В Дикой земле (СИ) - Крымов Илья Олегович

Уже некоторое время маг боролся с проблемой зрения. Чары Енотовых Глаз, обострявшие светочувствительность, не позволяли видеть в полнейшей темноте. Нужен был свет, хотя бы очень слабый, чтобы не спотыкаться на каждом шагу. Теперь его жезл мягко, очень, очень слабо светился, так слабо, что даже в кромешном мраке простой человек не разглядел бы его, но для существ, рождённых здесь, Тобиус полагал, это неестественное присутствие было слишком заметным.

Тетург-риду осторожно ступали по обломкам своих старых жизней, замирая при виде останков сородичей, встречавшихся порой. Принюхиваясь, они совали носы в жилые пещеры, состоявшие из множества маленьких пещерок-домов, где больше не слышалось голосов и не теплилась жизнь. Тоннели вели всё дальше и ниже, под горы. Порой они становились довольно узкими, но всё равно слишком просторными, даже для человека.

— Я нашёл вот что…

— Не трогай.

Тобиус повторял это всякий раз теперь, когда его проводники выглядывали что-то странное раньше него. Происходило это постоянно после того как вокруг стал чувствоваться тошнотворный смрад. Природа запаха оставалась неясна даже после того, как удалось восстановить её источник — куски органики, валявшиеся тут и там по дороге. Прямо на полу то и дело встречались шматки влажной кожи со слипшейся шерстью. Кожа источала зловонье, вернее даже не сама кожа, а прозрачная сукровица, лимфа, покрывавшая и пропитывавшая её. Запах распада, запах смерти и разложения исходил от этих образцов, хотя сами они казались довольно живыми, не подверженными гниению. Позже стали встречаться лужицы без плоти в них, но, усиливая свет, человек мог разглядеть и следы крови в лимфе. Вместе с относительно свежими и очень глубокими бороздами в стенах и полу, это подсказывало, что искомые твари находились где-то рядом.

При этом Тобиус безуспешно пытался обнаружить их, увидеть ауры, найти след чужой жизни сквозь толщи каменной породы. Ни звука, ни шороха, а ведь он с тетург-риду забрался уже очень глубоко, его чувство местоположения не врало. Гнетущее предчувствие донимало всё более явно, ржавой бритвой скользило по натянутым нервам и тяжесть горного хребта над головой росла, словно волшебнику приходилось держать её на собственных плечах.

— Довольно, — шепнул он, останавливаясь, — идём назад.

— Но мы же ещё их не нашли.

— Не нашли, верно. Но эти твари должны были обнаружиться намного раньше. Они же выискивали вас, рыли ходы к вашим лагерям, так что ж теперь перестали? Неспроста. Всё это очень похоже на смену тактики, на…

Пол под ногами мелко задрожал, в стенах по обе стороны от тоннеля родился какой-то гул.

— …засаду!

Взвизгнувшие нелюди оказались подхвачены мыслесилой и прижаты к спине волшебника, вместе с ними он переместился на полсотни шагов назад, когда тоннель на прежнем месте взорвался градом каменных осколков и обрушился под переливчатый многоголосый рёв, разорвавший тьму.

Два кома плоти не задержал обвал, они выбрались из-под обломков породы и двинулись к человеку, заполняя собой всё пространство, тесня, наваливаясь друг на друга. Чудовища были похожи и непохожи одновременно, — повторялись огромные руки с когтями для рытья, слепые головы с длинными челюстями и остатки серой шерсти на безмерно растянутых лоснившихся от влаги шкурах. Те изобиловали прорехами, будто порвались, не способные выдержать роста мяса, из ран сочилась зловонная лимфа, никакой крови, никакого гноя. Плоть, — Тобиус видел это явно в свете мотыльков, — выглядела нездоровой, не вполне живой, словно её хорошо проварили, так что та частично отваливалась от костей, свисала с оголившихся челюстей тошнотворными серыми шматами.

— Джассар свидетель, как же от вас воняет!

Помимо деформированных исконных конечностей, твари обзавелись новыми, разновеликими, устрашающими и бесполезными; хаотично торчали из рваных дыр клешни и розовые щупальца с жалами, наползали одна на другую пластинки костяных и хитиновых панцирей, дряблая дрожащая плоть изобиловала язвами, в которых виднелись шевелившиеся зубы новых ртов, и они не прекращали исторгать непереносимо ужасную какофонию криков, словно множество существ оказались заточены в мясном узилище и не могли перестать вопить от непереносимой муки…

Стряхнув наваждение, волшебник тоже закричал, взревел свирепым зверем, чтобы отрезать своё восприятие от иных звуков и раскинул руки, воплощая меж пальцев шаровые молнии. Воспарив, он окунулся в лихорадку битвы с головой и обрушил ураган разрушительной магии на мерзких отродий. Заклинания рвали их, кромсали, перекручивали до состояния каши, перерубали кости, вспахивали безразмерные брюшины, из которых вываливались белые кишки и те словно живые лезли обратно, а на краях ран уже вырастали зубы, жевавшие потерянную было плоть, словно пищу. Чудовища не обращали внимания на удары, а их податливые тела оказались слишком велики чтобы быть уничтоженными в один присест. Испепеление не охватывало их всецело, Плавящий Взор оказался бесполезен, молнии почти не оставляли следов, даже лучи Расщепления, опасные не только для тварей, но и для стен, не могли задержать их надолго. Любые раны зарастали и на повреждённых было местах появлялись новые хаотичные отростки, даже располовиненные, прожжённые насквозь, эти ожившие кошмары тут же соединялись, за счёт невесть какой энергии восполняя утраченную массу. Страшные удары когтей заставляли чары Щита трескаться и требовать обновления, чудовища накатывались безостановочно, протягивая к ускользавшему человеку свои щупальца, плюясь сгустками лимфы, кишевшими какой-то мелкой извивавшейся дрянью и не замолкали, не замолкали ни на единый миг! Грохот их воплей, должно быть заставлял весь Сельвийский хребет исходить лавинами, столь невыносимо силён он был!

Тобиус отступал, уворачивался от смертельных выпадов, бессмысленно бил в ответ, выставлял перед собой преграды, но ничто не помогало! Абсолютное равнодушие к боли, регенеративные и метаморфические способности, а также превосходящая мощь вкупе с безграничной яростью оказались силой, которую даже поток ослепительной плазмы не мог уничтожить до конца. Только лишь бесконечная лимфа вскипала и испарялась быстрее вместе с тлевшей плотью, наполняя узкое пространство газом, от которого в горле волшебника вылезли волдыри.

Организм возопил об отравлении, глаза и носоглотку принялась раздирать резь и, что оказалось хуже всего прочего, у Тобиуса заканчивались боевые заклинания! Он израсходовал целый арсенал и остался без снарядов, раненный, посреди битвы. Гурханы было ещё достаточно, но для сплетения новых заклинаний требовалось время, спокойствие, концентрация. Потому серый волшебник, теряя зрение, вышвырнул из своего жезла последние боевые плетения и бросился было наутёк, когда услышал, что в какофонии звуков прорезалась вдруг нестерпимо пронзительная нота.

Кислотное Жало ударило одного из монстров, с шипением оплавив его голову и та на удивление не спешила зарастать. Образина визжала тоньше прежнего, исходя дымом, пока края нанесённой раны пузырились. Вскоре заклинание исчерпало себя, кислота прошла через алхимическую реакцию с материей, потеряла свойства и плоть вновь принялась стягиваться. Не дожидаясь, пока процесс завершится, маг в отчаянном усилии обрушил своды тоннеля мыслесилой, а сам телепортировался за миг до гибели в завале.

Они очутились далеко от места схватки, появились в пещере подземного сада, где волшебник рухнул в реку, а тетург-риду спрыгнули со спины, к которой, закрыв глаза и уши, прижимались всё это время. Река была неглубока и не бурна, взрослый человек легко перейдёт, а вот малорослые нелюди могли б и утонуть. Они, однако, умели держаться на воде, и даже не оставили слепого, потерявшегося Тобиуса, помогли ему перестать барахтаться и нащупать ногами дно.

Вместе троица выбралась на берег, мокрые до нитки, продрогшие, ибо воды были холодны, а маг ещё и задыхался. Он наощупь полез в сумку, кашляя, чувствуя, как по горлу тёк гной.

— Лаухальганда, — хрипы были сдавленными, едва слышными, — «слёзы иволги», скорее…