Вся правда – вся позор - Андрей Мелисс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Листочки — девственно белы,
И облака похожи были,
И было всё белей залы
У друга во дворце. Аж что ж,
Он знает белую природу,
Ведь, в сущности, она ему
Единственная непокорна.
Он бы её признал лучи,
И запах чистых, Божий дар?…
Так вот, когда же я ошибся,
Его обычный парк назвав
Садом райским… вот же он,
Блестит, поёт и мне трезвонит.
И зверь тут каждый чтит свое,
Закон ему не нужен боле.
А всё с чего? Как нет владыки,
Так и не может быть рабов.
Как здесь возник эдемов сад,
Не будет больше городов.
Но яблок нет, нет искушенья,
Так что ж, не рай это совсем,
Коль нет по Божьему велению
Каких-то адовых вещей.
Иль есть они, а я не вижу
Большие замыслы Творца?
“Средь нас, чистых, один ты грязен”,
Мне нашептала вдруг трава.
Я оглянулся; может шутка?
Да нет, стою совсем один,
Так не обман был это слуха…
Кто говорит, о, говори!
В ответ мне листья зашуршали,
Поднялся ветер, стукнул гром,
Стихии резко вдруг унялись,
И я сказал с закрытым ртом:
Я заблудился в своих думах,
Я минотавр в лабиринте,
Кой скоро убивает всех,
Кто рядом крикнет “Помогите!”,
Но! Однажды потеряв отца
Решил людей я не калечить,
Марию тут же отыскал
И друга теперь повстречал,
Но что опять? Ну что такое?
Как было очень хорошо,
Так стало вновь мне сильно плохо,
Как будто б где я согрешил.
А я ведь лишь тебя молил
И всё. О чём еще мечтать?…
А что с Марией? Где она?
Уж много дней её не вижу,
Ох, я от ярости ослеп,
Кончину скорую предвижу,
Мария, я иду к тебе!
И объяснюсь, как вас увижу!
И вот ушёл тогда я с поля,
Бежал быстрей к своим сеням,
А белый лист березы прочей,
Чернея, провожал меня.
IV
Франческа да Римини Ор.32, Пётр Ильич Чайковский.
На скакуне я мчался быстро
Вдоль сельских песковых дорог
И одержим был только мыслью
Ей рассказать, что я пророк!
Ведь Боже говорил со мной
И говорил словами.
Мария бы узнала если,
Так злиться б перестала.
Проехал многие имения
И даже дома становился
Уж круг проделав воротился,
А всё Марию не видать.
Я даже к лесу ехать думал,
Но знал, что сам я не управлюсь,
Тогда же быстро я придумал,
Что к другу надо наведаться
И попросить помочь его,
Он не откажет ни за что.
В дворце его было темно
И отражения злата нет,
Не светится теперь кольцо,
Не дребезжит слуги мундир.
Зала его совсем поблекла,
Как будто б пылью обросла,
Как будто много поколений,
В дворце живя, залы не знали.
Портреты бывших государей,
Что в коридоре тоже серы,
Больши реформы в страшны леты
Забылись. Их глаза нелепы.
Камин, за коим говорили,
Ещё пред Марьиным уходом,
Забыт, заброшен, только пепел
Своей холодностью доволен.
И друга спальня наконец.
Бесцеремонно я ворвался,
Его застал, испуг задался
В лице его худом, безумном.
В ногах книжонки, рядом перья,
Листы по полу разошлись,
Коль отпустил он их внезапно,
Всё страху было в нём подвластно,
Глаза его на мне сошлись.
— Ты что тут делаешь? Зачем
Пришёл внезапно, с ничего?
— Беда, скажу я откровенно,
Марию так и не нашёл.
— А ты искал? И для чего?
— Да вот недавно в бег пустился,
Во мне любовь прозрела вдвое,
Везде скакал, почти в погоне,
Но вот прийти к тебе решился.
— Ты что ж, пленить раба желаешь?
Нет, уходи, прошу, уйди,
Тебе я в этом не соратник,
Я помощи не дам совсем.
— К чему мне раб? Она нужна,
А дальше вместе уж посмотрим,
Сегодня видел Божий дар,
Какой теперь я приобрёл…
Там, на полях, такое чудо,
Со мною кто-то говорил,
Единственный, кто там возможен,
Лишь только Бог с травой един.
— Вот диво, а теперь уж Бог
С тобой хотел поговорить,
Но ты же здесь. Зачем ушёл,
Коль Бог хотел тебя там видеть?
— Не суть вопроса “почему”,
А только важно, что то было,
Другое ж знать мне ни к чему,
Для меня истина раскрыта.
Мой друг опёрся обо стол,
Ко мне спиною повернулся,
Он свесил голову и что-то
Себе сказал и ухмыльнулся.
Приподнял голову. Рубаха
Его грязна, висела с ним,
И без костюмов он своих,
Как будто здесь стоял нагим.
Он развернулся, мне сказал:
— Марину ищешь? Знаю я.
Сейчас слыхал, вон в той деревне
Боярку отыскать сумели,
Да только она не жива.
В реке топлённая она.
Повисла тишина немая,
Я брови сузил, в пол смотрел,
Слов друга в том не понимая,
Что он сказать мне тем хотел.
— И что же, утопилась, ладно,
Какое мне до того дело,
Уж мало ль дур в свете бывает,
Мало ль топиться захотели…
Вдруг осознание. Глаза
Вмиг вперили в глазёнки друга.
И с удивлением, его сам
Спросил же я, мол, это шутка?
Но друг шутить был не горазд,
И в общем был