Восьмой поверенный - Ренато Баретич

ошпаренную курицу и поддерживать медленный огонь в дровяной печи. Он узнал, как перемещать инвалида из коляски в ванну и возвращать его обратно с помощью современного больничного подъемника. Он также узнал, что инвалида лучше вытереть насухо и одеть до пояса до того, как сажать его обратно в кресло, так как иначе его придется поднимать снова. Он узнал, что Зехра не может выдержать без секса, хоть какого-нибудь, больше десяти дней. Он узнал, от Брклячича, что из резинового шланга и примерно тридцати пустых пластиковых бутылок можно сделать солнечный проточный водонагреватель. Он узнал около десятка новых третичских слов и фраз. Он узнал, с помощью Зани Смеральдича, как запускать и останавливать двигатель «Аделины» и как завязывать пять основных морских узлов. Он узнал, как вручную чистить выгребную яму и как целый день перевозить ее содержимое тачками, чтобы сбросить его с Мурицы, утеса в юго-восточной части острова. Он узнал, что самая большая фиешта на Третиче проходит 29 мая, в день Сешеви и Супольо, в день, когда отмечают окончание самого трудного периода в году и начинают ждать осеннего урожая. Он узнал, вернее, теперь уже выучил назубок, что никакому празднику нельзя радоваться заранее: за день до Сешевии умерла Кларица Квасиножич, одна из самых молодых третичанок.

Все говорили, что она умерла от тоски по детям, которые остались в Австралии. Она безумно скучала по ним все девять лет, с первого дня своего возвращения на Третич. Она написала им бесчисленное множество писем: и сыну, и дочери — а в ответ получила лишь одну открытку, когда сын со своей семьей переехал в Сидней. От тех, кто вернулся позже нее, она узнала, что у нее уже как минимум четыре внука, но никто не мог даже вспомнить их имена. Марчелло, ее муж, умер меньше чем через год после возвращения, и с тех пор Кларица жила как самое одинокое существо на свете. Постепенно ее стали избегать односельчане, которых она все больше донимала своей печалью и рассказами о ней. В последнее время она сама стала их избегать, а заодно и Муону, которая начала появляться в ее снах, стучать ей в дверь и оставлять на пороге узелки с лекарствами. Проще говоря, Кларица решила умереть. А Синише, пока они с Селимом копали могилу, в голову пришла такая идея, что ему захотелось стукнуть себя лопатой по лбу из-за того, что он не сообразил об этом раньше.

* * *

— Трецицьуоне! Сограждане, друзья… Слушайте! — прокричал он на следующий день в полдень с верхней ступени Супольо. Вся деревня еще час назад собралась на Пьоце и вполголоса, из пиетета к только вчера похороненной покойнице, праздновала Сешевию тише, чем когда-либо. Все было на месте: и корзины, и столы с дарами прошлогоднего урожая — от плодов рожкового дерева, миндаля и оливкового масла до вина, ракии, хлеба и пирогов, но не было громких комментариев и веселых похвальных или, наоборот, глумливых песенок.

— Вчера… — продолжал Синиша, когда большая часть присутствующих повернулась к нему. — Вчера, когда мы хоронили нашу Кларицу, мы все знали, от чего она умерла. Мы знали это вчера, и знаем это сейчас: Кларица Квасиножич умерла от тоски, жалея о том, что она не может быть со своими детьми, их с Марчелло потомками, с теми единственными, кто у нее остался на свете. Она писала им, но они не отвечали. Молодежь бывает нечувствительной, я знаю это по себе. А потому я спрашиваю вас: разве была бы Кларица настолько несчастна все эти годы, умерла бы она или же веселилась бы сегодня со всеми нами, разве были бы ее дети настолько не заинтересованы в общении с ней, если бы у них была возможность хоть иногда сказать друг другу несколько слов? Разве случилось бы все это, сложись обстоятельства немного иначе? Те из вас, кто помоложе, кто вернулся относительно недавно — те, разумеется, знают, что сегодня существуют так называемые мобильные телефоны, в Австралии их, вероятно, называют сейла фоунз или как-то так… В конце концов, у многих из вас, если не у большинства, есть телевизоры, и вы каждый день видите рекламу этих телефонов. Это, собственно, телефоны, которые вы носите с собой, в кармане, и можете разговаривать по ним, откуда пожелаете и с кем пожелаете. Но здесь, на Третиче, они совершенно бесполезны. Вот посмотрите, это мой мобильный телефон. Я привез его с собой прошлой осенью, чтобы общаться со своими начальниками, сообщать им о том, что я делаю и как продвигается работа…

Толпа загудела.

— Хорошо, о’кей, этому вы, может быть, и не обрадовались бы, по крайней мере в первое время. Но я не мог позвонить вообще никому: ни в Загреб, ни куда-либо еще — потому что Третич слишком далеко от ближайшей сотовой вышки и здесь элементарно отсутствует сигнал. На Вториче он есть, и на полпути от него к вам он все еще есть, но на Третиче — нет. Вторицьуоне муожеду говуорить с кем хуоцят и куогда хуоцят, а от трецицьуоне — не. Тутай нету сигноала.

— А зоац його нету? — спросил кто-то, как будто они с Синишей договорились об этом заранее.

— Потому что ближайшая сотовая вышка слишком далеко. Потому что она на Вториче. Но я уверен, что ее могут привезти и на наш Третич, без проблем, если мы проведем эти несчастные выборы и изберем местную власть. Подождите, послушайте меня еще немного… Спасибо, Барт… Так вот, насколько я знаю, по закону сотовую вышку, ну, антенну, можно установить где-либо только с согласия законно избранной местной администрации. Другими словами, вышки на Третиче нет, вероятно, потому, что община Первич-Вторич не дала на это свое согласие, либо из-за того, что ни одна из двух фирм, которые занимаются в Хорватии мобильной телефонией, даже не подавала запрос на установку антенны на Третиче. И то и другое мы легко можем поменять в вашу пользу. Так что выборы зависят от вас. Вспомните нашу покойную Кларицу и ее печаль и решайте сами: вы продолжаете жить так же, как жили до сих пор, или вы хотите жить так же, как жили до сих пор, но с той разницей, что в любое время дня или ночи вы сможете позвонить своим родным в Австралию. Если вам больше нравится второе, все, что вам нужно сделать — составить два списка, в которых будет минимум по три кандидата, найти одну картонную коробку и провести выборы. Все остальное я беру на себя. Я