Бытие и сознание - Сергей Рубинштейн

Такое сопоставление с неодарвинизмом – не только внешняя аналогия. Оно касается и самого существа дела. Если не признавать отражения объективных условий в образах, в ощущениях и восприятиях, то приспособленность ответных действий к условиям придется свести к «естественному отбору» адекватных реакций из числа случайно возникающих, отбору, осуществляемому посредством торможения реакций, не подкрепляемых действительностью, подобно тому как неодарвинизм и отчасти дарвинизм вообще сводит объяснение приспособленности организма к среде к естественному отбору организмов. Неодарвинизм все сводит к отбору организмов, будучи не в состоянии объяснить их формирование условиями жизни. В результате он вынужден рассматривать этот процесс как находящийся целиком во власти случайности – случайных изменений (мутаций). Подобно этому, в теории, которая отрывает действие от отражения действительности, безраздельной власти случайности неизбежно отдается процесс формирования действия, приспособленного к объективным условиям. Доказательство – теория Торндайка, согласно которой действие, отвечающее условиям, отбирается из числа совершенно случайных реакций, так как нет никакого «механизма», способного в процессе самого формирования действия закономерно приводить его в соответствие с объективными условиями. Эта теория – точный аналог теории, объясняющей приспособленность организмов к условиям их жизни исключительно естественным отбором без всякого учета процессов обмена веществ между организмами и условиями их жизни, обусловливающими их формирование.

Павлов наметил другой путь, принципиально отличный от торндайковского. По Павлову, самый процесс формирования действия, отвечающего объективным условиям, по методу «проб и ошибок» выступает не как слепая игра случайностей , а как закономерный процесс. Достигает этого Павлов как раз тем, что показывает, как в ходе действий животного совершается анализ и синтез, дифференцировка и генерализация раздражителей, отражаемых в ощущении, в конкретном «мышлении» животных.

Если, сосредоточившись на столь блистательно разрешенной задаче физиологического анализа рефлекторной деятельности, Павлов не уделял такого внимания, как Сеченов, ее психологическому анализу, то это не значит, что в противоположность последнему он игнорировал или даже отвергал роль образного отражения действительности в рефлекторной деятельности коры головного мозга. Фундаментальное для павловской концепции положение о том, что ощущение, восприятие, представление суть «первые сигналы действительности», является прямым и непреложным доказательством того, что в этом вопросе у них единая линия; нет ни малейших оснований противопоставлять в этом вопросе Павлова Сеченову или Сеченова Павлову.

Принципиальные установки И. М. Сеченова и И. П.Павлова по вопросу о месте психического отражения в деятельности мозга одни и те же , линия в этом вопросе у них общая .

В это общее дело И. П. Павлов внес вклад, который трудно переоценить; он открыл законы рефлекторной деятельности коры – создал учение о высшей нервной деятельности.

Учение о высшей нервной деятельности – это дисциплина, пограничная между физиологией и психологией; будучи физиологической дисциплиной по своему методу, она вместе с тем по своим задачам относится к области психологии. Поскольку ее конечная задача – объяснение психических явлений (возникновение ощущений в результате дифференцировки раздражителей и определение посредством сигнальных связей значения предметов и явлений действительности для жизни и деятельности индивида), постольку учение о высшей нервной деятельности переходит в область психологии, но никак не исчерпывает ее. Отношение учения о высшей нервной деятельности к психологии может быть сравнено с отношением биохимии (а не химии) к биологии. Павловское учение о высшей нервной деятельности принадлежит к числу тех пограничных научных дисциплин, лежащих на стыке двух наук и образующих переход между ними, которые играют ведущую роль в современной системе научного знания. Роль учения о высшей нервной деятельности особенно велика, поскольку здесь идет речь о переходе от материальных физиологических процессов к психическим, между которыми дуалистическое мировоззрение создает разрыв, пропасть.

Свое учение о высшей нервной деятельности, разработанное на животных, И. П. Павлов существенно расширил применительно к человеку своей мыслью о второй сигнальной системе действительности, взаимодействующей с первой и действующей по тем же физиологическим законам, что и она.

Введение в учение о высшей нервной деятельности второй сигнальной системы имеет существенное, можно сказать, принципиальное значение, потому что оно намечает программу физиологического объяснения сознания человека как продукта общественной жизни в его специфических особенностях.

Для второй сигнальной системы решающим является то, что раздражителем в ней является слово – средство общения, носитель абстракции и обобщения, реальность мысли. Вместе с тем вторая сигнальная система, как и первая, – это не система внешних явлений, служащих раздражителями, а система рефлекторных связей в их физиологическом выражении; вторая сигнальная система – это не язык, не речь и не мышление, а принцип корковой деятельности, образующий физиологическую основу для их объяснения. Вторая сигнальная система – это не язык, не слово как таковое, как единица языка, а та система связей и реакций, которые образуются на слово как раздражитель. Конкретное фактическое содержание понятия о второй сигнальной системе заключается прежде всего в экспериментальном доказательстве того, что слово, как произносимое человеком, так и воздействующее на него и им воспринимаемое, прочно «заземлено» во всей органической жизнедеятельности человека. Слово, произносимое человеком, имеет своим «базальным компонентом» речедвигательные кинестезии, условно-рефлекторно связанные со всей деятельностью коры. Слово – видимое и слышимое, воспринимаемое человеком – является для него реальным раздражителем, способным при некоторых условиях стать более сильным, чем раздражитель «первосигнальный». Этот факт, установленный физиологическим исследованием, имеет фундаментальное значение для понимания всей психологии человека. [221]

Три взаимосвязанные черты характеризуют павловскую физиологию головного мозга.

1. Павлов впервые создал физиологию головного мозга, его высшего отдела. Для понимания психической деятельности это имеет решающее значение. До Павлова физиологическому анализу подвергалось лишь ощущение; допавловская физиология была физиологией органов чувств как периферических приборов – рецепторов. Для Павлова сама кора представляет собой грандиозный орган чувствительности, состоящий из центральных корковых концов анализатора.

Как известно, Павлов рассматривает и так называемую двигательную зону коры как двигательный анализатор, т. е. тоже как орган чувствительности, анализирующий сигналы, поступающие от движущегося органа. С другой стороны, так называемые чувствительные зоны коры неизбежно выполняют и двигательные функции, поскольку деятельность коры рефлекторна, конечным звеном ее являются двигательные эффекторные реакции. Это положение с необходимостью вытекает из всех работ Павлова и его школы, показывающих, что деятельность коры имеет рефлекторный характер. Представление о коре как органе чувствительности, как совокупности центральных корковых концов анализаторов преодолевает обособление периферического рецептора как органа чувствительности. Этим оно ведет к преодолению идеалистической теории ощущения Мюллера – Гельмгольца и создает предпосылки к ликвидации разрыва между ощущением, с одной стороны, и восприятием и мышлением – с другой. Это же положение преодолевает не только обособление периферического рецептора от центральных корковых приборов, но и обособление центральных корковых приборов коры мозга от воздействий на периферические рецепторы. Тем самым вся деятельность мозга ставится под контроль воздействий внешнего мира и исключает идеалистическое представление о якобы чисто «спонтанной» деятельности мозга.

Концепция коры, исходящая из учения об анализаторах, является необходимой предпосылкой для реализации рефлекторного принципа во всей деятельности мозга. Легко таким образом понять все принципиальное значение такой концепции коры.

Различие концепций физиологии мозга и периферической физиологии органов чувств принципиальное.

«Физиология органов чувств», ограничивающая свою компетенцию элементарными формами чувствительности, оставляла полную возможность идеалистического истолкования всех «высших» психических процессов. «Физиология мозга» эту возможность исключает.