Досье на Крошку Че - Дарья Донцова

Старуха слегка успокаивается: часть проблемы решена. А Катя, из-за которой началась вся эта кутерьма, спрятана в надежном месте, в загородной школе тюремного типа, девочку оттуда не выпустят. Как усыпить бдительность внучки и вновь вернуть себе ее любовь и доверие, бабушка придумает позднее…

— Постой! Катя в Швейцарии! — заорала я.

— Нет, в России, более того — в Подмосковье, — пояснил полковник. — Теперь и у нас тоже имеются заведения для детей, которых надо лишить общения с миром.

— Но мне сказали: девочка в Женеве…

— Кто сообщил информацию?

— Лидия Константиновна, — протянула я.

Александр Михайлович хихикнул:

— И ты поверила? Молодец!

Я сама себе изумилась. Действительно, почему не усомнилась в словах Тришкиной-старшей?

Полковник заговорил снова:

— Итак, Катя в надежном укрытии. Теперь, решила Лидия, надо срочно ехать в дом, подаренный Нине, и, разобрав его по кирпичикам, найти кассету.

Не успевает Тришкина тронуться в путь, как ей звонит Сима, живо понявшая, кто, прикинувшись ею, отравил Димона. Старухе в который раз приходится на ходу принимать решение.

Она вновь идет по проторенной дорожке, встречается с Полуниной на платформе и пытается, как Нину, спихнуть актрису под поезд. Но Сима настороже, шестым чувством она ощущает опасность и шарахается в сторону — Лидия случайно толкает в спину незнакомого парня, тот падает под колеса.

— Сима жива!

— Да, мы ее ищем. Полунина с перепугу удрала из Москвы, сейчас почти установили, куда именно. Вероятнее всего, она в Новосибирске, у подруги, — пояснил Дегтярев. — Есть еще вопросы?

— Почему Димон рассказал мне семейные тайны Тришкиных? Молчал, молчал столько лет — и вдруг развязал язык? — воскликнула я.

Александр Михайлович сложил руки на коленях.

— Ну, его мы об этом спросить не сумеем.

— Ясное дело! — рассердилась я. — Ты мне скажи свое видение проблемы.

Полковник покосился на часы.

— Случаются на свете люди, которых при рождении ангел целует в лоб.

— Очень романтично!

— Ты не смейся, — вздохнул Александр Михайлович. — Иногда гены выстраиваются самым причудливым образом, и тогда в простой деревне у самой обычной крестьянки рождается Сергей Есенин. Отчего такое получается, науке неизвестно, зато очень хорошо ясно иное: к любому дару должно прилагаться трудолюбие, иначе пшик выйдет. Кстати, очень часто упорный труд делает из человека почти гения.

Вадим явно имел склонность к писательству. Ему следовало сесть за стол и не вставать из-за него. Но, увы, быть прозаиком — это в первую очередь уметь себя организовать. Над литератором нет начальника с кнутом в руке, рабочий день можно строить по собственному разумению. К сожалению, многие одаренные люди элементарно ленивы. Карякин из их числа. У него очень хорошо получалось говорить о планах. Вадим уверял: он обязательно когда-нибудь создаст великую книгу, эпическое произведение. Но вместо того чтобы начинать процесс сотворения, Димон просиживал дни в буфете Дома литераторов среди подобных ему личностей. В подвальном помещении ведутся разговоры о величии литературы и клубится зависть к тем, кто, не особо болтая, выпускает романы. Карякин без конца врал окружающим, рассказывал о том, что его пьесу, пока не написанную, ждут в сотне театров, охотно говорил о других творческих планах. Кстати, он не раз выкладывал «коллегам» по буфету историю Тришкиных, сообщал, что это и есть сюжет его почти написанного романа.

Но Лидию Константиновну и Гарика в мире окололитературных болтунов никто не знает, да и Димона давно перестали воспринимать всерьез, поэтому «прозаики» просто пропускали треп Карякина мимо ушей. В буфет Дома литераторов приходят не для того, чтобы слушать других, а для того, чтобы говорить самому.

И еще одно. У Вадима была хорошая фантазия и умение складно рассказывать. Когда к нему пришел «продюсер», Карякина, как всегда, понесло. Он ведь искренне считал себя гением, полагал, что стоит ему лишь сесть за стол, и сценарий или роман мигом напишутся. К тому же «продюсер» обещал аванс. Ясное дело, Димон начал выкладывать историю Тришкиных, слегка подкорректировав ее, про себя правды он не сообщил. Помнишь, я говорил тебе, что Карякина сгубила склонность к вранью?

Я кивнула.

— Когда к Вадиму пришла Лидия Константиновна, — продолжил Александр Михайлович, — она спросила прямо: «Говорят, ты написал сценарий к многосерийной картине?» Димону следовало ответить честно: «Нет». Но его, как обычно, понесло. Все долго пьющие люди теряют умение соображать, Карякин не исключение, он начинает рассказывать Тришкиной.., про Майю, Юлю…

— Идиот! — невольно вырвался у меня возглас.

— Верно, — кивнул полковник. — Он исполнил всегдашнюю свою роль великого литератора, который почти завершил эпическое полотно, на примере одной семьи показав эпоху, создал этакую новую «Войну и мир». Или «Сагу о Форсайтах». Окончательно заврался, забыл, кто перед ним. Думаю, дальше разъяснять нечего.

— Что будет с Лидией и Игорем? — спросила я. Александр Михайлович замялся:

— Ну…

— Говори! — велела я. — Что еще сумела придумать Тришкина? Надеюсь, ее посадят за решетку?

— Нет, — ответил полковник.

— Но почему? — возмутилась я. — Убийство Майи…

— Первая жена Игоря погибла вследствие случайности.

— Муж ее толкнул, а потом заметал следы! Менял сапоги на тапки! Использовал в качестве алиби Полунину!

— Дашута, — вдруг очень ласково заговорил Дегтярев, — тут без шансов что-либо доказать.

— А история с Ниной? Ведь Каргополь столкнула под поезд Тришкина-старшая!

— Снова нет доказательств.

— Но ты же сам сказал: Лидия Константиновна призналась.

— Да, — кивнул полковник, — она дала показания: чтобы избавиться от наркоманки Юли, перерезала страховочную веревку, Нину толкнула, покушалась на жизнь Симы, отравила Карякина… Игорь тут ни при чем.

— Ее арестовали?

— Нет.

— Почему?

— Тришкина умерла.

Я вскочила с кровати.

— Как?

Дегтярев развел руками.

— Я решил побеседовать со старухой. И твое SMS-сообщение со словами «Меня хочет убить Лидия Тришкина» было неплохим поводом для беседы.

— Ну ничего себе! Вы нашли меня в яме, в которой она меня оставила!

— Верно. Поэтому прямо поздно ночью, в нарушение всех законов, я пошел к Лидии Константиновне. Она имела полное право не впустить меня — ночь, никаких санкций нет… Но старуха открыла дверь, глянула на документ и очень спокойно сказала:

«Входите, давно вас жду. Сколько ни зарывай беду, прорастет буйным цветом. Что ж, пора сказать: финита ля комедиа».

Я не ожидал такого. Она призналась во всем, сказала, что очень устала бояться, а потом, сообщив: «Мне надо принять лекарство», — ушла.

Я подождал, она не возвращалась. Тогда я пошел в глубь дома и увидел Лидию Константиновну на полу, уже мертвой. Рядом лежал пустой пузырек.

— Отравилась! — прошептала я. — Выпила яд! Она очень хорошо знала, что в связи со смертью основного, так сказать, действующего лица дело открывать не станут!

Дегтярев кивнул.

— Как ты мог? — налетела я на полковника. — Отпустил убийцу за лекарством… С ума сойти!

— Не словил мышей, — очень тихо произнес Александр Михайлович.

Что-то в его голосе насторожило меня, но тут дверь в комнату распахнулась, и влетела Машка.

— Муся, — заорала она, — ты можешь спуститься вниз? Я раздобыла для Милиции Крошку.

— Господи! — всплеснула я руками. — Милиция! Совсем забыла про нее… Как вы объяснили гостье мою болезнь?

— Очень просто, — захлопала глазами Маруська. — Сказали: «Мама сильно простудилась». Зачем выдумывать невесть что?

Я вздохнула. Действительно, чем проще вранье, тем оно убедительней.

— Милиция сегодня уезжает, — тарахтела Маня, — вечером. Вот, смотри!

— Куда? — хором спросили мы с полковником.

Маруська рассмеялась и убежала. Не успел Александр Михайлович кашлянуть, как девочка принеслась назад, держа в руках клетку.

— Это кто? — ошарашенно спросила я, разглядывая непонятное существо размером с индюка.

Маруська пожала плечами.

— Трудно сказать. Но похож на Крошку.

— Слегка, — согласилась я. — Цвет вроде тот, но хозяйку не проведешь, свою любимую птичку Милиция ни с кем не спутает.

— Надо хоть попробовать, — решительно заявила Машка. — Бетти подменила бабушке очки, Милиция в них теперь не слишком хорошо видит.

— Безобразие, немедленно верните старухе окуляры! — возмутилась я.

— Муся, погоди! — замахала руками Маня. — Мы придумали гениальный план. Сейчас отдаем Милиции клетку с фальшивым Крошкой. Старуха надевает очки, перед глазами у нее все расплывается, а мы с Денькой говорим, что попугай слишком перенервничал от визита к нам, вот и изменился слегка.