Неизвестный Олег Даль. Между жизнью и смертью - Александр Иванов

— Он мой директор. Он всех купит, продаст, потом ещё раз купит и ещё раз продаст.

Чувствовалось, что он находится в состоянии внутреннего кризиса, который, вместе с тем, не затрагивал его как актёра, потому что он работал исключительно профессионально. Просто интересно было наблюдать за ним на съёмках (на натурных, естественно, — павильонных я не видел). Вот на этих проходах и проездах чувствовалось, какие у него необыкновенные переходы из одного состояния в другое. Ведь каждый фильм о разведчике сводится к тому, что он весь из себя закрытый. Вот как Штирлиц: остаётся наедине с радио, наливает себе водки и пьёт «по случаю Дня Красной Армии». У Даля как раз все его переживания — как будто бы наружу. Это было и на съёмках, потому что ведь его мимика очень внутренняя. Он лицом «не хлопотал». У него слегка изменяется выражение глаз — вот почти и всё…

Олег Иванович тогда говорил ещё, что он свою лучшую роль не сыграл, что у него есть то, что он хочет сыграть, но, естественно, как все актёры, он об этом говорить не будет. После этого у него были две совершенно гениальные работы. Одна вышла вскоре после премьеры «Омеги» — это фильм Эфроса «В четверг и больше никогда». Вторая работа, которую он начал делать где-то году в 1977-м, очень долго пролежала — это был фильм «Отпуск в сентябре» по «Утиной охоте» Вампилова.

Но дело в том, что, в принципе, во всех его ролях — тогдашних и даже вот таких, как в фильме «Вариант «Омега»», — всё было уже заложено: человек невероятно искренний, ранимый, желающий быть до конца честным перед собой и вынужденный внешними обстоятельствами носить маску.

В жизни это тоже чувствовалось. Почему он был тогда так откровенен со мной? Скорее всего, именно из-за того, что понимал: мы случайно встретились, больше, наверное, не увидимся, и он может быть сейчас откровенен. Что ещё очень важно: существуют две крайности, которые ни в коем случае нельзя допускать в интервью, особенно с актёрами, поскольку они очень чутки к чужой ауре. Эти крайности используют очень многие интервьюеры, оттого-то все их материалы и получаются стандартными. Первое: запанибратство. Второе: «Ах!» — интервью, стоя на коленях. При этом, как правило, люди, исповедующие оба этих направления, не очень хорошо знают, о чём говорить с человеком.

В общении с Далем чувствовалось, что с ним нужно говорить абсолютно обо всём, но при этом это должен быть разговор людей интеллигентных, уважающих друг друга. Вот то, к чему я всегда стремился уже тогда, начиная. Разговор должен быть профессионален. Естественно, в нём присутствовали совершенно обязательные детали, такие, как упоминание о том, что его первая большая роль была сыграна в Таллине в фильме «Мой младший брат». Ну, это была такая затравка.

Когда я всё это записал, больше всего боялся, что если отложу это дело, то утрачу интонацию Даля. Поэтому, придя домой, я взял блокнот и всё расшифровал, а потом уже начал монтировать, меняя местами, но при этом сохраняя те куски, которые оставались в неприкосновенности, — я не менял в них ничего, стараясь сохранить его манеру речи, его словечки, его синтаксис, его интонацию. При печатании, естественно, вкрались ошибки: вместо Калягин набрали Каляев и вместо Антонис Воязос — Антонин. В результате, по поручению Воязоса, звонил кто-то из съёмочной группы. Но самое смешное было то, что я услышал:

— Почему это интервью брали именно у Даля? Он хоть и исполняет главную роль, но не он здесь главный! Непонятно, что это все интересуются только Далем?!

И всё такое прочее… Я ещё раз убедился, что ему в этой группе было и не очень-то хорошо.

А фильм был откровенно наивный, совершенно без знания деталей, без знания специфики. Дело в том, что в нём очень много данностей, в которые мы вынуждены верить. Вся эта история с поиском невесты… Кроме того, этот партизанский отряд, который действует «в районе Таллина». У меня создалось впечатление, что авторы фильма и авторы сценария просто не знают топографии местности, потому что в районе Таллина не было таких лесов просто-напросто. В Эстонии кое-где были не то что партизанские отряды, а маленькие диверсионные группы. Никакого «организованного сопротивления» не было. Руководить таллинским подпольем были оставлены почему-то люди довольно известные: члены Верховного Совета, ответственные партийные работники. Всё это «подполье» было выловлено немцами в течение четырёх-пяти дней после того, как они вошли в Таллин. Причём основным виновником их гибели был, как позднее выяснилось, первый секретарь ЦК компартии Эстонии Карл Сяре. Он был ответственным работником Коминтерна, жил в Советском Союзе, потом в Дании. В 1938 году Сталин его послал в Эстонию «готовить дела». В 1941-м он, в отличие от остальных членов высшего руководства, почему-то не эвакуировался, и в первый же день то ли его на улице кто-то узнал, то ли он сам пришёл к немцам. В общем, он весь состав «подполья» выдал.

Долгое время считалось, что он умер там, в тюрьме, в 1944 году, то есть когда страна ещё была оккупирована немцами. Он содержался в фашистской тюрьме, но не как в советских фильмах. Конечно, как заключённый, но вполне в гуманных условиях. И в один прекрасный день он перерезал себе вены, причём кровью написал на стене «Да здравствует Сталин!». То есть совершенная фантастика…

Во всяком случае, в этом «подполье» не было как таковых настоящих партизанских отрядов. Были диверсионные группы из коммунистически настроенных людей эстонского происхождения — из тех, кто эвакуировался. Они забрасывались в Эстонию на некоторое время и, как правило, с целевыми заданиями, и потом либо гибли, либо переходили линию фронта. Естественно, потом нужно было создать каких-то национальных героев. Например, была такая девушка — Хелена Кульман, партизанская связная. По одним версиям, когда её расстреливали, она сказала: «Да здравствует Советская Эстония!». По другим версиям, она крикнула расстреливавшему её офицеру: «Мерзавец! Всё равно мы с вами посчитаемся!». Опять-таки масса апокрифов, которые не имеют никакого отношения к реальным драмам войны.

Единственное, что действительно было, — это домик, в котором находилось «Бюро Целлариуса» (в нём сейчас АПН). Кстати, в фильме правдиво показано, что Целлариус не был фашистом. Он был профессионалом, он был «человек Канариса» (смешно, но у них обоих такие античные фамилии), он тоже был морским офицером — любимчиком адмирала. И он действительно оставил о себе приятную память — крови на его руках не было, он занимался «шахматными партиями». Естественно, разведчик Скорин, которого играл Даль, и барон Шлоссер — это абсолютно вымышленные лица.