колледжа есть, а чувства меры — ни на грам.

— Так поставили бы меня, — легонько намекнул Вилли и смущенно замолчал.

— Обижаешься, что серьезного дела не доверяю? — расхохотался Томас. — Вилли, ты отличный и надежный специалист, зачем тебе становиться плохим администратором? Мертвым администратором?

Вилли хотел было возразить что-то на первую часть фразы, поперхнулся окончанием и кивнул, посмотрев в зеркало заднего вида.

— Я понял, господин. Прошу простить.

— Все бы так понимали, — проворчал Баргозо. — У воды холодно, а я уже не в том возрасте, чтобы морозить кости.

Глава 13

Все-таки алчность — это порок из пороков. Подобная мысль настигла меня в первой половине третьего часа ночи, в довольно хмуром настроении от исколотых иголкой пальцев. Разумеется, травмы заживали почти мгновенно, но боль-то никуда не девалась. Весь мой опыт по шитью ограничивался довольно грубыми стежками заплат на одежде — не станешь же бежать с порванными носками и прочей мелочью к Марте. Для вышивки точных узоров навыков совершенно недоставало — иголка норовила ткнуть в мягкую подушечку пальцев и залезть под ноготь, лампа не давала должного освещения, отчего уже через час в глазах рябило от напряжения. Самым логичным решением было растолкать соседок и озадачить шитьем, но то чувство, которое я вежливо называю бережливостью, было категорически против. Правда, даже оно сдалось ближе к четвертому часу ночи. Как бы ни хотелось сберечь тайны закрытой комнаты, но какими-то из них явно придется делиться. Попытка обмануть, выдать за декоративные узоры довольно своеобразную вышивку не представлялась возможной, потому как она была технологичной, шла резкими угловатыми росчерками и совсем не походила на украшение.