Страсти обыкновенные - Михаил Башкиров

Надо будет завтра ее куда-нибудь перепрятать… Тренер-то видел, что ее выносили из спальни, значит, в шифоньере ненадежно… а сервант прямо на глазах, тоже опасно… Вот если в стиральную машину? Нельзя, отсыреет… Ничего — придумаем…

Муж вернулся с кухни, тоже присел на четвереньки перед открытой дверцей.

— Календарь-то будем перевешивать или соседу подарим?

— Нашел время, — Сластенова поправила стопку белья — икону стало совсем незаметно — закрыла сервант, перешла к тахте. — Ты у нас большой любитель детективов. Помоги разобраться.

— Ты думаешь, что эта раскрашенная деревяшка кому-то нужна?

— Нужна не нужна, а утром выхожу из подъезда — глядь, а прямо на газоне, в кустах, тренер замаскировался. Натянул на глаза кепчонку, но я-то его сразу по мастерке узнала…

— Сомнительно…

Муж не успел договорить, как у двери кто-то длинно и решительно позвонил…

— Это она, я уверена, это он! — Сластенова встала к серванту.

— Тем лучше, — муж заправил майку в трико и пошел открывать.

— Ваня, прошу тебя, осторожнее, он каратист…

Сластенов чуть приоткрыл дверь и глянул на площадку одним глазом. Что-то белело.

Тогда он увеличил щель для наблюдения, и тотчас же ему в нос ткнули огромным букетом астр.

— Здрасьте!

Сластенов узнал голос соседки из пятой квартиры.

— Вчера на дачу ездили…

— Манечка, это к тебе!

— Ах, Капитолина Федоровна, вы нас балуете, — жена приняла охапку цветов и сунула Сластенову.

— Мария Владимировна, милочка, вы знаете, иду я сейчас из молочного, а мне навстречу Зоя Сергеевна, поздоровалась, еле кивнув, — и вдруг заявляет, что, мол, у Сластеновых икона чудотворная завелась! И перекрестилась при этом, — соседка вошла, захлопнула дверь. — Вот уж от кого не ожидала. Интеллигентный вид, вдова майора — и на тебе, перекрестилась.

— Она-то, чертова кукла, откуда узнала?

— А ей ваш сыночек сообщил строго конфиденциально в благодарность за три рубля, которые она занимала ему на прошлой неделе на кассету…

— Конфиденциально… Три рубля… На кассету… Ты, Ваня, слышал? Я же ему червонец выделяла!

— Музыка нынче подорожала, — Сластенов отнес букет в комнату, вернулся, встал рядом с женой.

— А можно на нее хоть глазком взглянуть, на икону-то чудотворную, или врут опять…

— Только, Капитолина Федоровна, вы уж никому… — Сластенова перешла на шепот. — Прошу вас…

— Я-то с радостью, да шила в мешке не утаишь… Если Зоя Сергеевна узнала, значит, ждите визитов… Старухи со всего района сбегутся…

В дверь грубо и настойчиво застучали.

— Открывайте, милиция!

Соседка мимо Сластенова прорвалась в комнату, жена — за ней. Сластенов щелкнул замком.

— Перепугались, братцы-кролики? — Кирилл швырнул сумку под ноги Сластенову. — А я слышу — воркуют, ну и пошутил маленечко… Кстати, я проглядел твой английский детектив… Девяносто девять процентов, что убийца — сержант полиции…

Ночью Сластенова несколько раз просыпалась от ощущения, что кто-то ходит в большой комнате. Она вставала, накидывала на плечи халат и, проверив наличие иконы в серванте, возвращалась в спальню.

Проснувшись в очередной раз, Сластенова разбудила мужа. Раньше, лет десять назад, она будила его обычно поцелуем, а сейчас просто щелкнула по носу.

— Спать, не мешайте спать, — муж натянул одеяло на голову.

Она все же разбудила его с третьей попытки. Он сел, посмотрел на окно — в щель меж шторами уже проклюнулся бледный рассвет.

— Что, опять тренер?

— Вань, давай поговорим. Мы же с тобой так давно не разговаривали ночами… А помнишь, как только поженились, так до утра не умолкали помнишь?..

— Наверно, тогда было о чем разговаривать?

— Конечно, было.

— Нет, а ловка наше чадо пугануло вас с соседкой… «Откройте, милиция!» Я-то его противный голос признал, а вы обе струхнули…

— Тебе смешно, а я чувствую, что икона эта меня доконает. Устала я от нее. И чего ношусь, как угорелая? Может, из-за фильма того? Мне на работе замначальника давно говорил, что телевизор до добра не доведет… Ящик — он и есть ящик…

— Надо было, мать, нам второго ребенка завести. Тогда бы и про икону забыла, и про телевизор.

— А может, икону в музей отнести?

— Нужна она им, как собаке пятая нога.

— Ты бы попробовал, а? Не убьют же они тебя там… Если деньги предложат, не отказывайся… А носом закрутят — неси ее обратно домой, повесим спокойно на стену… Пусть соседки ходят смотреть.

— И откуда в тебе столько энергии оказалось?

— Ладно, спи… Схожу взгляну, на месте ли она…

Когда Сластенова закрывала сервант, ей показалось, что в комнате сына ходят. Она подошла на цыпочках к матовому стеклу двери, прислушалась — лишь тиканье часов. Успокоенная, вернулась в спальню. Муж похрапывал, закинув руки за голову.

Легла рядом. Виски ломило.

Муж повернулся набок, перестал храпеть и привычно обнял ее. Она осторожно поцеловала его в губы.

О ребенке втором вспомнил… А кто молчаливо согласился на аборт?.. Давно это было… Впрочем, если рискнуть, то и сейчас не поздно… Разбудить его, что ли?..

Сластенов опять проспал до двенадцати. Как и вчера, обошел все комнаты, поставил кофейник.

День выдался пасмурный, и было душно.

Открыв все форточки и балконную дверь, Сластенов прилег на тахту.

Может, я зря вчера про второго ребенка завел… Ей и так несладко, уже и не рада, что с иконой связалась… Интересно, сегодня усидит на работе до вечера или опять отпросится?.. У них начальник либерал, а коснись нашего — так и на похороны отпускает скрипя зубами…

Сластенов задремал, а когда поднял голову, сразу вспомнил о кофейнике, рванулся, не понимая тишины на кухне, но столкнулся с женой.

— Засоня, чуть кофейник не угробил, — она повесила сумку на ручку двери. — С утра думала, отпроситься — не отпроситься, а тут выясняется, что с обеда побелка, и нас — по домам…

— Дождя бы…

— Все небо затянуло, — жена присела у серванта. — Как вчера соседушка глаза таращила на наше сокровище?

С балкона ударил ветер, надул штору парусом. Астры на серванте и столе разом вздрогнули.

Сластенов утихомирил штору, закрыл дверь, обошел все форточки. На улице поднялась пылища. В комнате совсем стемнело.

— Ваня! Беда! Нас ограбили!

— Блажь, — Сластенов присел к серванту рядом с женой.

— Утром она еще была здесь, — жена отдернула руку, и аккуратно сложенные простыни накренились, и самая верхнюю соскользнула на палас.

— Может, ты сама ее перепрятала да забыла? — Сластенов сунул простыню обратно на полку. Напряги память.

— Но я же утром ее смотрела… Как раз Кирилл искал сумку… Ваня, это он…

— Кто — он?

— Наш сын… Его, наверное, тренер подговорил… Я чувствовала… Сначала занял три рубля у Зои Сергеевны, потом сообщил об иконе, а теперь — прямое воровство… Проглядели мы его, Ваня…

— А может, все-таки ты ее перепрятала?

У самого подъезда Кирилл запнулся, чуть не упал, схватившись рукой за металлическую решетку, а сумка сорвалась — и прямо в лужу. Войдя в подъезд, Кирилл отдышался, посмотрел на часы.

В запасе целых двадцать минут… Успел… Только бы мать, как вчера, не отпросилась с работы…

Кирилл встряхнул сумку — икона внутри подпрыгнула, гулко задела брезент. Держа сумку на вытянутых руках, поднялся бегом по лестнице. Положил сумку на коврик перед дверью, нашарил в кармане связку ключей.

Утер я сегодня Ирке нос… Впилась в икону, еле оторвал…

Кирилл почти бесшумно закрыл за собой дверь, прислушался.

Вроде тихо… Суну чудотворную на место — и полный ажур…

Переобулся, достал из сумки завернутую в полиэтилен икону, на всякий случай спрятал под рубаху. Прежде чем уйти, забросил сумку в ванную — в прихожей на полу остался мокрый след.

В комнате сразу остановился.

Мать с отцом сидели на тахте — плечо к плечу. Смотрели, молча ждали.

— Да я же взял ее только показать, — Кирилл вырвал из-под рубахи сверток. — Одна девочка знакомая попросила…

— Скажи лучше, что хотел продать, — мать оттолкнулась руками, поднялась с тахты, пересекла комнату, вырвала сверток. — Да не сумел…

— Продать? Вот умора! Ну кому она нужна? Чокнутых нет…

— Почему ты занял три рубля у соседки? — отец встал, скрестил руки на груди — педагог-любитель. — Мог бы и у матери попросить…

— У нее снега-то зимой не выпросишь… Вот подождите, выбьюсь в чемпионы… Это вам не икона дурацкая — это гарантия благ, да еще каких… Пошутил я насчет Андрея Рублева, пошутил, — а они поверили… Сдам на мастера — и считай, полдела… Потом залезу в какой-нибудь вшивенький институт и налягу на тренировки… В загранку буду ездить…

— С твоим тренером далеко не уедешь, — мать развернула икону, осмотрела, спрятала где-то в спальне, вернулась и встала рядом с отцом.