Фрагменты сожалений - Сергей Блейк

собой велосипедиста, стремительно вывернул руль влево, потому как седан резко вильнул в сторону, однако было поздно: раздался пронзительный, спугнувший летающих поблизости птиц визг шин – это лихач успел вдарить по тормозам, а затем – раз! – и передний бампер впечатался в переднее колесо велобайка. Обод колеса и рама над ним от столь сильного удара погнулись, часть спиц повылетала, а сам двухколесный транспорт вместе с подростком отлетели назад на добрые метров пятнадцать, причем юнец прямо в полете слетел с седла и, боком шмякнувшись об землю, кубарем прокатился по ней, отбивая каждую часть тела, ломая конечности и оставляя за собой следы крови. Велобайк приземлился немногим дальше от него и, скрежеща стальной рамой по асфальту и пуская в воздух снопы искр, рулем влетел в рытвину, градусов на девяносто развернулся и только тогда остановился, продолжая подавать признаки жизни вращающимся задним колесом, с которого слетела цепь.

Владелец авто тем временем не поднимал ноги с педали тормоза, а когда седан наконец замер, откинулся на спинку сиденья и, не отпуская рулевую баранку, сдавливая ее что есть мочи, но не обращая на то внимания, таращился сквозь лобовое стекло.

Саша с силой надавил на обе тормозные ручки, тем самым сбросив скорость до нуля почти в мгновение, отчего перелетел через руль и приземлился на ладони и колени, разодрав их в кровь, а велосипед свалился ему на спину.

Отворилась дверца автомобиля. Водитель, худощавый мужчина с неопрятной щетиной на бледном лице и волосами, почти касающимися плеч, подскочил к сбитому подростку и согнулся над ним, нахмурившись и ладонями упершись под колени.

Саша же, почти не обращая внимания на боль, мигом вскочил на ноги, скинув со спины велосипед, и, прихрамывая, поковылял к другу.

– Твою-то мать… – простонал мужчина, поворачивая голову сбитого подростка так, чтобы увидеть его лицо. После чего выпрямился и повторил. – Твою мать!

Олег лежал неподвижно, не дыша. Разбитые губы его уже синели, одна сторона лица была разодрана до самого мяса. Шея изогнута, сбоку из-под кожи что-то выпирало – по всей видимости, звенья сломанного позвоночника. Один глаз закрыт, второй, налитый кровью, будто бы норовил выскочить из глазницы. Сквозь порванную ткань футболки проглядывала ужасающая рана и острие плечевой кости – результат открытого перелома. Вокруг головы – лужица крови, от которой слиплись взъерошенные волосы подростка; из пробитого, вмятого вовнутрь черепа вывалилось что-то бледно-розовое.

Но, несмотря на чудовищную картину, Саша склонился над другом.

– Эй, Олег, – теребил он его за рваную футболку, не обращая внимания на ругающегося, готового впасть в истерику снующего позади него мужчину. – Олег, вставай. Ну же, очнись!

Виновник аварии вернулся к своей машине, заглянул в салон, чтобы с переднего пассажирского сиденья взять мобильный. Выпрямившись, обогнул капот. Удостоверившись в том, что на его старушке – ни царапины, дрожащей рукой набрал 911.

А Саша продолжал взывать к Олегу: глаза на мокром месте, и голос уже надрывался, и к горлу подступила горечь.

– Тебя спасут! Слышишь? Обязательно спасут.

«Нет, его не спасут, – вспоминал Александр, – он уже мертв. Наверное, он умер сразу, как только разбил голову. А я не хотел принимать этого. Да и не мог».

В тот день Александр потерял своего лучшего друга.

И снова Александр в лодке. Он понятия не имел, сколько минут или часов прошло с тех пор, как заново пережил момент смерти Олега. Он лежал почти обессиленно, устремив взгляд в небо, а сердце сдавливала ноющая тоска, и было ему столь грустно, что хотелось выброситься за борт и уйти ко дну. Но даже на это ему, как он считал, не хватило бы сил.

А может, он обессилен еще и от голода? Александр попробовал представить, как откусывает ломтик хлеба или отправляет в рот ложку с овсяной кашей, но организм, похоже, не был готов принимать в себя пищу, что выразилось в подступившем рвотном позыве, который Александр, однако, благополучно сдержал.

Погода в его отсутствие заметно ухудшилась. Посерело небо, усилился ветер, уже не было видно солнца. Да и птицы, по всей видимости, недовольные такой переменой погоды, куда-то улетели, наверняка готовые укрыться от предстоящего дождя, – а дождь при таком раскладе не мог не хлынуть.

И вот Александр смотрит в небо – а глаза словно бы посерели под стать его цвету – и думает: «Разве хоть кто-нибудь из людей в буквальном смысле переживает заново худшие моменты своей жизни? Разве такое вообще должно происходить? Может, кто-то играет со мной? Кто? Я без моего же ведома стал частью чьего-то эксперимента? Или это проделки дьявола за мои грехи? А может, такой сон? Может, на самом деле я в коме? Или, как Олег, попал в аварию, а все, что вижу и чувствую сейчас, – галлюцинации, и так мой мозг доживает последние секунды? Но что еще я должен вспомнить, чтобы освободиться? И освобожусь ли вообще?»

От бессилия и нарастающей злобы Александр стиснул зубы и с силой ударил кулаком по днищу посудины. Ему хотелось кричать, чтобы вернули недостающие обрывки памяти, дабы не пришлось их видеть, ведь они, если следовать закономерности, еще хуже, еще тяжелее, – хотя куда, казалось бы, еще хуже? – да только кому и на кого кричать, к кому взывать? Кто ответственен за все это, за его страдания? Видимо, оставалось разве что следовать негласным правилам, и каков будет итог – ведомо одним лишь наблюдателям. Если, конечно, таковые имелись.

«К черту вас, – подумал Александр. – Если вы хотите меня сломить, вынужден буду вас разочаровать. Вам нужна была серая полудохлая мышь, а я – непокладистый живучий кот, который не только не поведется на ваши манипуляции, но еще и надерет вам задницы».

С этими мыслями он сел, опустил в воду весла, и… голову пронзила боль, такая острая, словно игла, пробив его череп, воткнулась в самый мозг, и это заставило его немедля бросить весла обратно и ухватиться за затылок. Зажмурившись, он согнулся, в ушах зазвенело, и он вдруг мутно увидел такую картину: над ним стоит человек, лицо которого засвечено ярким светом, и вещает что-то о прошлом, об ошибках, о желании изменить… жизнь? Да, он что-то говорит о жизни, о возможности все исправить.

На этом видение испарилось. И Александр осознал, что видел