Игра страсти - Ежи Косински

Чтобы сделать линию живота более стройной. Резвую кормили по особому рецепту; чтобы сделать стройными шею и плечи, лошадь заставляли месяцами потеть, надев на нее капюшон из пластика. Даже подчеркнутый изгиб шеи явился результатом многолетнего давления на нее постепенно подтягиваемой узды.

На площадке для парковки, чтобы защитить копыта лошадей, Фабиан надел на них резиновые боты, затем на каждой из лошадей объехал площадку вдоль и поперек, давая им возможность принюхаться к незнакомому воздуху, приглядеться к непривычному ландшафту.

Он начал испытывать тот особый подъем, который охватывал его, когда предстояло бросить вызов мощи лошади с помощью выверенных и точных команд. Фабиан знал, что красота, поступь и опасность, исходящая от лошади, целиком зависят от ее анатомии, а не от умственных способностей. Союз всадника с конем, по существу, представляет собой противоборство человеческого разума и физиологии животного. У Фабиана был целый набор поведенческих версий этой неуловимой и таинственной природы лошади. Часто он воспринимал ее как самоходный кран, кабиной которого является спина животного, а изогнутая шея — стрелой, поднимающей и опускающей ковш, которым является его голова. А иногда представлял себе лошадь подвижным подвесным мостом: ноги — это опоры, мускулы — поддерживающие кабели. Подчас животное казалось ему автономным пружинным механизмом, который, наподобие катапульты, поднимал и толкал себя вперед, чтобы затем как ни в чем не бывало вернуться на землю, готовым снова совершить прыжок.

Однако, подобно тем хитроумным приспособлениям, которые порой использовались во вред животному, любая лошадь, как бы умело ни была она подготовлена, если по воле всадника она оказывалась на пределе своих физиологических возможностей, то она могла совершенно неожиданно рухнуть на землю. Самым жестоким наказанием для любого игрока в поло была гибель коня под ним во время игры.

Однажды, возможно во время одного из религиозных праздников, на котором воссоздавались картины адских мук, на котором ему довелось, путешествуя, побывать, Фабиан слышал, что если Господь действительно желает низвести человека до низшего состояния, то лишает его священного пламени. Фабиан знал, что единственное его пламя — это поло: единственное искусство, которое он освоил, — это с ходу, сидя верхом, нанести удар по мячу: единственная способность — умение оказаться с мячом в таком месте поля, где, не боясь других игроков, он понесется галопом, держа наготове клюшку наподобие пики. В мозгу — сжатое до пределов время, настоящее, прошлое и будущее. И мгновенное, безошибочное решение. В этот кратчайший, самый яркий момент его жизни он испытывал блаженство, несказанную радость, словно первооткрыватель, оказавшийся за пределами обычного состояния, чувствовал себя богом на вершине блаженства.

Погоняв быстрой рысью обеих лошадей вокруг пустынной площадки, Фабиан взял клюшку, ударил по мячу, улетевшему в темнеющее безмолвие и сел верхом на Ласточку. Ему нравилось пользоваться такими приемами, чтобы, по выражению игроков в поло, «набить себе руку» — ездить верхом и наносить удары по мячу, находясь в одиночестве, вдали от суеты и толкучки игры, во время которой мяч мог неожиданно прилететь откуда угодно.

Помимо того, что такая практика помогала ему выработать меткость и координацию движений, она приучала его лошадей к взмахам клюшки, толчее и суматохе. Фабиан изобрел приспособление, в котором сочетались узда и подпруга. Сев на Ласточку, он мог править обеими лошадьми левой рукой. Правой же мог бить по мячу с любой стороны лошади. Иногда рука у него срывалась, и он невзначай попадал клюшкой по Резвой, которую увлекала за собой сбруя. Скользя и спотыкаясь на неровной, в колдобинах поверхности площадки, лошади иногда сталкивались между собой, вставая на дыбы, брыкаясь и то и дело ударяясь друг о друга боками. Накормив и напоив Ласточку, Фабиан принялся за Резвую. С клюшкой в руке он с размаху вскочил в седло.

Освободившись от всадника, лошадь помчалась вперед со скоростью, которую позволяла сбруя. Она стала мишенью для некоторых резких ударов Фабиана, но не шарахалась от них, продолжая бежать тем же шагом. Фабиан снова подумал, что лошади повинуются его воле, и понял, что может рассчитывать на них во время игры.

Совершая короткие спурты рысью, легким галопом или мчась во весь опор, держа в левой руке поводья и кнут, а клюшку в правой, Фабиан принялся за свой ритуал — стал «набивать себе руку». Он принялся гонять мяч по площадке для парковки, нанося удар за ударом с правой стороны. Когда мяч отскакивал, он отбивал его ударами с левой стороны. Затем, рисуя другой узор, носясь по площадке, превращенной в поле для игры в поло, он изменил стратегию, нанося удары по мячу через холку коня с левой стороны. Когда мяч летел назад, он бросался к нему и отправлял его высоко вверх ударом справа.

Непрерывная беготня утомила Резвую. Кобыла споткнулась и упала. Фабиан привязал взмыленное животное к задку своего трейлера. Почуяв, что наступил ее черед, ее напарница начала становиться на дыбы, нетерпеливо переминаться с ноги на ногу, нервно прядая ушами. На этот раз на дальнем конце площадки Фабиан поставил ряд пустых винных бутылок, поместив между ними несколько мячей. Вскочив на лошадь, Фабиан пришпорил ее. Спокойно стоявшая до этого Ласточка ринулась вперед, вытягивая ноги и стуча копытами.

Фабиан крепко держал кобылу в узде, резко поворачивал ее, делал полуоборот, галопировал, все время удерживая мяч возле передних ног лошади. Переводя взгляд с мяча на бутылку, готовый к удару, он поднял ввысь клюшку, сжимая ее рукой и отведя локоть назад. Привстав на напружиненных ногах и сжав коленями бока Ласточки, он выставил вперед левое плечо и, взмахнув поднятой клюшкой, словно большой косой, нанес мощный удар по катящемуся мячу, послав его на полсотни ярдов. Пролетев это расстояние по изящной дуге, мяч ударился о бутылку, которая разлетелась вдребезги, нарушив предвечернюю тишину.

Фигуру бродяги, скрючившегося у закопченного забора, окружавшего площадку для парковки, обдало дождем стеклянных осколков.

Осадив Ласточку, Фабиан подъехал к нему. Кобыла заржала, отшатнувшись, не желая приближаться к бродяге. В грязных штанах, рубахе, покрытой коркой грязи, незнакомец был закутан в рваный плащ с наполовину оторванным рукавом.

— Чего это ты тут катаешься, командир? — спросил он, обнажив беззубые десны.

— На хлеб зарабатываю, — отозвался Фабиан, подъезжая ближе.

— Вот на этом ящике на колесах? — допытывался бродяга, ткнув палец в фургон.

— Это мое жилье.

Подняв красную, воспаленную руку с короткими пальцами, бродяга попытался погладить лошадь. Лошадь заржала, и он тотчас убрал руку.

— Не найдется ли малость супу, командир? — бросил на него молящий взгляд бродяга.

Фабиан вновь осадил Ласточку, намереваясь повернуть назад.

— Пойдем ко мне, — сказал он.

Нетвердым шагом бродяга пошел следом за Фабианом и его лошадью. Он обливался потом, чтобы не отстать от них. Пока Фабиан привязывал Ласточку рядом с Резвой, он нерешительно стоял у двери.

— Не очень-то я люблю расхаживать по гостям, — признался бродяга, с подозрением заглядывая внутрь. — А ты меня не украдешь, командир?

— Украду? Зачем?

— Ради опыта, — прошептал он. — Начнешь опыты на мне проделывать: станешь наркотой пичкать, бить, жечь. С такими, как я, и не такие вещи проделывают.

— Нарочно я людей не обижаю, — отозвался Фабиан. — Я их люблю. Я с ними развлекаюсь.

Оба оказались внутри прицепа. Бродяга с любопытством огляделся вокруг.

— Можно мне посмотреть остальное, командир?

Схватив свой плащ, с почтением на лице, смешанным со страхом, следом за Фабианом незнакомец прошел на кухню, где стал внимательно разглядывать генератор и микроволновую печь, в испуге отскочил назад, увидев, как Фабиан включил утюг. С некоторым изумлением он улыбнулся, услышав от хозяина фургона, как действует утюг с автоматическим таймером. Его восхитил выполненный из стеклопластика санузел, в котором размещались умывальник, туалет и ванна. С одобрением закивал головой при виде аптечки. Следуя за Фабианом, он заглядывал в помещения, где хранилось оснащение для игры в поло, а также упряжь и приспособления для выездки лошадей. Стеллажи с седлами и сапогами, а также одежда и экипировка всадника совсем не заинтересовали его, но его поразило зрелище макета полностью снаряженной лошади. Изготовленный из дерева, на пружинах, макет высотой в холке полтора метра был помещен в проволочную клетку. Забравшись верхом на неподвижный макет, Фабиан, бывало, набивал себе руку, и мячи, по которым он ударял, отскакивали от сетки.

На кухне, куда Фабиан привел бродягу, тот хлебал суп, который подогрел и налил ему хозяин, то и дело поглядывая на ряд бутылок, выстроившихся в баре. Покончив с едой, бродяга попросил выпить, и Фабиан налил ему стаканчик. Оба перешли в гостиную.