Звезда в оранжевом комбинезоне - Катрин Панколь

Младшенький был прав.

Но как становятся восходящими звездами на небосводе высокой моды?

Нужна стремянка.

Она, конечно, уже изнывала от скуки на своей работе. Ей, конечно, неплохо платили, очень даже неплохо платили, но в офисе она ежеминутно зевала. Ей говорили, что в ее возрасте это громадный шаг вперед. Она считала, что это шаг назад, ну, в лучшем случае на месте.

Чтобы удерживать Гортензию возле себя, Фрэнк предложил ей делать два раза в год «закрытую коллекцию». Четыре нарисованные ею модели, которые представляют прессе всего мира. Эти четыре модели оторвали с руками. Они за две недели исчезли из всех магазинов. Вечернее платье, пальто, пиджак с брюками, костюм «корсар» – брюки капри с курточкой и топиком.

– Ну так что, будем выпускать еще? Пора сдвинуть с места рынок? – опьяненная успехом, спросила она у Фрэнка.

– Нет, детка, это закрытая коллекция и, как свидетельствует ее название, недолговечные модели, которые производятся в ограниченном количестве и расхватываются в мгновение ока – если они удачные. Закрытая коллекция призвана разжигать аппетит клиенток, а не продаваться круглый год. Она видит, она хочет, она покупает. Потому что знает, что завтра этого уже не будет. Такая же история у H&M, можешь навести справки.

Он махнул рукой, объясняя, что все суета, дорожная пыль, такова уж наша судьбина, аминь.

Жест ей не понравился.

– Ты знаешь, что я талантлива, и ничем не хочешь мне помочь.

– Ты талантлива, и я использую твой талант, ничем тебя не ограничивая. Ты ведь делаешь все, что хочешь, Гортензия. Что тебе еще надо?

– Чтобы ты помог мне открыть свой собственный модный дом. Тебе это ничего не стоит. Твоей организации.

– То есть ты хочешь, чтобы я выступил в качестве спонсора?

Она села на край стола, поглядела ему прямо в глаза.

– Да.

– И что ты мне предложишь взамен?

– Мой невероятный талант. И процентную ставку. Но это надо обсудить.

– И все?

– Это и так выше крыши.

– Не обольщайся, Гортензия, таких, как ты, сотни в Нью-Йорке, Париже, Лондоне или других городах. Юноши и девушки, у которых полно таланта и желания преуспеть. Я могу только преклоняться перед…

– Но я не такая, как остальные. Я единственная в мире.

– Ты мне не ответила. Что ты мне предложишь взамен?

– Не хочу отвечать на этот вопрос.

– Ну и хорошо. Тогда ничего не проси.

Он вновь засунул нос в свое досье, чтобы продемонстрировать ей, что аудиенция окончена.

– Надо всем давать, чтобы сделать карьеру, ты это имеешь в виду? – спросила она, перебирая браслеты на запястье. Даже браслетов у нее было столько, что превосходило пределы самого смелого воображения.

– Ну, ты начинаешь быть пошлой…

– Я говорю пошлости, но не думаю их, в этом разница между нами.

– Есть еще другая разница – это ты во мне нуждаешься, а не я в тебе.

– Ну, я в этом не уверена… Подумай. Все, что я рисую, продается, как горячие пирожки. У меня есть данные с продаж, Фрэнк, так что тебе не удастся заморочить мне голову.

Он озадаченно посмотрел на нее. Переспросил:

– У тебя есть данные с продаж? Кто тебе их дал?

– У меня они есть, и я умею их расшифровывать. Тебе не удастся меня провести. Благодаря мне вы заработали денег. Я не получила ни гроша с моих моделей. Ни гроша! Вы нуждаетесь во мне, вы компания, находящаяся на последнем издыхании, а я юное дарование, у меня куча идей, я работаю, не щадя себя. И что я за это имею? Ничего. Меня это достало.

– Я привез тебя в Нью-Йорк. Взял на работу. На очень приличную зарплату.

– Потому что тебе это было выгодно, и потом, это были не твои деньги, а деньги компании.

– Я обращался с тобой как с королевой. Я показал тебе город, провел тебя повсюду. И ты ни разу не сказала мне спасибо!

– А за что? За что мне тебя благодарить? Нью-Йорк – не столица мира в области моды. Париж или Лондон – в тысячу раз интереснее, и ты это хорошо знаешь. И я ничего не выиграю, оставшись здесь. Если только ты не предоставишь мне свободу творчества, если не поможешь мне, если меня не профинансируешь… А иначе…

– Что иначе?

– Я уйду. И это не пустая угроза. Я не могу больше здесь оставаться, я тут плесневею. У меня грибы вырастут между пальцами. Мне хочется большего.

Он поигрывал с конвертом ее досье, трепал в пальцах уголок, загибал его, потом вновь разглаживал ногтем. Он колебался, не зная, какое решение принять. Она догадывалась, о чем он думал. Выгнать ее или еще немного подождать. «У меня горят две коллекции. Эта девчушка дико талантлива, но не в меру честолюбива. А у компании нет столько денег, чтобы удовлетворить ее амбиции. Все равно рано или поздно придется ее отпустить».

Она прочла в его глазах, что вердикт был вынесен не в ее пользу.

Не хотелось бы, чтобы он ее увольнял. Оправиться от поражения проще, чем от унижения.

– Я помогу тебе, – сказала она. – Уйду сама.

– Ты об этом пожалеешь!

– Наоборот, я иду навстречу своей удаче. Живу настоящим, так сказать. И добьюсь успеха без твоей помощи.

– Попадешь впросак, подруга. И будешь умолять, чтобы я взял тебя обратно. Но будет уже бесполезно присылать мне твое резюме!

Она вышла из его кабинета, хлопнув дверью.

Ее так колотило от волнения, что способность мыслить она временно утратила.

Кофе почти остыл. Гортензия подняла руку, чтобы заказать еще. Это будет стоить целое состояние, ну и ладно: сейчас главное – привести себя в порядок, наладить моральное состояние.

– Да не расстраивайся, – сказал Младшенький. – Твои модели прекрасны, ты очень талантлива, Гортензия, исключительно талантлива, вот и найдешь что-нибудь еще.

– Да, но когда? Когда? И потом, сейчас ведь кризис. Ты много меценатов можешь назвать, которые готовы в меня вложиться?

– Ты не имеешь права сдаваться. Каждый вечер перед сном воображай себе свое первое шоу. Представляй, как проходят манекенщицы, выбирай саундтрек, отвечай на вопросы журналистов, прокручивай в голове этот фильм, и, увидишь, мечта осуществится. Это будет большой успех.

Ей так хотелось ему поверить.

– Можешь не сомневаться!

– Раньше у меня это хорошо получалось…

– И сейчас получится. Ты не изменилась. Давай встряхнись! Сейчас вечеринка в бутике «Прада» на 57‑й улице. Вот и сходи туда. Действуй! Покажи, на что ты способна.

– У меня нет приглашения, и потом, ты видел, как я одета? Меня туда даже не впустят!

– Впустят-впустят. И тебя ждет важная встреча. С женщиной.

– С женщиной?

– Она станет твоей доброй феей.

– Да, Младшенький… Если бы только это оказалось правдой! Я готова работать как вол, ты же знаешь! Но не хочется становиться стулом.

– Ты никогда не станешь стулом.

– Ночью мне снятся кошмары, я вижу себя в виде стула в большом концертном зале, а вокруг сотни других стульев. И ничем, слышишь, ничем я не выделяюсь среди других сидений! И вдруг надо мной нависает огромный зад и хочет на меня сесть, и я с криком просыпаюсь!

Он несколько раз повторил: «Ты никогда не станешь стулом, Гортензия», и она успокоилась. Узел в груди расслабился, тоска отпустила, дыхание пришло в норму. Она глубоко вздохнула. Младшенький поставил ей мозги на место. Везде, где он проходит, все распускается. Он просто садовник от Бога, палку в землю ткнет – и она зацветет.

– А вообще как дела? Как Марсель, Жозиана? С ними все в порядке?

– Папа стареет, но аппетит у него пока все такой же. Мама вновь вышла на работу секретаршей, не хочет оставлять его одного. А я разрываюсь между моими занятиями и компанией, у меня много забот. Мир меняется не только в области моды. Нужно смотреть в оба и быть начеку. Дни стали такими длинными, я мало сплю. Поэтому и не могу все время быть мыслями с тобой.

– А в остальном?

– В остальном ничего особенного. Твоя мама приходила в воскресенье к ужину с Зоэ…

– А как Зоэ?

– Неплохо. А вот твоей маме трудновато приходится. Она мотается между Парижем и Лондоном.

– Я знаю. Мы иногда с ней разговариваем. Но я ее не понимаю. В этом нет ничего нового, скажешь ты. В любом случае я‑то уж никогда не буду иметь детей!

– У детей жизнь не сахар. В шесть лет у тебя нет никакого будущего. Тебя никто всерьез не воспринимает. Я прекрасно вижу, что смущаю людей, когда присутствую вместе с отцом на заседаниях административного совета.

– А я иногда кажусь себе такой старой…

– Прекрати ныть! Ты бы сошла с ума от скуки, если бы все было спокойно и безоблачно. Никто не вспомнит в конце жизни те ночи, которые он мирно проспал.

Гортензия рассмеялась.

– I love you, очень, Младшенький.

– Однажды ты скажешь мне: «I love you», и мы поженимся.