Фрагменты сожалений - Сергей Блейк

его не в своей голове, а здесь, перед собой, потому как глаза его уже были открыты. И теперь он откуда-то совершенно точно знал, что некогда произошло нечто такое, что прервало его жизнь, и кто-то хочет, чтобы он все исправил.

«Но как, черт возьми?! Если я умер, то как очутился в лодке? Кто человек, которого я видел и слышал? И что я могу сделать?»

И тут же Александр вернулся к немногим ранее возникшему умозаключению о том, что на самом деле он пребывает в коме. Вероятно, в данный момент его разум находится между реальностью и видениями (или сном?), тот человек – какой-нибудь врач, разговаривающий с самим собой или еще с кем-то, а яркий свет исходит от прожектора или же висящих под потолком флуоресцентных ламп. Возможно, что круги с воспоминаниями – испытание, которое необходимо преодолеть мозгу, чтобы сознание окончательно вернулось к реальности. А врач, быть может, выражал свое желание все исправить, вернуть его к жизни? В таком случае, однако, Александра взволновал один вопрос: почему он все это осознает, столь ясно мыслит?

Так или иначе, необходимо было действовать. А выбор-то, похоже, невелик: останься он на месте или сигани в воду – и, должно быть, в реальности уже не очнется. Кажется, он стал заложником ситуации, в которой нельзя было заявить, что всегда есть другой выход. А значит, нужно плыть.

И он поплыл, нацеленный временно вернуться в свое семнадцатилетие.

В тот период Сашу по ночам регулярно мучил один и тот же тревожный сон, в котором повторялась трагедия двухлетней давности. В этом сне они с Олегом ехали на велосипедах по извилистой асфальтированной дороге, а небо, сплошь затянутое тучами, то и дело рассекали молнии, и после каждой вспышки следовал раскатистый удар грома. Всю дорогу подростки молчали, на их лицах застыла этакая отрешенность, будто бы они крутили педали на автомате, бесцельно, но стоило им заехать на подъем, как Олег оборачивался лицом к Саше, выдавливал наполненную горечью и пониманием неизбежности улыбку и сворачивал влево. Друг, теперь объятый тревогой, заранее предвидя беду, просил его остановиться, махал ему рукой, давая понять, что нельзя переезжать на ту сторону дороги. Вылетал автомобиль, на полной скорости сбивал подростка, уродуя его тело. Саша, спрыгивая на ходу с велосипеда, подбегал к нему, крича что-то невнятное. Патлатый водитель выходил из машины, быстрым шагом двигался в их сторону и кричал:

– Черт, ты опять убил его! – Затем насмешливо скалил зубы и направлял на Сашу указательный палец, продолжая посыпать обвинениями: – Парень, ты убил его. Ты заставил выехать его под мою тачку! ТЫ!

– Нет, я не виноват, – испуганно, сидя на коленях над мертвым телом, под гнетом вины лепетал он. – Я хотел его предупредить. Я…

Неожиданно – в каждом сне для Саши это происходило неожиданно – погибший друг клал ему на плечо переломанную руку, и, когда Саша к нему поворачивался, слабым, хриплым голосом вещал, глядя на него покрасневшим, частично выдавленным глазом:

– Посмотри, что ты натворил. Посмотри на меня. Не хочешь извиниться?

После этих слов Саша просыпался – обычно в поту и с комком горечи в горле – и часто, уткнувшись в подушку лицом, шепотом повторял:

– Прости, прости, прости…

Теперь его почти постоянно сопровождало подавленное настроение, а вдобавок к этому – бессонница, отчего он исхудал, под глазами появились темные круги, а успеваемость в школе заметно снизилась. Родители настояли на том, что ему требуется серьезная психологическая помощь, и записали на прием к частному, но тогда еще работающему за небольшую плату детскому психологу. Множество часов потребовалось специалисту на то, чтобы поднять дух подростку и заставить его убедить себя в своей невиновности. И постепенно, на радость и родителям Саши, и его старшей сестре он более или менее пришел в норму. А когда виновного в смерти Олега, после излишне затянутых судебных разбирательств, упекли в тюрьму на долгие годы, кошмарный сон оставил его в покое.

И вот прошло более полутора лет.

Александр в осенний полдень очутился подле автобусной остановки, где стоял он, только уже семнадцатилетний, и его старшая сестра, Лена. Он помнил – вот сейчас, находясь в этом месте, помнил, – что на следующий день у их матери должен быть день рождения, в честь чего они приняли решение вдвоем съездить в торговый центр и купить для нее подарок. За день до этого они обсуждали, что именно подарить родительнице, и выбор их пал на какой-нибудь маленький золотой кулончик, а так как поблизости от их дома не было достойных мест для выбора украшений, проблему должны были решить ювелирные бутики. Но всенепременно должно случиться что-то плохое, а что – предугадать Александру никак не удавалось, сколько он ни силился.

На остановке топтались еще человек двенадцать-четырнадцать, две трети из которых стояли перед Сашей с Леной, и многие из них, как это можно было понять по их кислым минам, явно были недовольны длительным отсутствием общественного транспорта, однако вслух, как обычно, никто не высказывался.

Наконец, по прошествии еще примерно пары минут подъехал массивный бело-зеленый автобус. С обеих его сторон отворились автоматические двери, и, пока прибывшие пассажиры выходили из задних, свежая порция протискивалась в передние.

– Блин, кажется, свободных мест не осталось, – выразила недовольство Лена, закатывая глаза. Но почти мигом просветлела, и недовольство на ее лице тут же сменилось улыбкой. – А, нет, одно есть. Вон, в центре салона.

– Ну, тогда беги и садись, – ответил следующий за ней брат. – Видимо, место специально для тебя сохранили.

– Я и не сомневалась.

Устроившись поудобнее на пассажирском сиденье, Лена, когда автобус уже продолжил свой путь, подняла голову и посмотрела на низкорослого мужчину, с трудом дотягивающегося до поручня над головой, при этом же другой рукой неуклюже держащего газету. Он сощурился так, что было понятно: очки наверняка оставил дома, а почитать о том, что происходит в жизни знаменитостей, хочется. Чтобы сдержать смешок и не обидеть человека, она обратила взор в окно, за которым мелькали транспорт и здания.

Саша же еще до того, как автобус тронулся с места, прошел в самый конец салона, стал спиной к окну и поясницей привалился к поручню. В основном он тоже смотрел в окна