Сборник "Русские идут!" - Юрий Никитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что угодно? – спросил я сухо.
Сел у окна, потому что этот мерзавец сидел на моем любимом стуле. Тот, который назвался Ивановым, да еще с ударением на втором слоге, сел в проходе, руки были по-прежнему в карманах. Я насмешливо улыбался. Оба профессионалы, из бывших борцов или боксеров, каждый совладает с десятком таких, как я, да еще и запугает!
Васильев сказал проникновенно:
– Как вы догадываетесь, здоровые силы страны не оставляют вас своим вниманием.
У него в самом деле был здоровый вид, только здоровье мы понимали по-разному. На широком, как сковорода, лице не видно не было ни одной мысли, ведь в здоровом теле – здоровый дух, но все знают, что на самом деле – одно из двух. Даже лоб закроешь одним мизинцем младенца, а близко посаженные глаза выбьешь одним пальцем. Как такой стреляет, надо же бинокулярное зрение?
– Я слушаю, слушаю, – сказал я. – Вы вломились, чтобы что-то потребовать. Или напугать. Так говорите, пугайте. Или мне можно позвонить?
– Куда? – поинтересовался Васильев.
– В милицию, конечно.
Васильев улыбнулся такой наивности. Мол, что такая мелочь, как милиция, когда мы из таких сфер, откуда даже на ФСБ плюем с высокого дерева, гадим с заоблачного насеста.
– Рановато, – сказал он мягко.
– А что, потом можно?
– Когда уйдем, – ответил он и по моим глазам понял, что допустил промашку. Теперь знаю, что намеревались оставить меня в живых. Это не значит, что оставят в самом деле, но такое намерение было. – Если, конечно, придем к соглашению...
– Сомневаюсь, – ответил я холодно.
– Почему?
– Я не буду иметь дело с людьми, которые вот так заходят в мою квартиру.
Он развел руками:
– Уж простите великодушно, мы в самом деле поступили не совсем вежливо.
– Не совсем!
– Но, согласитесь, у нас выбора не было. Поговорить с вами необходимо, а иначе к вам ни на какой козе не подъедешь.
Я бросил с той же холодностью, сам удивляясь внезапному спокойствию:
– На этой – тоже.
– Как знать. Вы, такой противник тоталитарного режима, как решились сотрудничать с таким человеком?
Я усмехнулся:
– Можно подумать, что вы – демократы.
– Демократы, – подтвердил он. – Куда большие, чем Кречет. Но и у демократов должны быть силовые службы, секретные службы, и так далее. Иначе, сомневаюсь, чтобы демократические системы Запада продержались хотя бы сутки! И как демократы, мы хотим больше знать о тайном кабинете Кречета. Вы сами, Виктор Александрович, отказались от более легкой возможности сотрудничать с нами...
Краем глаза я уловил усмешку на квадратном лице второго. Правда, кисловатую. Возможно, он лично долго и старательно ставил видеокамеры, предвкушая километры жуткой порнухи.
– Вы ошиблись, ребята, – сказал я сдержанно. – Я из старого вымирающего мира. Меня не купить, не запугать. Не потому, что я такой уж герой, а так воспитан...
– Комсомолом? – переспросил иронически.
– Временем, – ответил я холодно. – Вам не понять, сосунки. Это ваше «Не будь героем!», не для меня. Я могу подойти и дать любому из вас по роже. И плевать, что застрелите или покалечите. Останавливает меня лишь то, что я... просто не могу подойти и ударить просто так. Сдачу – другое дело. Не могу ударить даже мерзавцев, которые вторглись в мою квартиру и начинают издеваться. Но это будет скоро...
Улыбка исчезла с лица Васильева. Я видел, как посерьезнел и Иванов. Васильев примиряюще вскинул руки:
– В наши намерения не входит ссориться с вами, Виктор Александрович. Мы не гангстеры, не рэкетиры. Все, что мы хотим, сотрудничества...
– Вы два мерзавца, – сказал я. – После того, как я понял, что вы такое и откуда, я просто сейчас вызову милицию.
Я сделал движение к телефону. Иванов тут же опустил руку на трубку, а в руке Васильева неуловимо быстро возник пистолет. Большой, явно тяжелый, с удлиненным рылом. Черное дуло смотрело мне в лицо.
– Я этого делать не советую, – сказал он. Лицо его искривилось, я с холодком понял, что все же выстрелит. Им нужно было мое сотрудничество, но если ни шантаж, ни прямая угроза не помогают, то, чтобы скрыть свой приход, им придется меня убить.
– Стреляйте, – сказал я. – Вы – двое мерзавцев.
Васильев пристально смотрел мне в лицо.
– Я вижу, – заметил он, – вы не пугливы.
– А чего пугаться? – ответил я мирно. – Я большую часть жизни прожил. Годом раньше, годом позже... Все мы умрем. И вы умрете, несмотря на молодость. И дети ваши умрут. Как и внуки. И нефть истощится, и Солнце погаснет, и Вселенная свернется так же просто, как и взорвалась. Так что, зная это, какая разница, что у вас в руках: пистолет или конфетка!
Он смотрел пытливо, старался прочувствовать то, что сказал я, чтобы понять и настроиться на ту же волну разговора, и тут лицо начало бледнеть. Напарник смотрел на него с удивлением. А этот мотнул головой, сказал внезапно охрипшим голосом:
– Да, если с позиций вечности...
– С этих, – согласился я.
– Тогда ваше бесстрашие понятно. Оно есть равнодушие. Но при таком равнодушии... не все ли равно вам, кто победит в нашей мелкой микробной борьбе на крохотном глиняном шарике, что несется через бездны космоса?
Пистолет чуть опустился, но все равно следил за каждым моим движением. Глупо, они и без пистолетов могли справиться со мной, не отрывая глаз от телевизора.
– Почти, – ответил я брезгливо. – Но вы меня задели, а это мне неприятно. Потому и ваши доводы я отвергаю заранее. Если пришли стрелять, стреляйте. Я вас запомнил, ребята. А у Кречета руки длинные.
Оба чувствовали себя неуютно. Даже если я упаду с простреленной головой, то дело на этом не кончится. У Кречета в самом деле руки длинные. Он расценит как оскорбление, что убили его советника. И в любом случае воспримет как вызов. Всю страну, если надо, и Австралию перевернет, но их отыщет. Но самое главное, они должны были добиться моего согласия сотрудничать...
– Виктор Александрович, – сказал Васильев почти умоляюще. – Да, я выстрелю, вы это знаете. И я это знаю. Но, как патриоты, мы не хотели бы терять такого выдающегося ученого, как вы!
Я внимательно всмотрелся в его лицо:
– Вы, случаем, не сын Веры Павловны?
– Нет, – ответил он с недоумением и вместе с тем настороженно.
– Гм, – протянул я разочарованно, – теперь я вижу, что вы в самом деле не ее сын...
Он смутно ощутил что я его только что обозвал очень культурно и замысловато, не то сукиным сыном, не то похуже, но для меня важнее было определить его ай-кью.
Васильев сказал мягко:
– Виктор Александрович, вы уж простите, что пришлось вот так... Поверьте, мы компенсируем эти маленькие неудобства и волнения самым... скажем так, надлежащим образом. Просто вы не откликнулись на попытки завязать с нами контакты, нам пришлось действовать более настойчиво.
Я с трудом наклонился, чтобы поправить шнурки, тяжело дышал. Когда я разогнулся, лицо мое устрашающе побагровело, а если учесть, что я к тому же изо всех сил задерживал дыхание и напрягал мышцы, вид у меня был таков, словно вот-вот хватит удар, и я скончаюсь прямо на месте.
Он посмотрел на меня с беспокойством:
– Вам ничего не нужно? Я принимаю валокордин, но на всякий случай ношу и чуть покрепче... Нет? Но только кивните, если понадобится. Так вот, Виктор Александрович, я представляю группу демократов, очень обеспокоенных за судьбу страны.
Он выждал, ожидая реакции. Я пожал плечами:
– Я должен ахнуть? Но сейчас любой грузчик или проститутка обсуждают как остановить НАТО, выплатить валютный долг, вернуть сверхдержаву. Нередко лучше депутатов.
Он слегка улыбнулся:
– Верно, верно. Но я должен был представиться? Как вы догадываетесь, мы ищем подходы не только к вам. Кречет уже закольцован нашими людьми. Глава государства – особый случай. Кречет к вам прислушивается особенно... Наши эксперты спешно прочли ваши труды, у них волосы встали дыбом. Вы в своих футурологических изысканиях зашли так далеко...
– Правда?
– Виктор Александрович, ваши работы опасны. Опасны тем что выглядят убедительно. Как выглядело убедительным сотни лет построение коммунизма... до тех пор, пока наконец не попытались его построить. К несчастью, это случилось в России. Я патриот, Виктор Александрович, и тоже предпочел бы, чтобы его попытались построить в США! Тогда бы это они сейчас лизали нам ноги, а в своих валютных киосках меняли деревянные доллары на рубль десять тысяч к одному. Ваши книги не переведены на английский?