Сказки В. Гауфа - Вильгельм Гауф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На следующий день Куно написал свое завещание и знахарка, узнав об этом, шепнула патеру: «Бьюсь об заклад, стрелки́ останутся довольны». Но как ни была она любопытна и как ни приставала к своему любимцу, тот не открыл ей, что, собственно, заключало завещание. Старуха никогда этого не узнала; через год она умерла. Тут уж ни мази, ни снадобья не помогли: она умерла даже не от болезни, а просто от того, что дожила до 98 лет. Граф Куно похоронил ее как родную мать. Вскоре затем умер старый капеллан и Куно остался один на свете.
Одиночество недолго тяготило его. Благородный граф скончался на двадцать восьмом году от роду и злые языки говорили, что маленький Плут ухитрился подсыпать ему яда.
Как бы то ни было, несколько часов после его смерти снова загремели орудия. «На этот раз пришлось ему иметь это в виду», — сказал Плут, встречаясь с братом по дороге.
— «Да!» — отвечал Вольф, — «и если он теперь вздумает восстать из гроба и ругаться из окна, у меня с собою пистоль, научит его вежливости и молчанию».
При въезде в замок к ним присоединился всадник со своею свитою. Сначала они думали, что это какой-нибудь друг их брата и спешит на погребете. Братья притворились огорченными, хвалили покойника, сожалели о его преждевременной кончине, маленький Плут ухитрился даже выжать слезу. Рыцарь ничего не отвечал и молча въехал во двор. «Ну, теперь расположимся поудобнее и прежде всего потребуем вина. Ей, слуги! Вина нам скорее и самого лучшего!» — крикнул Вольф, слезая с коня. Молодые люди поднялись по витой лестнице в главную залу замка; незнакомец шел за ними по пятам. Близнецы уселись за стол и пригласили его сделать то же. Но тот торжественно вынул из кармана золотой, бросил его на стол так сильно, что монета со звоном отскочила и завертелась и промолвил: «Вот! Получите свое наследство; как раз золотой!»
Братья переглянулись, захохотали и спросили, что все это значит.
Рыцарь вынул пергамент со многими печатями; там перечислены были все гонения братьев на Куно, все неприязненные действия их против него, затем объявлялось, что все имущество и все владения графа Куно в случае смерти переходят в соседнее графство Вюртемберг за один ничтожный золотой. Ожерелье матери Куно не включалось в завещание: на него граф завещал построить богадельню в городке Балингене.
Братья онемели от неожиданности. Им было теперь не до смеха. Гневно стиснув зубы, близнецы поднялись из-за стола. Что могли они против Вюртемберга? Вольф упрямо сунул в карман золотой, нахлобучил шапку и, не кивнув даже на прощанье Вюртембергскому рыцарю, исчез из замка. За ним следом, так же молча, выехал маленький Плут.
— «А ведь сбылось таки предсказание старой ведьмы!» — процедил Вольф, возвращаясь с братом из соседнего городка, где они только что распили свое «наследство».
— «Знаем уж!» отвечал Плут.
— «Глупости все!» — пробурчал фон-Цоллерн и, негодуя на себя и на весь мир, поскакал в замок.
СТИНФОЛЬДСКАЯ ПЕЩЕРА
Шотландское предание
В давние времена на одном из скалистых островов Шотландии жили в блаженной простоте два рыбака. Оба были одного возраста, оба не женаты, у обоих не было никого близких, оба трудились по мере сил, и общего заработка их хватало на безбедное существование.
Трудно было найти людей менее подходящих друг другу по наружности и нраву. Каспар был коротенький, толстенький человечек с лицом широким как полнолуние и с вечно улыбающимися добродушными глазками. Казалось, он никогда не знал ни горя, ни заботы. Вечно сонный и немного ленивый, он предпочел взять на себя работы по дому: стряпал, убирал, плел сети для себя и на продажу, обрабатывал принадлежавший им небольшой клочок земли. Товарищ был прямая противоположность ему: длинный, худой, со смелым ястребиным носом и проницательным взглядом, необыкновенно отважный и ловкий, он слыл самым предприимчивым и деятельным рыбаком в той местности; никто лучше его не умел лазить за птичьим пухом, никто отважнее его не пускался в море. За то и на рынке не встречалось более корыстолюбивого продавца; но так как товар его был всегда отменно хорош и торговал он без обмана, все охотно обращались к нему. Вильм Сокол, так звали его земляки, несмотря на свою жадность, честно делился барышом с добродушным Каспаром и приятели не только жили безбедно, но были даже на пути к известному благосостоянию.
Но не того надо было алчному Соколу; он мечтал о богатстве, о богатстве настоящем, а так как скоро убедился, что обыденными путями богатства не достигнешь, он стал надеяться на разные необыкновенные случайности и до того увлекся этою мыслью, что ни о чем другом думать не мог. Все разговоры его с Каспаром вертелись вокруг того же. Каспар благоговел перед другом; он каждое слово с восторгом передавал соседям и скоро распространился слух, что Вильм Сокол продал душу черту, а если еще не продал, то, во всяком случае, уж получил предложение продать ее за золото.
Сперва Вильм только смеялся над этими слухами, но постепенно им овладела мысль, что ведь может же какой-нибудь дух открыть ему клад. Он стал прислушиваться к толкам земляков и перестал их опровергать. Дело свое он хотя и продолжал, но уже далеко не с прежним усердием и проводил нередко драгоценные для работы часы в бесцельном блуждании, в поисках за каким-то неведомым приключением, от которого внезапно разбогатеешь. Надо же на его несчастье, чтоб однажды, когда он стоял на пустынном берегу и с неопределенною надеждою смотрел на бушующее море, к ногам его подкатилась волна и среди массы камней и тины оставила за собою желтый
