Нефритовый трон - Новик Наоми

– Предполагать обратное нет причин. – Ответ был весьма уклончивым, но у изнемогающего от усталости Лоуренса не осталось сил на расспросы. Шун Кай сжалился над ним и добавил мягко: – Да, он здоров. Прерывать его уединение мы не можем, но сегодня он непременно выйдет, и мы приведем его к вам.

Лоуренс так ничего и не понял, но делать пока было нечего.

– Благодарю вас и прошу передать нашу глубочайшую благодарность его высочеству за гостеприимство, которое он нам оказывает. Если наши манеры показались принцу не слишком учтивыми, мы просим простить нас.

Принц кивнул и махнул рукой, отпуская их. Шун Кай снова увел англичан в дом и стоял над ними, пока они не свалились на твердые деревянные лежанки; он явно опасался, как бы они не вскочили опять и не забрели куда не положено. Лоуренс едва не засмеялся невероятности такого предположения и уснул, не додумав эту мысль до конца.

– Лоуренс, Лоуренс, – звал с тревогой знакомый голос. Открыв глаза, капитан увидел Отчаянного, заглядывающего в балконную дверь, и сумеречное небо над ним. – Лоуренс, ты не ранен?

– О Боже! – Хэммонд чуть не скатился на пол, оказавшись нос к носу с драконом. – Я чувствую себя как подагрический старец.

Лоуренс испытывал сходное чувство – все мускулы словно одеревенели.

– Нет, я цел. – Он положил руку на морду Отчаянного, утешаясь его осязаемой близостью. – А ты, часом, не захворал ли?

Лоуренс не хотел обвинять друга – он просто не мог придумать другой причины, по которой Отчаянный мог дезертировать.

– Нет, – сокрушенно ответил тот, повесив манишку.

Больше он ничего не сказал, а Лоуренс не настаивал, помня о присутствии Хэммонда. Смущение Отчаянного говорило о том, что он чувствует себя виноватым. Если уж чинить ему допрос, то никак не при Хэммонде. Отчаянный убрал голову, чтобы они могли выйти в сад. Лоуренс на этот раз двигался чинно, даже не думая прыгать через перила. Хэммонд и перелез-то с трудом, хотя до земли было не больше двух футов.

Принц уже ушел, но дракон, которого Отчаянный представил как Лун Тен Чуаня, оставался на месте. Он вежливо, без особого интереса, кивнул им и вернулся к большому подносу с мокрым песком, на котором чертил что-то когтем.

– Он пишет стихи, – объяснил Отчаянный.

Хэммонд, поклонившись Чуаню, испустил стон и уселся на табурет. Проклятия, которые он бормотал при этом, приличествовали скорее морскому волку, чем дипломату. Лоуренс, впрочем, готов был простить ему все за геройское вчерашнее поведение. Он никак не думал, что штатский, тем более настроенный против сражения как такового, окажется на это способен.

– Простите мне мою смелость, сэр, – сказал капитан, – но я бы рекомендовал вам пройтись по саду. Я на опыте убедился, что это помогает лучше всего.

– Да, пожалуй. – Хэммонд с усилием встал и оперся на предложенную ему руку Лоуренса. Поначалу он еле плелся, но молодость взяла свое на первом же круге. Дипломат, в котором ожило любопытство, приглядывался к обоим драконам. В длину двор был больше, чем в ширину. По краям в нем росли высокий бамбук и маленькие сосны, но середина оставалась открытой. Селестиалы лежали там голова к голове, и сравнивать их не представляло труда.

Они и вправду походили друг на друга, как зеркальные отражения, только драгоценности на них были разные. Всю шею Чуаня, начиная от жабо, покрывала золотая, усеянная жемчугом сетка. Она имела роскошный вид, но воевать в ней было бы неудобно. Отчаянный к тому же носил на себе боевые шрамы: круглую вмятину, оставленную на груди шипастым ядром, и более мелкие, приобретенные в других битвах. Единственным отличием помимо всего этого служило нечто неуловимое в осанке и выражении глаз – Лоуренс не сумел бы объяснить, что именно.

– Не могу поверить, что это случайность, – признался Хэммонд. – Селестиалы все, вероятно, в родстве друг с другом, но чтобы такое сходство? Я их не различаю.

– Мы с ним близнецы, – сказал Отчаянный, услышав его. – Его яйцо было отложено первым, мое вторым.

– Какой же я тупица! – Хэммонд без сил упал на скамью. – Лоуренс… – Просияв, он схватил капитана за руку и потряс ее. – Ну конечно же: они не хотели, чтобы другой принц соперничал с наследником трона, и потому отправили второе яйцо за рубеж. Какое облегчение, боже мой!

– Я не оспариваю ваши выводы, сэр, но как это, собственно, может изменить положение, в котором мы оказались? – спросил Лоуренс, изрядно удивленный этим приливом энтузиазма.

– Как вы не понимаете? Наполеон – всего лишь предлог. Главное то, что его империя расположена на другом краю света. А я-то дивлюсь, почему де Гиня они приветили, а мне и носу за дверь высунуть не дают. Ха! Никакого союза они с Францией и не думали заключать!

– Этому, безусловно, можно только порадоваться, но их неудача еще не означает улучшения наших дел. Нет сомнения, что китайцы теперь передумали и хотят, чтобы Отчаянный вернулся на родину.

– Да нет же! Поймите, Миньнину по-прежнему невыгодно его возвращение. Он не хочет бороться за престол с кем-то другим. Я блуждал в потемках, но теперь все прояснилось. Сколько нам еще ждать до прихода «Верности»?

– Я слишком плохо осведомлен о течениях и ветрах Чжилийского залива, чтобы судить об этом. Думаю, не меньше недели.

– Ах, поскорей бы дождаться Стаунтона. У меня накопилось с тысячу вопросов к нему. Постараюсь выведать еще что-нибудь у Шун Кая – думаю, теперь он станет менее скрытен. Извините меня, я должен поговорить с ним сейчас же.

– Хэммонд, посмотрите на себя! – запоздало воззвал Лоуренс к уходящему дипломату. Хэммонд потерял одну из пряжек, скреплявших бриджи под коленями, чулки у него пошли стрелками, рубашка была вся в крови. Но раз британцам не позволили взять свой багаж, за внешний вид упрекать их не приходилось. – Что ж, у него по крайней мере появилась какая-то цель. И отсутствие союза с Францией – хорошая новость, – сказал капитан Отчаянному.

– Да, – без воодушевления ответил дракон. Он вообще большей частью молчал, только помахивал опущенным в пруд хвостом и раскидывал по каменным плитам капли, которые тут же сохли.

Лоуренс, несмотря на уход Хэммонда, не стал сразу требовать объяснений. Он очень надеялся, что Отчаянный заговорит сам.

– Никто из моего экипажа не пострадал? – спросил тот.

– Я должен с прискорбием сообщить тебе, что мы потеряли Уиллоби. Еще несколько человек ранено, но, к счастью, не тяжело.

Отчаянный задрожал и издал тихий скулящий звук.

– Надо было мне прилететь. Будь я там, они бы ни за что не осмелились.

Лоуренс молчал, думая о бедном, напрасно погибшем Уиллоби.

– Ты поступил очень дурно, не прислав нам никакой вести. В смерти Уиллоби твоей вины нет: он погиб еще до того времени, когда ты обычно возвращался домой. И вряд ли я действовал бы как-то иначе, зная, что ты не вернешься. Но нельзя отрицать, что ты самовольно отлучился из своей части.

Тот же жалобный звук.

– Я ведь нарушил свой долг, да? Значит, я и виновен во всем.

– Нет. Если бы ты известил нас, я не стал бы возражать против твоей задержки: о грозящей нам опасности мы узнали лишь ближе к вечеру. Кроме того, надо быть справедливым: драконов в корпусе не считали нужным знакомить с пунктом об увольнениях. Я должен был сам тебе все разъяснить. Я не пытаюсь тебя утешить, – добавил Лоуренс, видя, как Отчаянный горестно трясет головой. – Ты просто должен понять, что неправильно поступил, но и не винить себя понапрасну.

– Нет, Лоуренс, это ты должен понять. Я прекрасно знал правила, о которых ты говоришь, потому и не стал тебя извещать. Я совсем не хотел задерживаться так долго – просто не заметил, как время прошло.

Лоуренс не знал, что на это ответить. В то, что Отчаянный, всегда прилетавший на остров засветло, не заметил, как промелькнули целые сутки, верилось с огромным трудом. Приди к нему с такой отговоркой кто-то из авиаторов, Лоуренс напрямик обвинил бы его во лжи – и теперешнее его молчание выражало, собственно, то же самое.