Разрушение Дрездена. Самая крупномасштабная бомбардировка Второй мировой войны. 1944-1945 - Дэвид Ирвинг

Один любопытный аспект загадки послания штаба Верховного командования остается неразрешенным: когда циркулировало донесение Ассошиэйтед Пресс и в Лондоне появились возражения на его публикацию, первой реакцией штаба Верховного командования было то, что его нельзя отозвать, поскольку оно представляет официальную политику штаба Верховного командования экспедиционных ВВС. На это замечание, подкрепленное обещанием предоставить документальные свидетельства, сам сэр Арчибальд Синклер почувствовал себя обязанным ответить: донесение, конечно, не соответствовало действительности, и мистер Стоукс мог бы получить сведения от него.

Так завершились последние послевоенные дебаты относительно политики командования бомбардировочной авиации; британское правительство смогло уберечь свой секрет с того дня, как первый авианалет на территорию был совершен в отношении Маннхейма 16 декабря 1940 года, вплоть до самого конца войны.

Такая же буря разразилась вокруг Дрездена и рейдов на Берлин в Вашингтоне. Это были не яростные парламентские дебаты, характерные для Лондона, а более сдержанный обмен письмами между политическими и военными лидерами. 6 марта генерал Г.С. Маршалл получил указания ответить на запрос американского секретаря по военным вопросам Генри Стимпсона, извещая его о «важности Дрездена в качестве транспортного узла», а также о характере «просьбы» русских по его нейтрализации. Нет записей о том, был ли ответ Маршалла убедительным или удовлетворительным. На основании послевоенных исследований американский историк военно– воздушных сил Джозеф У. Эйнджел-младший предположил, что Дрезден несомненно был важным военным объектом. Хотя никаких документальных свидетельств не было представлено в качестве доказательства существования какой-либо просьбы советской стороны конкретно в отношении Дрездена как цели для атаки. Понятное дело, что генерал Маршалл слишком преувеличил содержание оригинального меморандума советского генерала Антонова в Ялте, который особо упоминал два европейских населенных центра, но не Дрезден. В Вашингтоне разногласия утихли мирно и за закрытыми дверями.

В действительности американцы позднее самостоятельно предприняли свою крупнейшую атаку (572 самолето-вылета) сортировочных станций в Дрездене 17 апреля – рейд, о котором не упоминает официальная американская история.

Однако в Лондоне неофициальные дебаты не утихали, и, когда первые донесения стали поступать в Лондон из нейтральных источников, они, фактически, усилились. Между 22 и 24 марта одна из ведущих цюрихских газет опубликовала три статьи швейцарского очевидца налетов на Дрезден. Швейцарцы составляли солидную часть населения города. После налета этому швейцарцу удалось бежать на родину в Швейцарию и рассказать там о пережитом. Его воспоминания стали одним из первых подробных описаний последствий атаки и подтверждались из не вызывающих сомнений источников. Из его информации следовало, что в городе не было бомбоубежищ, он оказался беззащитен против ударов с воздуха и в нем не было военных объектов. Известно также, что 22 февраля представитель Международного Красного Креста посетил Дрезден, чтобы узнать о судьбе военнопленных, и в его отчете вполне могла быть и другая информация, а не только сведения о числе жертв среди пленных.

В послании штаба Верховного командования экспедиционных ВВС подразумевалось, что новая политика бомбардировочного террора была разработана неназванными «главами союзных ВВС», как явствует из слов их политических лидеров. Это предположение окажется полезным, когда в послевоенные годы наступит время призвать к ответу за развязывание войны, которую часть европейского сообщества, несомненно, захочет рассматривать в том же свете, что и злоупотребления держав оси Берлин – Рим.

Идея, заложенная в послании штаба Верховного командования экспедиционных ВВС, состояла в том, что обвиненные в жестокости бомбардировочных атак не доставят особых хлопот тогда, когда первоочередная необходимость в бомбардировщиках останется в прошлом. Официальные историки отмечали: «Премьер-министр и другие представители властей, похоже, ушли от темы [стратегии наступательных действий авиации], как будто она была им неприятна и как будто они забыли свои собственные недавние усилия, для того чтобы начать и продолжать наступательные действия».

28 марта премьер-министр подписал проект документа на предмет проведения непрерывных наступательных действий авиации против германских городов и направил его начальникам штаба: он явно находился под сильным впечатлением от донесений, поступивших в правительство, о волнах потрясений, прокатившихся по цивилизованному миру по поводу атак восточногерманских густонаселенных городов.

«Мне кажется, – писал он, – что наступил момент, когда вопрос о бомбардировке германских городов просто ради развязывания террора, хотя и под другим предлогом, должен быть пересмотрен. В противном случае мы придем к тому, что будем контролировать полностью разрушенную страну. Мы, например, не сможем взять из Германии строительный материал для собственных нужд, потому что некоторые временные запасы придется сделать для самих немцев. Разрушение Дрездена продолжает оставлять большое сомнение в необходимости проведения союзниками бомбардировок. Я придерживаюсь того мнения, что военные цели должны впредь изучаться более серьезно скорее в наших собственных интересах, чем в интересах противника.

Министр иностранных дел разговаривал со мной на эту тему, и я считаю, что необходимо более целенаправленно сосредоточиться на военных объектах, таких как нефтяные заводы и средства коммуникаций непосредственно за зоной боевых действий, а не просто на акциях террора и беспорядочном разрушении, пусть и впечатляющих».

Это был, конечно, примечательный документ. Две возможные его интерпретации дали в то время тем, кто был знаком с его содержанием. Либо документ был наспех написан среди накала и сумятицы великих событий и тогда, когда премьер-министр, испытывая в отношении себя давление, просто записал то, что стало уроком после дрезденских событий, либо он мог быть истолкован как тщательно сформулированная попытка возложения ответственности за Дрезден на последующие поколения; или же он мог быть истолкован как тщательно сформулированная оценка командования бомбардировочной авиации и сэра Артура Харриса.

Каким бы ни был мотив премьер-министра для написания этого документа – и представляется более приемлемым принять первый, чем второй из обозначенных выше вариантов, – премьер-министр теперь ясно дал понять, какого он придерживается мнения. В то время как мистер Ричард Стоукс в палате общин говорил о Дрездене как о вечном «позорном пятне» британского правительства, премьер-министр выступил с упреком в адрес бомбардировочного командования.

К чести начальника штаба ВВС, он не был склонен принимать этот документ в том виде, в каком он был изложен, и премьер-министр вынужден был составить второй. Вполне могло оказаться, что премьер-министр не уловил смысл, который был вложен в первый проект документа. В течение нескольких дней высшим офицерам командования бомбардировочной авиации стало известно о существовании этого документа, хотя есть некоторые сомнения в том, был ли поставлен в известность сам сэр Артур Харрис. Сэр Роберт Сондби, в качестве представителя Харриса в Хай-Уайкомб, ежедневно разговаривал по телефону с шифровальным устройством с сэром Норманом Боттомли, и не исключено, что во время одного из таких неформальных совещаний заместитель начальника штаба ВВС рассказал Сондби о том, что представлял собой документ премьер-министра. Во всяком случае, Сондби хорошо помнит удивление и испуг, которые охватили штаб ВВС по поводу того, что, как они понимали, имел в виду премьер-министр: он был намеренно введен в заблуждение своими военными советниками. Что особенно удивило штаб ВВС, как позднее вспоминал Сондби, так это предположение о том, что командование бомбардировочной авиации вело исключительно терроризирующие наступательные операции по своей собственной инициативе, «хотя и под другим предлогом».

Официальные историки обращаются к этим «жестким словам премьер-министра, хотя и не по соображениям морали, все-таки он сам внес большой вклад в стимулирование осуществления этого [налета на Дрезден]».

«Для начальников штаба, – говорил Сондби, – это выглядело так, будто была попытка со стороны премьер– министра сделать вид, что он никогда не давал указания по этому поводу и даже не высказывался в пользу чего– либо в этом роде. Создавалось впечатление, что написанное премьер-министром отдает фальшью ввиду того, что он говорил и делал до этого. Он скорее поддался вспышкам эмоций, которые вполне уместны в разговоре, но не в письменном документе. Он может навести людей на предположение о том, что сам премьер-министр был введен в заблуждение военными советниками и уступил политике терроризирующих бомбардировок, потому что они представили ее в «военном» обличье. Однако на данном этапе премьер-министр стал смотреть на то, что будет после окончания войны».