Журнал «Вокруг Света» №07 за 1960 год - Вокруг Света

Наступило утро, на востоке родился рассвет. К моему невыразимому удивлению, не только я, но и все мои товарищи были живы. Волны угомонились, и плот кренился не так угрожающе; но все же мы боялись уснуть, хотя безумно хотели спать. Вдруг Жан, не говоря ни слова, сполз с крыши и исчез. Я до того отупел, что отнесся к его исчезновению совершенно безучастно. Но вот Жан показался снова — с газовой плиткой в руках. Пристыженный, я помог ему влезть и установить ее в ящик — для защиты от ветра, затем отыскал пачку сырых макарон. Вопреки нашим опасениям плитка действовала, и вскоре каждый получил по большой тарелке макарон.

Каким-то чудом смерть в последний миг отступила. Но сколько продлится отсрочка? Больше мы не выдержим: следующий шторм опрокинет плот. Чтобы спастись, — а после сытного завтрака я обрел волю к жизни,— надо что-то предпринимать. Что? Я взывал к товарищам, надеясь услышать гениальное предложение, но они лишь молча смотрели в пространство. Оставался Эрик. Он был в сознании и сам поманил меня к себе.

— Надо во что бы то ни стало увеличить остойчивость плота... — начал он твердо.

Я прервал его нетерпеливым жестом. Совет, конечно, превосходный, но мы и так уже все сделали.

— Я долго думал, стараясь представить себе, как поступил бы. на нашем месте полинезиец, — невозмутимо продолжал Эрик. — И нашел решение. Полинезиец попытался бы сделать балансир.

Разумеется, Эрик был прав. Большие лодки, на двадцать человек, полинезийцы уравновешивают одним тонким поплавком. Нам даже стало обидно, что мы сами не додумались до столь простого решения. Однако досадовать было некогда, и мы энергично взялись за дело, похвалив себя за то, что предусмотрительно привязали срубленные мачты вдоль плота.

Хуанито и Ханс образовали противовес (на большее они не годились — первый потому, что опять спал, второй из-за своей полной непригодности к морскому делу), а мы с Жаном прикрепили с наветренной стороны, под прямым углом к оси плота, две мачты. Оставалось найти подходящий поплавок. Полинезийцы делают балансиры из легкого хлебного дерева, но у нас его, к сожалению, не было, и мы привязали к эвкалиптовой жерди пустые бутылки. Получился превосходный поплавок.

Под вечер опять посвежело, но теперь качка была намного слабее, и нам лишь изредка приходилось перемещаться на крыше. По очереди удалось поспать. И утром 29 июля мы чувствовали себя почти нормально. Кстати, И погода наладилась. Настроение поднималось вперегонки с солнцем. Быстро подсыхали постели и одежда; мы лежали на крыше и наслаждались благодатным теплом.

Даже Хуанито оттаял настолько, что помог нарезать концы, когда мы решили получше укрепить балансир, от которого зависела теперь наша жизнь.

В полдень я смог — впервые за много дней — определить наше положение. Одного взгляда на карту оказалось достаточно, чтобы убедиться: с 25 июля нас отнесло на ЗСЗ, то есть прочь от островов Восток, Каролины и Флинта. Теперь прямо по курсу находился остров Старбак. Однако до него оставалось еще около 400 морских миль, а мы по горькому опыту знали, сколь капризен ветер, и потому не очень-то надеялись попасть туда. Впрочем, в тот миг всех гораздо больше занимала золотая макрель, которую Жан будто бы заметил в кильватере в обществе нашей неутомимой спутницы — бурой акулы. Он схватил подводное ружье, прыгнул в воду и первым же выстрелом пронзил добычу.

Но радость не вечна, особенно если плывешь на развалине. Зная это, мы почти не удивились, когда Эрик сообщил, что за время последнего шторма плот погрузился еще сантиметров на десять. У каждого из нас была своя метка, по которой он следил за осадкой плота, и мы быстро убедились в правоте Эрика. Да, нам удалось сделать плот остойчивее. Да, у нас оставалось воды и провианта на целый месяц. Но что толку в этом, если наше судно пойдет ко дну?

Единственный способ облегчить плот — выбросить за борт возможно больше груза. Мысль простая, но как ее осуществить? Мы уже утопили немало снаряжения; оставшиеся вещи казались нам совершенно необходимыми. Настало, однако, время пересмотреть свои запросы...

Мы окинули взором плот. На крыше — постели, сосуды с питьевой водой, остатки провианта. На корме в сети» подвешенной к двум столбам, качались пять чемоданов с личным имуществом. В каюте висели под потолком океанские приборы и фотоаппараты; где-то под водой стояли на палубе тяжелые ящики Жана с пробами морской воды и планктона. Наконец тяжелый, якорь с цепью.

Восемь ящиков с пробами — главный результат шестимесячных научных изысканий Жана. Может быть, он не станет так огорчаться, если мы начнем с чего-нибудь другого? Сказано — сделано! Бульк — якорь пошел на дно. Бульк —- цепь отправилась следом. Бедняга Жан, настал час ему приносить жертву... Погрустив с минуту, он развязал веревки, крепившие ближайший ящик. Опасаясь, что Жан пожалеет о своем героическом решении, мы поспешили освободить плот от остальных ящиков.

Закончив эту операцию, мы с гордым сознанием выполненного долга вскарабкались на крышу. Увы, результат ничтожный! Увидев нас, Эрик без слов указал на рацию и мотор, затем красноречиво кивнул в сторону моря.

В тот же вечер мы заправили движок последними тремя литрами бензина и пустили его. И что же вы думаете: стрелки приборов ожили — впервые после испытания в Кальяо! Дрожа от волнения, я схватил микрофон и стал вызывать:

— SOS, SOS, SOS. Здесь «Таити Нуи-II». Мы тонем! SOS, SOS, SOS...

Для верности мы повторили отчаянный призыв несколько раз, и после двух десятиминутных сеансов остановили мотор, с тем чтобы через два дня снова включиться в эфир. Но вот и третий день прошел, кончился весь бензин, а ответа нет...

Движок и радиоаппарат отправлены за борт. Теперь на плоту не осталась ничего лишнего, разве что наши чемоданы да мы сами.

Продолжение следует

Сокращенный перевод со шведского Л. Жданова

Остров тропической целины

Вдоль песчаной черты побережья сплошь тянутся кокосовые рощи: кольчатые, изогнутые тайфунами стволы, навес из перистых листьев, похожих на хвосты сказочных птиц. А под этими высокими сводами топорщатся непролазные колючие заросли. Кое-где в пестрой тени рощи видны светло-зеленые лопасти бананов, и среди них — островерхие хижины.

За полосой песков ослепительной глянцевито-зеленой громадой лежит океан, глубоко прогретый солнцем. Солнце... С какой же оно сейчас стороны? Выбирая точку для съемки, я привычно оглядываюсь. Солнца нет ни справа, ни слева. Оно висит где-то над головой — с такой немыслимой высоты глядит у нас иногда, месяц морозной зимней ночью. Сухой, слепящий как на киносъемке свет падает прямыми потоками. С чем сравнить яркость окружающих красок, пряную густоту незнакомых запахов?

Мы стоим перед замшелым утесом. На его стороне, обращенной на юг, к океану, много лет назад высечена надпись: «Край света».

Неподалеку, у бухты, где укрываются от тайфунов рыбачьи джонки, раскинулся городок, центр самого южного в Китае уезда. Он так и называется — Яйсянь («яй» — значит край, «сянь» — уезд).

Да, это действительно край китайской земли. Дальше — морские просторы. За ними на востоке — Филиппины, на западе — Вьетнам, на юге — Индонезия.

Хайнань был далекой, почти неосвоенной окраиной Китая.

В глубине острова, среди гор, покрытых дикими лесами, разбросаны селения народности лицзу. Эти триста шестьдесят тысяч человек вплоть до недавних лет сохраняли почти первобытный уклад жизни.

После дождя они выгоняли на поле стадо буйволов. В истоптанную их копытами грязь разбрасывали семена. А осенью люди срывали колосья, ладонями растирали их, вылущивая зерна.

Не мотыга земледельца, а охотничий лук служил лицзу главным средством к существованию. Метко пущенной стрелой они ухитрялись даже бить рыбу в ручьях. Ружье здесь было редкостью. Охотники брали его друг у друга взаймы, и за это полагалось отдавать половину добычи.

Опутав свой обиход бесчисленными суевериями и запретами, лицзу считали самым священным существом лягушку, покрывали свое тело сложным узором татуировки.

Ветры Октября донеслись и до тропических рощ Хайнаня.

И тут же на острове, рядом с обитателями горной глуши, которые в своем развитии недалеко ушли от первобытной общины, жили и боролись приверженцы самого передового общественного строя. Еще в 1925 году у рыбаков и рисоводов побережья возникли первые коммунистические ячейки.

Двадцать пять лет тщетно пытались реакционеры сорвать поднятое над Хайнанем красное знамя революции. Гоминдановцы, японские оккупанты слали против хайнаньских партизан один карательный отряд за другим. В 1949 году чанкайшисты начали перебрасывать на Хайнань остатки своих разгромленных в Южном Китае дивизий, лелея надежды на контрнаступление, надеясь превратить остров во второй Тайвань.