Сказки из старинной шкатулки - Юрий Подкорытов

Взмахнет Таганай саблей — ковыль голову седую к земле клонит, у недоброго человека душа от страха захолонет. И еще говорили: будто кто булат имеет — секретом долгой жизни владеет.

Вот и позавидовал этому леший Шурале. Жил он возле поганого болотца, добрых людей в трясину заводил, слушал комариное пение, до которого охотником великим был, да все прикидывал, как бы Таганаевым булатом завладеть.

Думал, думал и придумал: старший сын Таганая жадноват, спит и видит добро отцовское за собой.

Вот и подговорил его Шурале:

— Старый стал ваш отец. Зачем ему такие сокровища? Поделите с братьями поровну. Я вам место покажу, где сундуки Таганаевы схоронены, а вы мне сабельку его отдадите.

Ишимбай согласился. Украл у отца саблю булатную, отдал Шурале.

Пошли за богатством. А Сарбай за ними следит.

Открыл Ишимбай сундук отцовский — глаза разбежались.

Ишимбай горстями гребет, халат скинул, камешки дорогие да монеты в узел насыпает.

Тут и Сарбай подскочил:

— Мне половину! — кричит. Тоже узлы вяжет. Железки разные и те прихватил.

Шурале радуется: сыновей с отцом поссорил.

Да радость недолгой была. Таганай как раз с охоты возвращался, сердцем чует — неладно. Огрел коня нагайкой, налетел степным беркутом на Шурале. Леший от страха в болотце свое — бултых! Таганай погнался за сыновьями, наказать решил.

А Ишимбаю с узлами бежать трудно, пот градом льет, камешки дорогие нет-нет да и выпадают. Где изумруд падет — лес зеленый поднимается, где бирюза — озеро голубое засверкает.

Слышит Ишимбай горячий топот коня отцовского. Куда деваться? Побросал узлы — на том месте горы выросли. А Ишимбай от стыда сквозь землю провалился. Рассказывают люди — по сей день находят в земле черную кровь Ишимбаеву. Нефтью зовут.

А Сарбай тоже жадности непомерной был. Бежит, задыхается, а добро из рук не выпускает. Известно, глупость да жадность — сестры родные. Так в степях зауральских и дух испустил.

Взмахнул Таганай булатом, голубым огнем вспыхнула сабля и пропала. От обиды за неблагодарных сыновей окаменел Таганай, в гору превратился. Да такую высокую, что по ночам луна у него на каменном плече отдыхает. Так и говорят все: Таганай — подставка луны.

А младший, Селямбай?

Остался Селямбай один-одинешенек. Пошел он куда глаза глядят. День шел, ночь шел. Остановился на берегу глубокой реки Миасс. Жилье себе построил, стал зверя бить, хлеб растить.

Место это бойким оказалось. Хозяин, Селямбай, приветлив. Потянулись к нему люди.

Старики говорят: оттого, мол, это место Селябой прозвали, Челябой. А кто и по-другому говорит, сказки всяк по-своему сказывает…

ЗОЛОТАЯ НИТЬ

Давно это было. Жил-поживал в краях наших уральских Загид-батыр. В лесах мед и зверей добывал, в степях отары овец и табуны конские пас. Весело жил, вольно!

А в чащобе-урмане глухом леший Шурале обитал. Приходит как-то Шурале к Загид-батыру с обидой:

— Только и слышу: башкир — хозяин пчел, башкир — хозяин гор и лесов, башкир — хозяин степей и озер! Все одному, давай поделимся!

Смеется Загид-батыр:

— Чего же нам делить с тобой? Леса богатые, степи широкие, озера глубокие! Живи!

— Давай делить! — уперся на своем Шурале. Хвостом туда-сюда крутит, злобствует.

— А как делить?

Нечистый в затылке скребет, копытцами землю бьет, башкой мохнатущей крутит. Придумал.

— Сроку нам три дня и три ночи. Кто какую веревку за это время сплетет, тот столько земли себе и захватит. Согласен?

— Согласен. Но смотри, чтоб без обмана какого.

На том и порешили. Поскакал Шурале по глухим урманам да по болотцам поганым своих подручных скликать.

Явились тридцать три старых зеленых черта, тридцать три кикиморы, да с полсотни лесных ведьм — мэскэй — набежали. Стали они с осины лыко драть да веревки вязать. Шум, гам, визг — не без этого!

Шурале подгоняет работников, а сам думает:

«Ну, хозяин гор, степей и лесов, посмотрим, какую веревочку ты за три дня да три ночи сплетешь. Удавиться разве».

А, Загид-батыр пошел в горы. Поднялся к заветному роднику, откуда голубые реки начало берут. Крикнул:

— Эге-гей! Иргаил-карлик! Покажись!

Раздвинулись тут горы, старичок с ноготок показался.

— Кто Иргаила-карлика звал?

Поклонился башкир Иргаилу, о своем споре с окаянным Шурале рассказал.

Пообещал помочь Иргаил-карлик. Взмахнул палочкой — откуда ни возьмись налетели золотые пчелки, зажужжали.

Приказал им Иргаил-карлик. Закружились пчелы над большой чашей из яшмы-камня, с крылышек золотую пыльцу стряхивают.

— Вот, — говорит Иргаил-карлик, — сейчас мы золото это переплавим и в кузнице моей горной начнем нить ковать. Помогай, Загид-батыр.

Загид-батыр уголь древесный в горн подбрасывает, молотком по наковаленке стучит.

Тонкая, прочная золотая нить получается. Вроде и небольшой клубочек вышел, а хватило окружить и степи жаркие, и горы, и леса, и тундру до самого Ледовитого море-океана.

Леший Шурале, как ни старался, как свою веревку из лыка осинового ни вытягивал, — достались ему болота топкие да чащи непроходимые.

А ниточка та золотая прошла через хребты уральские, через души и дела человеческие.

Известно, золото — металл благородный, не ржавеет и не старится.

Торопливая работа

Это еще при наших дедах-прадедах было. Они-то и рассказывали — жили на земле Уральской высокого мастерства люди. На руку твердые, на глаз острые. Ремесло свое отменно знали. Издавна о таких говорили: швец, жнец и на дуде игрец.

И жил-поживал старик один. Дедом Куделькой его звали. Что о нем люди рассказывали, то и мы не утаили. Одно доподлинно: никогда дед не якал — я да я. Рабочий человек сам себя в середку выставлять не любит.

Присказка у деда была любимая:

— Не бойся работы, пусть она тебя боится. Да еще одна:

— Глаза облюбовали — руки сделали.

Глаз у него приметливый, на работу веселый. Все у него спорилось, любое дело в руках горело. Да и в мастерстве огневом не в последних числился.

Построил дед Куделька избушку в поселке лесном. К самой горе прицепился. Хоть и малы горницы, да светлы. В одно оконце глянешь — раскинулась в зеленом мареве тайга уральская, в которой птицы и зверя не считано. В другое посмотришь — голубое озеро глаза слепит. На крылечко выйдешь — слышно, как щука хвостом бьет да рыбью мелочь по камышам гоняет.

А вокруг горы синие щетиной сосен заросли. Золотыми свечками березы горят, красными шапками рябины покачивают. Прыгая с камушка на камушек, падают с гор звонкие ручьи. Вербы смотрят в студеные воды быстрых речек, а по берегам топким — заросли черемухи и хмеля буйного.

Уважали деда Кудельку, за советом не раз приходили. А дед мужикам молодым как бы невзначай подсказывал: такое-то, мол, место малахитом богато, а в таком-то вот огненной змейкой жилка золотая проскочила.

Народ здесь рослый, могучий. Все больше по горному делу старались, а который и зверем пушным промышляли. Но и такие были, на которых и слов хороших тратить не хочется.

Соседом у деда Кудельки никудышный жил мужичонка. Шаромыга-Торопыга, Алеша — два гроша, шейка — копейка, алтын — голова, по две денежки — нога: вот и вся ему цена. Верхушкой прозвали. Словами туда-сюда, а делами никуда. За десяток работ сразу брался, да ни одной до конца не доводил. Все верхоглядом. А на язык подковыристый, занозистый. С рыжеватинкой в волосе да со ржавчинкой в голосе.

Работник так себе, зато на еду-питье дармовое — лютый!

Ну, народ у нас не жадный, последним куском поделятся. Заходи в дом, угощайся.

Верхушка и повадился. К одному, к другому столу прибьется. Поест, попьет, языком помелет-почешет.

Похваляется:

— Человек сыт одним хлебом да еще одним ремеслом. Я вот (пальцы на руке растопырит!) — столько ремесел держу. И то могу, и другое, и третье.

Мастером себя выставляет. А ему отвечают:

— Дело мастера хвалит. Не все годится, что говорится. Ремесло не языком держится. Ты бы, Верхушка, работенку какую одолел. И народу польза, и тебе пропитанье. Вон дед Куделька — и швец, и жнец, и на дуде игрец.

И верно. У деда талантов много. Кафтан пошьет — любой красавцем писаным станет. В поле с серпом выйдет — ни один колос даром не пропадет. На дуде заиграет — ноги сами в пляс идут.

Мужики деда за тонкую работу уважали, а девки да бабы за ремесло портняжное особенно.

Осенью хлеба уберут, по амбарам-закромам развезут, так и свадьбы играть начинают.

Забегают тетушки да мамушки:

— Ты уж, дедушка, одежонку нашей невесте поприглядней да пофасонистей смастери. Один раз замуж-то выходят. И жених новую рубаху просит. С петухами. Чтоб на всю округу горланили..