Синдром самозванки, или Единственная для Палача (СИ) - Рокко Джулия

Я горько усмехнулась, с сожалением рассматривая красивый дубовый секретер, который бесчинство наших магий таки превратило в покрытую инеем труху. Примерно то же самое Рэт сделал и с моим сердцем.

— Почему я все время влюбляюсь не в тех? — прошептала, вопрошая пустоту, и испуганно подпрыгнула, услышав тоненькое фырчание откуда-то справа.

Источник обнаружился быстро.

— Ты как тут оказался, маленький пройдоха? — подняв с пола Мефистофеля, удивилась я.

— Фрун-фрун, — очень деловито ответил хомарчик, словно и вправду что-то мне отвечая.

Я потерлась щекой о пушистую спинку, и зверёк довольно заурчал, щедро делясь своим теплом. В тот момент я ещё не знала об одном очень полезном свойстве, которым обладал этот милый мягкий комочек. Меж тем, если бы не он, ещё неизвестно, как бы сложилась моя непростая история. А прояснилось все совершенно случайно…

Дом наводнили чужие люди. В основном это были молчаливые неприветливые мужчины средних лет с желчными и совершенно не запоминающимися лицами. Как весьма быстро я узнала — мои новые сторожа. Рэтборн серьезно отнесся к информации о брачных планах своего соперника и, недолго думая, предпринял некоторые меры, дабы я никуда не сбежала. Теперь мои перемещения ограничивались исключительно пределами особняка и прилегающей к нему территорией. Более того, на высоченную ограду и въездные ворота, которые обрамляли все это немаленькое пространство, были наложены особые охранные чары. Так что выйти из дома мне бы не удалось, даже если бы я как-то исхитрилась обвести вокруг носа шпиков.

Мирные времена в особняке Уркайских, похоже, подошли к концу. Вслед за нашей с Рэтом ссорой разгорелись конфликты и между братьями. Все, исключая Волкера, которого кроме его научных изысканий вообще ничего не интересовало, мужчины взялись за меня заступаться. Каспар вообще грозился сделать «из Реджи порядочную женщину», в результате чего в один из непрекрасных дней просто не смог попасть в родовое гнездо.

Чем больше сопротивления глава Тайного Приказа получал, тем больше он ожесточался. Этому немало способствовал и мой категорический отказ посещать его спальню. Как назло, после проведенной вместе ночи наша потребность в близости друг друга лишь возросла. Иногда доходило даже абсурдного, когда я останавливала себя на полпути к его комнатам или кабинету, умудрившись проделать свой маршрут точно пребывающий в отключке лунатик.

Хорошо ещё, что у меня были дети и Клара. Их компания быстро приводила в чувства, позволяя хотя бы ненадолго отвлечься от своего плачевного положения. Будущее страшило. Казалось, что близок тот день, когда Рэтборн приведет в дом другую женщину.

От одной мысли об этом моя темная магия начинала сходить с ума, отравляя разум ужасными картинами. Любовь и жгучая ненависть смешались в кипящее токсичное варево, и я откровенно опасалась, что в какой-то момент она просто извергнется из меня подобно вулкану.

Смириться с заточением я не желала. К тому же, молчаливая вражда между мною и Рэтборном неизбежно сказывалась и на Тае. Он чутко реагировал на происходящее в доме, откуда-то все узнав и виня отца за то, что я страдаю. Теперь их общение не клеилось. Рэт всё чаще не приходил ночевать, а я, желая позлить его шпионов, взяла за привычку прогуливаться вдоль ограды. Обоснованием служила необходимость выгулять Фру-фру и его пушистую банду. Оказалось, что хомары питали слабость к длинным пешим прогулкам. Что весьма удивительно, учитывая, насколько короткими были их цепкие лапки.

Поначалу за мной пристально следили, но по прошествии второй недели бдительность сторожей ослабла. По чистой случайности именно в этот момент обнаружилось, что до сего момента, казалось, лишенный каких-либо волшебных способностей, Мефистофель на самом деле и есть мой заветный билет на свободу.

Я начала планировать свой побег.

Сначала всё складывалось неожиданно гладко. Казалось, удача сама идёт мне в руки.

Едва выяснив, в чём же заключаются тайные сверхспособности Мефистофиля, я занялась прицельной разведкой. Ради отвода глаз мне пришлось завести привычку трижды в день — утром, после обеда и вечером — прогуливаться по той части сада, которая находилась перед домом и вплотную прилегала к внешней ограде. С некоторых пор это место превратилось в весьма неприятное. Но я стоически делала вид, что нахожу его самым, что ни на есть, подходящим для выгула своих питомцев. По счастью, они вели себя на удивление понятливо и к самой ограде на лезли. Кроме одного. И на то, как оказалось, имелась веская причина.

Обычно ограду оплетало смертоносное охранное заклинание лишь по ночам. Днём же это была типичная кованая решетка, весьма помпезная, с посеребренными элементами и готическими мотивами. В дальней части сада она превращалась в сплошную каменную стену с парой тройкой разбросанных, то тут, то там неприметных дверей. Те прятались то за пышно разросшимся кустарником, то за ползущим по стене плющом и, разумеется, были добротными, надежными и крепко-накрепко затворенными.

Впрочем, если бы даже это было не так, заклинание легко затягивало любую брешь, и только самоубийца рискнул бы даже просто прикоснуться к ограде. Чары, наложенные на неё, уничтожали любой живой объект стоило лишь случиться прямому контакту. Даже незадачливые пташки, бабочки или иные букашки-таракашки вспыхивали инфернальным голубым пламенем, имея неосторожность присесть на какую-либо её часть. Лояльно магия реагировала исключительно на растительность и мелкие неживые предметы.

Словно в насмешку, в паре метров от ограды вились тенистые дорожки, по которым так приятно было совершать променад, если бы не смертельная угроза по соседству. Впрочем, раньше прогуливаться здесь было весьма безопасно. Ровно до того момента, пока Лорду не приспичило сделать меня пленницей собственного дома.

В один из дней, когда Мефистофель юрким стремительным шариком вдруг унесся к стене, я ужасно перепугалась. Однако он вернулся совершенно невредимым и мне подумалось, что хомарчик всё же с избежал губительного столкновения с воспламеняющей магией. Вот только безобразник стал проделывать этот безумный трюк регулярно, словно намеренно пытался привлечь моё внимание.

Как-то раз он нырнул в прилегающие к каменной громаде кусты и тоненько заверещал. На просьбы вернуться чертенок не реагировал. Так что в попытке его вызволить пришлось раздвигать ветки, за которыми и обнаружилась одна из дверей. Рядом с ней — о, чудо! — на старом ржавом крюке висел не менее ржавый массивный ключ. Он явно подходил под размер заросшей мхом, слабо виднеющейся на тайном проходе замочной скважине.

Бес сомнения, это событие являлось огромной удачей. Искушение воспользоваться находкой было велико. Но осознание того, что чары все равно приведут к летальному исходу, останавливало.

Впрочем, печалилась я недолго. Видимо, хомарчика с рожками всё же следовало назвать Камикадзе. Под моим удивленным взглядом он вдруг воинственно что-то пискнул, пару раз смешно подпрыгнул на коротких лапках, а затем взял, да и просочился прямо сквозь дверное полотно. Словно плотная древесина была водой, а смертельное заклинание — глупой детской страшилкой.

Далее, окончательно обескуражив, он вернулся ровно через секунду и, подбежав ко мне с самым важным видом, потребовал взять его на руки.

— Это что же получается? — шепотом спросила я малыша. — Ты умеешь проходить сквозь стены, невзирая даже на магические преграды?

Хомарчик пискнул. А скачущий у моих ног остальной выводок радостно ему вторил.

Но на этом сюрпризы не кончились. Завертевшись в ладонях точно волчок и используя собственный нос-пуговку на манер указательной стрелки, он стал активно о чём-то сообщать. Отчего-то я легко его понимала и в голове быстро возникла картинка тех действий, которые Мефистофель от меня ожидал. Было, мягко говоря, боязно, но, в конце-концов, я решилась.

Прижав хомарчика к груди, подошла к двери. Свободной рукой очистила скважину и вставила в неё ключ. Замок сработал без осечек. При этом, что самое удивительное, я осталась жива. Охранная магия никак себя не проявляла. Словно бы не замечая меня вовсе.