Игра страсти - Ежи Косински

— Ведь она еще не дама, — буркнул себе под нос Хлопотун.

— Однако после двух или трех приемных родителей органы, следящие за социальными условиями таких детей, становятся более покладистыми, и девушку можно получить по более дешевой цене, — заверил Фабиана адвокат.

— Теперь она уже не дама, — вмешался Хлопотун.

— И сколько же нужно в среднем уплатить за удочерение девочки? — поинтересовался Фабиан.

— Разумеется, это зависит от ее цвета кожи, биографии, внешности и так далее, — подумав и произведя какие-то расчеты, ответил адвокат.

— «И так далее» увеличивает цену, — объяснил Хлопотун.

— Смею вас уверить, что девочка сумеет удовлетворить все ваши ожидания за цену, не превышающую стоимости лошади, на которой вы катаетесь для удовольствия, — заключил адвокат.

— Тут такое же катанье для удовольствия! — вырвалось у латиноамериканца.

После того как этот вопрос был улажен, адвокат быстрым движением положил перед Фабианом большой альбом с аккуратно подобранными фотографиями мальчиков и девочек.

— Здесь они все, — произнес он. — К сожалению, некоторые портреты низкого качества.

— Чего нельзя сказать о девочках, — подмигнул латиноамериканец.

— Под каждым портретом приведены основные данные: возраст, рост, вес и так далее, — поспешил добавить адвокат. — Инициалами помечено досье, которое мы заводим на каждого ребенка, куда заносятся сведения о его семье, религиозной принадлежности, учебных заведениях и органах опеки, переделках, в которых они побывали.

— Задержаниях за бродяжничество, — осмелел Хлопотун.

Адвокат безуспешно попытался осадить его, бросив на него убийственный взгляд.

— Бродяжничество — риск, с которым приходится сталкиваться, имея дело с детьми, склонными к приключениям, — холодно заметил адвокат. Затем, чтобы выиграть в глазах Фабиана, поспешил добавить: — Чтобы защитить приемного родителя от излишнего внимания со стороны юридических инстанций, мы обязательно предоставляем им заключения представителей органов социальной поддержки, которые, в частности, подтверждают, что данный приемный ребенок неоднократно утверждал и даже выдумывал, будто бы новый приемный отец проявлял по отношению к ней нездоровый интерес. Иными словами, мы пытаемся юридически подтвердить, что ему присущи полеты фантазии.

— И много ли волокиты связано с такого рода удочерением? — спросил Фабиан.

— Хватает, — взмахнул рукой адвокат. — Однако, как я уже отмечал, лица, с которыми мы имеем дело, люди весьма просвещенные, и они наши друзья.

— А если девочка разочарует приемного родителя? — поинтересовался Фабиан.

— Можно помочь ей сбежать, — посоветовал Хлопотун.

— Как я уже говорил, мы можем предложить ее другому приемному родителю, — с некоторым раздражением ответил адвокат. — После этого вы сможете выбрать другого ребенка — постарше или помоложе, — продолжал он.

— Станете профессиональным отцом. — В словах Хлопотуна появились восторженные нотки.

Сочтя свою задачу выполненной, адвокат поднялся. Передав тяжелый альбом клиенту, он произнес:

— Можете как следует изучить эти материалы.

Латиноамериканец церемонно выпроводил Фабиана из кабинета и, усадив его на скамью в приемной, снова исчез за одной из фанерных перегородок. Трое мужчин по-прежнему сидели в приемной. Когда Фабиан стал перелистывать толстые глянцевые страницы альбома, они даже не повели бровью. Фолиант не вызвал у них интереса.

Большинство фотографий было сделано «поляроидом» или же с помощью моментальной съемки где-нибудь в парке для увеселений либо на автобусной остановке. Некоторые, видимо, были вырваны из семейного альбома или же вырезаны из журнала, где описывались наиболее отвратительные примеры издевательств над детьми. На всех фотографиях были изображены девочки или мальчики школьного возраста. Одни из них улыбались в наивной попытке выиграть в глазах зрителя. Другие вежливо пучили глаза, хмурились, раздраженные, испуганные, или смотрели с подозрением.

Фабиана привлекла фотография девочки-латиноамериканки лет четырнадцати — худенькой, с внимательными, выразительными глазами и полными губами. На плечи спускались длинные блестящие черные волосы. Просторное, не по росту, платье было схвачено на мальчишеской талии поясом наподобие монашеского одеяния. На руке полотенце.

У Фабиана вдруг появилось желание записать номер и инициалы под фотографией и предпринять шаги к тому, чтобы стать приемным отцом.

Но в этот момент он вдруг осознал, что у него нет ни сил, ни средств для того, чтобы довести дело до конца. Он задержался на фотографии, затем неохотно перевернул ее и закрыл альбом.

Фабиан ехал по почти опустевшим финансовым кварталам города (учреждения закрывались) до тех пор, пока не обнаружил просторную свободную площадку для парковки, втиснувшуюся между стоящими напротив друг друга небоскребами, словно в зеркале, отражавшимися в бесчисленных окнах. Фабиан припарковал свой трейлер таким образом, чтобы загородить въезд на площадку. Теперь у него появилось поле для прогуливания лошадей и игры в поло. Опустив заднюю платформу трейлера, он вывел двух своих кобылок. Ласточка тотчас повела ноздрями, а Резвая начала прыгать и становиться на дыбы, чтобы поразмяться.

Ласточка была американской верховой лошадью кремового цвета с плоской мордой и маленькими, аккуратными ушами. Она была высотой немного более пяти футов, или ста шестидесяти сантиметров в холке, как любят говорить конники, и изящно изогнутой шеей, какой вы не увидите ни у какой другой породы. Когда Ласточка стояла неподвижно, у вас создавалось впечатление, из-за ее короткой спины, что лепивший ее скульптор из-за спешки или по небрежности не завершил своей работы. Резвая — цирковая лошадь из штата Теннеси — была полной ее противоположностью. Ростом немногим менее полутора метров в холке, она имела породистую морду и короткие округлые уши, ловко посаженные на толстую, крепкую шею, с крепкими боками, переходящими в мускулистые ноги и широкий круп.

Профессиональные игроки в поло, которые ездили на более быстрых, смелых и подвижных чистокровных лошадях, открыто смеялись над лошадьми Фабиана. Они заявляли, что длинная изогнутая шея Ласточки мешает обзору и затрудняет нанесение удара по мячу. Временами, когда Резвая переходила на рысь или галоп, вспоминая свои цирковые привычки, она начинала подпрыгивать или раскачиваться из стороны в сторону, словно деревянная лошадка на карусели. К презрительным насмешкам своих критиков Фабиан относился столь же равнодушно, как и его пони.

Каждую из этих лошадей он приобрел за треть ее рыночной стоимости лишь по той причине, что как цирковые лошади они больше не годились. Он купил их для своих нужд и приучал к скорости и толкотне игры, и садился на них всякий раз, как его приглашали принять в ней участие.

Однако он продолжал совершенствовать поступь, которой обучили лошадей, исключая при этом те излишества, которые допускали в их отношении, готовя животных к представлениям. К примеру, Ласточку, подобно большинству других американских верховых лошадей, неоднократно заставляли вырабатывать тот шаг, каким славится ее порода — немыслимые прыжки, витиеватая рысца и знаменитая иноходь — эта неровная, медленная поступь, когда копыта ударяются о землю через определенные промежутки времени.

Элегантной походки удалось добиться благодаря тому, что были подрезаны депрессоры у основания хвоста. На лошадь надевали сбрую, из-за чего хвост стоял торчком, а прооперированные мускулы не заживали. Перед каждым выступлением или показом сбруя снималась, и, для того чтобы хвост торчал, в задний проход лошади сыпали порошок, вызывающий раздражение. Хвост задирался еще выше.

Даже после того как Фабиан приобрел Ласточку и отказался от использования упряжи, хвост животного не сразу обрел свою обычную подвижность. Чтобы защитить лошадь от мух, когда он выпускал ее из конюшни, Фабиану приходилось опрыскивать ее средством от насекомых.

Умевшие принимать красивую стойку, со своим гладким, стройным корпусом, Резвая, как и Ласточка, являлись воплощением труда и упорства предыдущего владельца. Как это делается с большинством скороходов, пестуемых в Теннеси, три особых аллюра, которые служили его торговой маркой, были выработаны с помощью особых приемов. Лошадей обували в особые высокие «башмаки» с тяжелыми клиньями под разными углами, что создавало нагрузку на их мышцы и связки, придавая животному измененную поступь. Передние ноги смазывались выше копыт сильным химическим веществом, затем подтягивались с помощью цепей возле сустава и заключались в тяжелые «башмаки». Химический препарат, наряду с обычным воздействием цепей и «башмаков», вызывал появление разъедавших плоть язв порой размером от двух до трех дюймов. Обретя неустойчивое равновесие, лошадь, приученная к измененному аллюру, чтобы облегчить страдания, принималась гарцевать, за что и ценилась. Самой распространенной была ходьба трусцой, переходившей в «большой шаг», когда передняя нога лошади поднималась до предела. В то же самое время задняя нога рассекала воздух, опережая след передней ноги на целых пятнадцать дюймов.