Владигор и Звезда Перуна - Сергей Махотин

Владигор постарался отогнать унылые мысли, которые еще никогда и никому не приносили пользы. То, что положение его бедственное, и так ясно. С другой стороны, он жив, его не стали убивать сразу. Это единственное, что обнадеживало, но и это уже немало.

Боль в затылке немного отпустила. Владигор попытался устроиться поудобней и вдруг обнаружил, что он не один на дне ямы. Три пары испуганных глаз наблюдали за ним.

Два пленника, совершенно голые, сидели прижавшись друг к другу, будто замерзли и пытаются согреться. Третий стоял чуть поодаль, на нем висел изношенный рваный халат. Все трое были невероятно худы, на лицах синели кровоподтеки. Очевидно, те, кто бросил их в яму, сочли их вину достаточной, чтобы с ними не церемониться. Что ожидает этих несчастных? Пытки, казнь?.. В сердце Владигора шевельнулось нечто вроде жалости. О том, что его собственная участь ничуть не лучше, он не хотел думать.

Сверху послышались шаги, несколько мелких камушков упало в яму. Стражник, лицо которого Владигор не рассмотрел из-за яркого солнца, постучал по решетке тупым концом копья, прокричал какую-то угрозу на непонятном каркающем языке и громко захохотал. Когда он удалился, один из голых пленников начал тихонько выть, дергая себя за волосы. Второй отодвинулся от него, как от прокаженного.

— Что он сказал? — хрипло спросил Владигор, вставая на ноги. Язык с трудом ворочался в пересохший гортани. Он закашлялся.

Воющий человек замолчал, но вместо ответа вдруг бросился на своего товарища и вцепился ему в горло. Тот вывернулся. Оба упали в грязь, барахтаясь и молотя друг друга кулаками. Они выкрикивали что-то обидное, но слова их не были понятны Владигору. Дерущиеся быстро выдохлись, отползли в разные стороны и вновь уселись на корточки, тяжело дыша.

— Он сказал, что его первым принесут в жертву, — промолвил узник в рваном халате, указывая рукой на одного из сидящих. — Это случится еще до захода солнца.

Речь узника была на редкость мелодична, он растягивал слова, будто пропевал их. Голос был чист и приятен, иноземный акцент не портил его, а, напротив, придавал речи особый колорит.

— Откуда ты знаешь мой язык? — спросил Владигор, удивленный и обрадованный.

— Я аскан, — ответил тот, глядя на князя с простодушной улыбкой. — Асканы много путешествуют, много слушают и хорошо запоминают услышанное.

— Как тебя зовут?

— Разве тебе так важно знать это, синегорец? — ответил тот вопросом на вопрос и снова улыбнулся. — Мне думается, что тебе свое имя тоже не хотелось бы называть. Я рожден айгурской женщиной от айгурского мужчины, и этого достаточно. А кроме того, аскану не нужно имя. Оно привязывает человека к месту, становится его хозяином, а разве должен быть хозяин у песни?

Владигор поймал себя на том, что слушает этого человека не только с любопытством, но и с невольной досадой. Он — айгур. Может быть, именно сейчас его соплеменники собираются напасть на Синегорье, на Братские Княжества, разграбить их, превратить свободные народы в рабов. Как не похож на этого застенчивого аскана тот же айгурский посланник в Ладоре, самоуверенный и лживый, или сам верховный вождь Рум, который, как говорят, отравил своего предшественника, чтобы прийти к власти. А старика Дометия отравил разве не айгурский убийца?..

— Тебя одолевают тяжелые мысли, — произнес аскан, заметивший, как помрачнело лицо Владигора. — Это неудивительно в таком неприглядном месте, в каком мы, к несчастью, оказались. Я бы рад был спеть и развлечь тебя, но они сломали мою рифелу.

— За что? — спросил Владигор. — И кто эти люди, которые держат нас в яме?

— Я плохо знаю этот народ и плохо говорю на их языке, — признался аскан. — Они — савраматы, воинственное варварское племя. Они поклоняются Горбатой Змее и приносят человеческие жертвы ее детям. Мы обречены.

Владигор смотрел на него с недоверием:

— Зачем же ты пришел сюда? Надеялся песней смягчить их злобный нрав?

— Что-то вроде того, синегорец, — с грустью промолвил аскан. — Ты не поверишь, но это иногда удавалось. Меня два раза отпускали с миром и даже давали в дорогу лепешку и воду. В третий раз, как ты сам можешь судить, мне повезло меньше.

Князь покачал головой:

— Ты похож на изгнанника. Иначе не оставил бы свой народ ради невежественных варваров. Разве на твоей родине перевелось зло, чтобы отправиться искать и одолевать его в чужих пределах?..

Слова Владигора задели аскана. В его глазах выразилось страдание, он нахмурился, но быстро вновь овладел собой и заговорил с прежней невозмутимостью:

— Может, до того как мы умрем, я успею рассказать тебе, как очутился здесь. — Он посмотрел на князя чуть насмешливо. — Но то, в чем ты упрекаешь меня, разве не относится к тебе самому? Или ты бродишь по пустыне из любопытства?

— Я… — Владигор поколебался и решил, что не стоит откровенничать с первым встречным. Каким бы безобидным и добродушным ни казался ему аскан, он мог быть подосланным соглядатаем. — Я купец. Мой караван попал в бурю, я отстал от своих и заблудился.

— Что ж, — кивнул тот, — может, палачи и поверят тебе. Хотя вряд ли это повлияет на их намерения.

— А за что схватили этих двоих? — Владигор покосился в сторону сидящих на корточках голых людей.

— Они воры, — ответил айгур без всякого осуждения. — Украли какую-то еду, не доеденную главарем. Я понял это из их воплей, когда они дрались. Теперь они обвиняют друг друга в своем несчастье.

— Неужели они будут казнены из-за объедков?

— Во всяком случае, они будут знать, за что их убивают, — ответил аскан. — В отличие от нас.

— Ты сказал, что нас всех принесут в жертву? — вспомнил Владигор — В жертву кому?

— Лучше тебе не знать этого. — В голосе айгура прозвучали страх и отвращение, которые он, несмотря на самообладание, не мог скрыть. — Я надеюсь, что мне удастся умертвить себя прежде, чем это произойдет.

Наверху вновь показался стражник. Он молча оглядел пленников, выкрикнул что-то презрительное и сбросил в яму груду костей. Один из сидящих на корточках опять тонко завыл и принялся дергать волосы на голове. Другой пошарил рукой в жиже, поднял утонувшую кость, обнюхал и, стряхнув грязь, начал осторожно ее обгладывать. Владигор почувствовал спазмы в желудке. Аскан тоже не в силах был смотреть на это и отвернулся, пробормотав:

— Они как животные. — Непонятно было, кому он адресовал свои слова, пленникам или палачам. Чуть позже он добавил, не глядя на князя: — Это те самые объедки, что они украли.

— Все равно не понимаю, в чем состоит их вина, — пожал плечами князь. — Подъедать за другими унизительно, и плохо, что их довели до такого состояния, но это не преступление.