Хрен с Горы - Изяслав Кацман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Идея получения металлов выглядела наиболее осуществимой – при условии, если я найду сырьё. Тогда можно в массовом порядке облагодетельствовать моих папуасов металлическими орудиями. Импортное оружие на глаза попадалось, а вот импортные лопаты или мотыги чего-то нет. А деревянной палкой-копалкой и костяной тяпкой работать – удовольствие ниже среднего, успел уже убедиться на личном опыте.
Для металла нужны, во-первых, руда, во-вторых, уголь. С углём проблем быть не должно – древесный будем выжигать. А вот с рудой…
При отсутствии познаний в минералогии я решил действовать методом перебора. И принялся лазить по окрестностям, подбирая камни, которые, по моему мнению, могли оказаться рудой. Попутно пробую вспомнить всё, что знал когда-то о рудах металлов. На ум приходили только бурый и магнитный железняки из железных да малахит из медных. Это оксиды. Вроде бы должны быть ещё сульфиды. Но внешний вид искомых минералов я представлял себе весьма приблизительно: малахит должен быть зелёным или голубым, железняки – бурыми, коричневыми или красными.
Через неделю шатания по окрестностям Бон-Хо я натаскал к своей хижине кучу камней. И приступил к их обжигу на костре, разведённом возле дома. Особых успехов добиться не удалось: часть потрескалась на огне, часть внешне не пострадала.
Пару дней я пребывал в депресняке по поводу неудачи. Потом вновь начал думать. Вероятнее всего, дело в низкой температуре: если память мне не изменяет, дрова дают от силы пятьсот градусов, а металлы восстанавливаются и плавятся… Так, напряжём мозги. Железо – не то при полутора тысячах, не то при тысяче семистах, медь на несколько сотен градусов ниже. Вот такую температуру и нужно обеспечить. А кто у нас в деревне лучше всего разбирается в нагреве? Правильно, гончар. Вообще-то поделками из глины занимались в Бон-Хо многие, но только Понапе, пожилой хмурый мужичок, сильно припадающий на правую ногу, был признанным специалистом своего дела, по крайней мере, большая часть деревни при нужде в посуде обращалась именно к нему.
На моё желание освоить гончарную науку Понапе посмотрел мрачно, пробурчал что-то себе под нос и махнул рукой – давай, мол. Впрочем, уже через пару дней его отношение ко мне стало поприветливей. Видимо, оттого, что на фоне других учеников гончара я выглядел если не гением, то подающим надежды.
Всего на основательно загаженной и вытоптанной поляне, лежащей в нескольких минутах ходьбы от последних хижин деревни, тусовалось в пределах десятка индивидов всех возрастов. Из них двоих можно было отнести к самостоятельным мастерам, которые вместе с Понапе пользовались печами и прочим, но при этом то и дело спрашивали совета хромого. Ну и в отличие от не имеющего семьи Понапе они не торчали в мастерской под открытым небом с утра до вечера. Ещё некоторое, не совсем определённое число ошивающихся принадлежало, если так можно выразиться, к керамистам-любителям – эти приходили обычно раз в два-три-четыре дня. Ну и собственно ученики – два паренька лет пятнадцати и девчушка примерно такого же возраста. Эта троица в основном паслась возле Понапе, пытаясь постичь тайны гончарного ремесла. Получалось у них, особенно у пацанов, не очень хорошо – не то по причине отсутствия педагогических талантов у хромого, не то в силу собственного раздолбайства.
Так что ваш покорный слуга со своими весьма расплывчатыми теоретическими познаниями о керамическом производстве и вколоченным десятью годами школы и пятилеткой универа представлением о дисциплине очень быстро вырос в глазах скупого на похвалы, зато щедрого на весьма замысловатую ругань мастера.
Увы, главная моя цель, достижение высоких температур, пока откладывалась: туземцы использовали для обжига посуды простые дровяные печи без всякого принудительного поддува. Правда, тяга в устроенных Понапе печах была о-го-го. Кстати, именно умение сооружать печи с мощной тягой и поддерживать конструкцию в рабочем состоянии и было одной из составляющих мастерства хромоногого гончара наряду со знанием свойств глины, выкапываемой в разных местах, и кучей всяких тонкостей, связанных с её обработкой, от которых пухла голова.
И кто сказал «примитивное производство»? Таких вот снобов самих заставить бы запомнить (опять же, без помощи каких-либо записей, заметьте!), как отличать друг от друга все четырнадцать видов глины, встречающиеся вокруг Бон-Хо, как и в какой последовательности мешать каждую разновидность с песком, толчёным углём или птичьим пухом, а потом – многочисленные «нужно» и «нельзя» при формовке, сушке и обжиге изделий. Так что критически осмысливать всю эту лавину обрушившегося на меня скопища знаний и приёмов я был способен только месяца через четыре, когда Понапе уже чаще молчал (что означало одобрение), нежели ругал меня.
Первое, что бросалось в глаза, кроме некоторой корявости посуды (находящейся в прямой зависимости от корявости рук – если у меня выходило, особенно поначалу, сплошное безобразие, то Понапе или Алиу, как звали девчонку, лепили вещи просто загляденье), делавшейся без гончарного круга, это отсутствие глазуровки, из-за чего влагу керамика нашего производства выдерживала плохо. Отчасти спасала смола некоторых деревьев, которую наносили на посуду вроде лака. Но, во-первых, её было мало, во-вторых, технология нанесения была очень муторной: хотя твердела смола очень долго (если хотите, чтобы чашка не облезла через два дня, сушите несколько недель на воздухе, и вообще, чем дольше, тем лучше), для получения более-менее приемлемого результата нужно было собрать её как можно более свежую, ещё жидкую, аккуратно и равномерно размазать кисточкой по поверхности. Даже чуть затвердевшую смолу использовать было бесполезно: с водой её размешать, конечно, можно, только держаться на глине нормально она уже не будет.
Самые общие соображения подсказывали мне, что в органических растворителях, хотя бы в спирте, смола эта должна растворяться без потери свойств, а может, даже и с улучшением качеств. Ну где же спирт взять, не говоря уж о толуоле или бензоле. Брагу из фруктов или баки местные широко использовали, но как из неё отогнать самогон хотя бы градусов семидесяти, имея из пригодной посуды
