Дневник 1905-1907 - Михаил Кузмин

20_____

Заезжал домой, брал ванну, выводил волосы, пил чай. От Сережи милое письмо. Приехавши на Галерную, застал Бакста <«aspiré»?[121]> после завтрака у Вел. Кн. Бориса Владимировича. Пришел Нувель, ругался с Бакстом, потом тот передавал разные сплетни; его очень радует, что в Думе скандалят. Обедал у нас, играли «Manon», потом поехали все вместе. На Кирочной, спустивши Бакста, обогнали шедшего Павлика; мы сошли, чтобы идти вместе. Павлик мне не кажется теперь даже некрасивым: у него милый цвет лица, как персик, и сегодня какой-то слегка влюбленный вид. В саду были уже Шурочка и все завсегдатаи; Баронесса в разговоре с Нувель нашла меня интересным, что, впрочем, подтвердил и Павлик, говоря, что мушки, цвет рубашки и не знаю что делает меня сегодня очень интересным. Нувель ушел к Ивановым; минут через 40 поехал и я, несмотря на то что Павлик меня очень удерживал и было жаль с ним расставаться. У Ивановых был Успенский, развивавший «тэму» о проституции. Потом он ушел. Заговорили о Гафизе. «Роскошь» Городецкого оказалась восточной музыкой, а нежнейшее он объяснит. В<альтер> Ф<едорович> проговорился о посещении Коровиными Сомова. Это, кажется, подавило Эль-Руми. Потом играли Mozart’a, Weber’a, Grétry и Rossini. Диотима была печальна и мрачна, Эль-Руми с нею несколько груб, но было не так скучно, как я думал. Моросило, когда мы ехали домой; В<альтер> Ф<едорович> расспрашивал меня об Алеше Бехли, о ревности, о воздержании в Василе, о хорах в Нижнем во время ярмарки, думал ли я в начале знакомства с ним так сойтись, и ели фальшивого зайца. Все думал о Павлике, которого завтра увижу.

21_____

Иов сказал, что принесет деньги вечером, чего, конечно, не исполнил. Я читал «Aventurier Hollandois»{281}, приехал Сомов, привезший мушки и чертика. Играли «Manon», они предпочитают Delibes и Bizet. Наклеили мне к глазу сердце, на щеку полумесяц и звезду, за ухо небольшой фаллос, но, выйдя на улицу, я снял со щеки, как слишком voyantes[122]{282}. Опять ехали втроем. Был дивный вечер, бледная луна на сине-лиловом небе над густыми садами за Марсовым полем была бесподобна. Павлик стоял в толпе, но, увидя нас (мне показалось), быстро пошел в театр, куда он никогда не ходит. Через минуту вышел навстречу нам. Сомову он скорей понравился, говорит, что свеж, симпатичен и gentil. Ели мороженое и пили чай. Нувель меня изводил; я все больше влюбляюсь в Павлика. Он был несколько печален, но очень мил и просил приходить завтра. Поехали к Коровиным; отсутствие денег, боязнь, что угрозы В<альтера> Ф<едоровича> отбить Павлика серьезны, несколько печалили меня. Оба мои спутника стали на улице облегчаться. У Коровиных были Бакст и Сандерс. Бакст говорил, что Аргутинский нарочно явился к нему выразить все свое негодование <за то>, что они ехали втроем и со мною. «Mais voyez done, vous êtes ridicules[123], вы себя не видите». Бакст ругал его болваном, но меня поразило, что знакомство со мной влечет такие неприятности моим друзьям, а м<ожет> б<ыть>, я действительно не вижу себя; énormité[124] и зараза. Я был все время грустен от денег и от этих мыслей. Сомов спросил на обратном пути, сколько мне нужно денег, я сказал 50 р., но подумал, не спрашивает ли он, желая выручить меня, и я старался быть менее грустным. У Коровиных было очень мило, много ели, пили, пели и смеялись. Сомов ночевал у нас, перед сном я наклеил чертика под мышку и пошел показывать Сомову, сидевшему уже в белье. Ночью спал отвратительно, т. к. заснул только в 8½ утра, все думая о своих делах и персиковых щеках Павлика. Чертик сох и корежился на моем боку, я почему-то все плакал.

22_____

Утром Сомов деликатно и нежно предложил мне денег. Мне хотелось плакать, я был рад и благодарен, и мелькала гадкая мысль: что, если К<онстантин> А<ндреевич> подумает, что моя меланхолия была особенно выставляема на вид, чтобы он предложил свою помощь? Дневника писать не мог, а читал «Aventurier Holl<andois>». После завтрака поехал к Иову; часть денег отдал. Дома сказал, что приеду ночевать. Поехал к Ивановым; Сомова еще не было, Вяч<еслав> Ив<анович> оставлял обедать, но я напросился на завтра. Чулковы видели нас вчера едущими втроем из Тавриды. В<ячеслав> Ив<анович> предлагал денег. Сомову развивались новые основания Гафиза, но он не был восхищен и нашел Ивановых обиженными. Вместе поехали: Сомов к Аргутинскому, я домой. Лена настояла, чтобы я обедал, хотя я хотел ограничиться чаем. Так нетерпеливо стремился в Таврический, что приехал туда ужасно рано. Ждал, ждал, и ходя, и сидя «в ожерелье», и сидя «на горке», и смотря на белых уток. Наконец, часов в 10 явились Шурочка и Павлик, судьбу которого я уже готов был оплакивать, помня вчерашние предостережения от гимназиста, что его могут побить. Он цел и невредим. Шурочка кого-то искал, а мы, сделав тура три, поехали в «Славянку», куда, по уверению Павлика, меня пустят{283}. Была очаровательная луна в воде и на небе, на той стороне деревья островов, проезжающие мимо лодки и пароходики, и теплая ночь, и Павлик — все было прекрасно. М<ожет> б<ыть>, еще лучше бы, если б тут был и Нувель и еще кто-нибудь. На обратном пути на мосту мы купили несколько роз, чтобы их обнюхивать, как вчерашний Ванечка в Тавр<ическом> саду; они были разных цветов и увядающие, и лепестки осыпались и на извозчике, и по лестнице, и в комнате, будто осыпая дорогу. Павлик уверяет, что любит меня, что я понравился раньше, чем познакомились, что можно дело иметь с разными, а любить одного, и не хотел, чтобы я положил ему в карман деньги. Рассказывал, что тот господин, хлопотавший о моряке, спрашивал у Павлика, не член ли Думы тот господин в поддевке с очаровательными глазами и с мушкой. Но Павлик не назвал меня почему-то. Он был страшно нежен и не хотел уходить, что в конце концов нужно же было сделать. Просил приходить завтра после 10<-ти> в сад. Я его изводил, что он скучает о Нувеле и что я не верю, что он меня любит. Розы взял с собою. Кажется, он был доволен.

23_____

Пил чай дома. Приехал на Галерную в 1-м часу, без меня приходил казаковский Степан, оставивший записку, что завтра уезжает. В<альтер> Ф<едорович> очень тронут рассказами о «Славянке» и говорит, что в пятницу нужно вечером с Вячеславом и Сомовым туда отправиться. После завтрака мы простились, условившись встретиться в Тавр<ическом> с<аду>, куда он думал прийти после обеда у барона. Был в парикмахерской. Л<идия> Дм<итриевна> при нас ушла и вернулась только в половине седьмого. Играл себя и «Echo de France», Вяч<еслав> Ив<анович> находит какое-то родство у меня и с Debussy, и со стариками. «Tandis que tout sommeille»[125] теперь нравится. Рассказывал, что, когда Вяч<еслав> Ив<анович> прочитал Чулкову своего «Антэроса»{284}, тот спросил: «Вы это посвятили Нувелю или Кузмину? я их вчера видел». Это известно, что я живу у В<альтера> Ф<едоровича>, вообще какой-то вздор. Я рассказывал про Павлика, про «Славянку», про Тавриду, и тот слушал не без внимания. Показывал сомовского чертика, были милы, будто прежде, говорили о моем первом посещении, о моей смелости, кучи приятностей. Обедали; опять играли. Вяч<еслав> Ив<анович> хотел пойти в сад посмотреть Павлика, но испугался народу и Нувеля. Павлик дожидался уже с час. Почти все время с нами ходил и Шурочка, очень хотевший познакомиться с Бакстом, чего, впрочем, я не сделал. Бакст пришел, думая увидать Нувеля, у которого в квартире вчера он просил позволения устроить свидание в час, на что тот не согласился. Вышла страшная трагедия, и теперь — завтра в час; просил передать Нувель и, посмотрев немного на малолетних, ушел. Юнкер уехал с домовладельцем Петровым на автомобиле; их состряпал Шурочка. Был брат Птички; все-таки он мне не нравится. Павлик очень хотел поскорей, завтра, поехать вчетвером в «Славянку»: просил уговорить В<альтера> Ф<едоровича> и что он приедет совсем ночевать, а сегодня попросился на Таврическую. Я его изводил его прежней любовью, которая вернется в октябре, как он тогда поступит и т. п. Он был очень мил, говорил «как хорошо», не хотел уходить, но решил лучше завтра предупредить дома, чтобы его не ждали. Из «Весов» извещение, что гонорары рассылаются по выходе в свет №, желаю ли я читать корректуры. Нувель не пришел в сад, и, чтобы предупредить его о свидании Бакста, нужно будет рано поехать домой.