Нездешний - Дэвид Геммел

Какое-то время молодая грустная женщина с темными волосами кормила его грудью. Потом у него выросли острые зубы — молоко мешалось с кровью, и женщина плакала, когда кормила его.

Однажды ночью его увезли куда-то и бросили одного под звездами. Он лежал и слышал, как затихает вдали стук копыт. Все тише, все глуше...

С тех пор стук копыт по сухой земле всегда нагонял на него печаль.

У него не было ни имени, ни будущего.

Но кто-то спустился с гор и унес его во тьму...

Их было много там. Они толпились вокруг, гомонили, трогали и щипали его, и он рос среди них во мраке, очень редко видя дневной свет Как-то раз летним утром он услышал снаружи мелодичные трели — они проникали сквозь трещину в скале и гулко отражались в темных переходах. Влекомый этими звуками, он вылез из тьмы на свет. Над головой кружили большие белые птицы, и в их криках точно заключалась вся его жизнь. Он понял, что зовут его Кай, и каждый день по многу часов лежал на скалах, глядя на белых птиц, звавших его по имени.

Потом начались долгие годы мужания. У горы часто останавливались надирские племена, чтобы откочевать потом дальше, к зеленым лугам и глубоким ручьям. Пока люди жили здесь, он наблюдал за ними, смотрел, как играют дети и женщины, смеясь, прогуливаются рука об руку.

Иногда он подходил слишком близко — тогда смех сменялся знакомыми воплями, и верховые бросались за ним в погоню. Кай убегал, а когда его догоняли, начинал драться, рвать и терзать, пока снова не оставался один.

Сколько же лет вел он такую жизнь?

Лес, в котором он теперь сидел, прежде был молодой порослью. Долго он рос или нет? Ему не с чем было сравнивать. Одно племя останавливалось здесь чаще других, и он следил за одной девочкой — сначала она превратилась во взрослую женщину, потом волосы у нее поседели и спина согнулась. Короткая у них жизнь, у надиров. Кай поглядел на свои руки — он знал, что они не такие, как у всех. Он размотал повязку у себя на плече и вытащил нитки, которыми Нездешний зашил рану. Из раны потекла кровь. Кай приложил к ней руку и сосредоточился. Плечо опахнуло жаром — словно вонзились тысячи иголок. Через несколько минут он отнял руку. Рана затянулась гладкой кожей, не оставив никакого следа. То же самое он проделал со швом на ноге.

Снова сильный и здоровый, он встал и глубоко вздохнул. Он мог бы сам перебить этих волков, но человек помог ему и подарил ему ножи.

Он не нуждался в ножах. Он был способен загнать антилопу, убить ее голыми руками и разодрать клыками теплое мясо. Зачем ему эти блестящие железки?

Но это был первый подарок, который он получил за всю жизнь, и красиво выточенные рукоятки радовали глаз. У него уже был когда-то нож, только лезвие почему-то очень скоро из блестящего сделалось красновато-бурым, хрупким и бесполезным.

Кай стал думать о дарителе — маленьком человечке верхом на лошади. Почему тот не завопил и не бросился на него? Почему убил волков и перевязал ему, Каю, раны? Почему подарил ножи?

Тут какая-то тайна.

"Будь здоров, приятель!” Что это значит?

С годами Кай выучился людскому языку, разгадал смысл неразборчивых прежде звуков. Сам он говорить не умел — не с кем было, — но понимал все. Тот человек сказал, что за ним охотятся, — это Кай понял.

Люди и звери? В чем человек видит разницу? Он пожал плечами и вздохнул. Почему-то сегодня он сильнее чувствовал свое одиночество, чем вчера. Ему недоставало маленького человечка.

Карнак спал в зале на полу, прикрывшись единственным одеялом. Огонь в просторном очаге погас, превратившись в мерцающие угли, а генералу, лежащему на козьей шкуре, снилось детство, то время, когда в нем впервые зародились честолюбивые мечты.

Его семья, несмотря на богатство, придерживалась строгих взглядов, и детям с ранних лет внушали, что они должны полагаться только на себя. Юного Карнака отдали в подпаски на севере, в одном из родовых поместий. Однажды ночью, высоко в холмах, к отаре подкрался большой серый волк. Карнак, которому тогда было семь лет, вооружился крепким посохом и вышел навстречу зверю. Волк помедлил, глядя на ребенка своими желтыми глазами, а потом повернулся и убежал во тьму.

Вернувшись домой, Карнак с гордостью рассказал об этом отцу.

"Я слышал, — холодно ответил тот, — но ты умалил свой поступок, похваставшись им”.

Слова отца навсегда запечатлелись у него в памяти и постоянно преследовали его во сне. Иногда ему снилось, что он поборол дюжину тигров и весь в крови, умирающий, приполз к отцу.

«Ты почему не переоделся к обеду?” — с ледяным безразличием вопрошал отец, глядя на израненного сына. “Я дрался с тиграми, отец”. “Опять хвастаешься, Карнак?»

Спящий застонал и открыл глаза. В зале было тихо, но какой-то звук, похожий на тихую барабанную дробь, нарушил его сон. Вот опять! Отбросив козью шкуру, он приник ухом к полу.

Внизу перемещались люди... много людей.

Карнак выругался и ринулся наружу, захватив топор с большого дубового стола. В коридоре несколько солдат играли в кости. Отдав им приказ следовать за собой, он побежал к ведущей в подвалы лестнице. По ней как раз поднимался молодой воин с перевязанной рукой.

— Найди Геллана и скажи ему: пусть немедленно спустится в подвал с сотней человек! — велел ему Карнак. — Ты понял? Немедленно!

И генерал помчался вниз по лестнице. Дважды чуть не упав на осклизлых ступенях, он оказался в узком проходе, куда выходили двери темниц. Дверь в торце вела в просторное помещение, оттуда виднелся грубо вырубленный вход в горный туннель. Вытерев потные ладони о зеленый камзол, Карнак вскинул топор и бросился к проему. Там было холодно, неровные стены блестели от влаги. По узкому туннелю могли передвигаться в ряд только три человека. Карнак остановился, прислушиваясь. Один из солдат выругался, с размаху наскочив на него сзади.

— Тихо! — прошипел генерал.

Где-то впереди по камню шаркали ноги, и там, где туннель загибался влево, плясали на стене отсветы факелов. Карнак поднял топор и облобызал оба лезвия.

Вагрийцев, шедших впереди, встретил за поворотом оглушительный вопль. Серебристая сталь обрушилась на ребра первого воина. Люди, роняя факелы, хватались за мечи, а топор косил их без пощады. Факелы гасли под сапогами, и ужас с удвоенной силой бушевал в темноте. Карнаку было проще — он рубил врага, уверенный, что никому из своих не повредит, вагрийцы же в панике кололи своих товарищей и тыкали мечами в стены. Замешательство перешло в хаос. Захватчики обратились в бегство.

И тут чей-то короткий клинок, ткнувшись Карнаку в лицо, отскочил от левой скулы и вонзился в глаз. Карнак отшатнулся. Брошенный в него нож звякнул об пол, а генерал схватился за лицо. Из глаза текла кровь. С громкими проклятиями устремился он за вагрийцами — его вопли эхом отдавались от стен. Казалось, в туннеле свирепствует разгневанный великан.