Сказки В. Гауфа - Вильгельм Гауф

Вильм стоял как очарованный. Так значит надежды его не пустая мечта? Море послало ему золото, чудное чистое золото, вероятно остаток тяжелого слитка; долго хранила его морская пучина, долго катали его бурные волны, пока не стерли до объема ружейной пули. Ему стало ясно, что где-то здесь на этом берегу потерпело крушение какое-то богатое судно и что именно ему предназначено добыть со дна моря потопленные сокровища. С тех пор он не знал покоя ни днем, ни ночью. Он тщательно спрятал свою находку, ничего не сказал даже другу, чтоб никто не мог напасть на след предполагаемого открытия; всякая работа была заброшена, Вильм дни и ночи проводил на берегу и неустанно закидывал в мутные волны не невод, но особо приспособленный черпак — за золотом. Но он ничего не находил; богатство не являлось, а бедность все ближе подкрадывалась к нему. Вильм давно перестал зарабатывать, а вялые усилия Каспара не в состоянии были прокормить двоих. Мало-помалу таяли сбережения друзей, исчезло и найденное золото, стало исчезать и скопленное добро. Каспар безропотно переносил непонятное бездействие друга. В былое время он молча пользовался трудами Вильма, теперь так же молча и равнодушно смотрел на близкое разорение. Кроткая преданность друга только сильнее разжигала безумную погоню Сокола за богатством. Он жил как в чаду, а ночью, когда засыпал, в ушах его все звучало какое-то слово; он ясно слышал его и каждый раз все то же, но удержать его в памяти он не мог. Вильм не знал, имеет ли оно отношение к его постоянной мечте, но таинственный шепот только сильнее убедил его, что ему суждено великое счастье, а счастье для него представлялось лишь в виде золотых слитков.

Однажды буря застала его на том берегу, где он нашел золотое ядро. Он принужден был искать убежища в ближайшей пещере. Пещера эта носила в народе название Стинфольдской. Она состояла из длинного подземного хода, который выходил к морю двумя устьями. Волны с глухим гулом врывались туда и крутились и бешено пенились вкруг камней. Пещера была доступна лишь в одном месте, а именно через небольшую трещину сверху и редко кто попадал туда, кроме мальчишек сорванцов; спуск не лишен был опасности, да кроме того, пещера с давних времен пользовалась недоброю славою. Вильм осторожно спустился в пещеру. Там, на двенадцати футах глубины от поверхности, торчал из воды огромный камень, защищенный небольшим выступом скалы. Вильм расположился на нем. У ног его ревело море, над головою свирепствовала буря, а он сидел погруженный в свои обычный думы и, казалось, ничего не видел и не слышал. В голове его все вертелась мечта о погибшем корабле и о том, что это мог быть за корабль; тщетно собирал он справки у самых старейших людей острова, никто никогда не слышал о каком либо кораблекрушении на этом берегу. Он впал в забытье. Сколько времени он так сидел, он не помнил; когда он очнулся, буря уже улеглась и он вскочил, чтоб подняться снова на поверхность, как вдруг слово «Кар-мил-лан» ясно прозвучало где-то в глубине. Он остановился и в ужасе смотрел на зиявшую у ног его пучину. «Кар-мил-лан» — снова застонало где-то в глубине. «Великий Боже! Вот то слово, которое преследует меня во сне! Ради всего святого, что бы это могло значить?» — «Кармиллан!» — еще раз донеслось из пещеры. Вильм стоял уже одной ногою на поверхности; не помня себя от ужаса, он пустился бежать как спутанный олень.

Однако, Вильм далеко не был трусом; его испугала скорее неожиданность, чем мысль об опасности. К тому же алчность настолько завладела всем его существом, что никакая опасность не в силах была заставить его отступить. Вскоре после того, когда он снова ночью удил при лунном свете, удил с лодки своим черпаком недалеко от входа в пещеру, черпак за что-то зацепился. Он потянул изо всех сил, но веревка не поддавалась. Тем временем поднялся вихрь, темные тучи заволокли месяц; лодку сильно качало и каждую минуту грозило опрокинуть. Вильм не растерялся; он продолжал тянуть и тянул пока внезапно не прекратилось сопротивление; Вильм с досадою подумал, что веревка не выдержала. Но нет, все было цело! Снова на минуту блеснул месяц, что-то круглое, черное заколебалось на поверхности и снова прозвучало из пучины таинственное слово: «Кармиллан!» Вильм быстро протянул руку, чтоб схватить предмет, но волны уже поглотили его. С новою силою разразилась буря и заставила, наконец, безумца искать пристанища в прибрежных скалах. Там он вскоре заснул от утомления, но сон его, как всегда, был тревожен и разнузданное воображение мучило его неясными образами. Когда он проснулся, море было спокойно и первые лучи солнца золотили зеркальную поверхность. Вильм спустил лодку и принялся было за обычную работу, как вдруг заметил, что к нему течением что-то несет издалека. Это что-то оказалась маленькой лодкой, а в ней человеческая фигура. Вильма особенно удивляло то, что лодка движется без паруса и весел, прямо носом к берегу, а, между тем, сидящий в ней нимало не заботился о руле, будь даже таковой у лодки. Лодочка все приближалась, наконец остановилась бок-о-бок с лодкою Вильма. Тот с любопытством стал разглядывать сидящую в ней фигуру. Это был маленький, весь сморщенный, старый человечек, в желтой полотняной куртке, с остроконечным красным колпаком на голове; глаза его были закрыты и весь он скорее походил на засушенный труп, чем на живое существо. Вильм сперва окликнул, потом слегка подтолкнул его; человек не шевельнулся. Тогда рыбак закинул веревку, чтоб подтянуть лодку к берегу, как вдруг человечек открыл глаза и начал потягиваться, но так странно, что даже у отважного Вильма мороз пробрал по коже.

— «Где я?» — спросил тот с глубоким вздохом по голландски. Сокол немного знал этот язык, благодаря сношениям с сельдепромышленниками. Он назвал ему остров и спросил, что ему надо.

— «Я пришел Кармиллан поискать».

— «Кармиллан? Ради Бога? Что это такое?» — воскликнул рыбак.

— «Я не отвечаю на вопросы, когда мне их таким образом предлагают», — возразил человечек, видимо смущенный.

— «Ну, так», — крикнул Сокол, — «что за Кармиллан такой?»

— «Кармиллан теперь ничто, а был когда-то чудным кораблем и груз на нем был богатейший, как ни у кого: одного золота сколько!»