Метаморфозы (сборник) - Максим Карт

Меня встретила улыбкой очаровательная девушка, светящаяся красотой на фоне довольно унылого убранства торговой точки. Она положила руки на затёртый прилавок, который стоял перед покосившейся витриной, наполненной товарами, пригодными для потребления разве что редко проезжающими мимо дальнобойщиками: сигаретами, сомнительного вида напитками и алкоголем. Зачем только водка шоферам, я так и не понял, но начал подозревать, что сюда наведывалась и местная алкота… Девушка была красивее Риты. Опять… Никак не хотела отпускать меня, чертовка. А может, я всё-таки люблю её?

Нежный голос продавщицы вернул меня на землю:

– Здравствуйте! Вы, наверное, случайно сюда заглянули?

– Почему вы так решили? – искренне удивился я.

– У вас взгляд загнанный, – улыбнулась она. – Как-будто убегаете от кого-то и случайно завернули в тёмный угол, где хотите переждать надвигающуюся беду.

– А вы удивительно прозорливы для здешних мест.

Мне показалось, она обиделась: её губы вздрогнули и брови шевельнулись. Но я не собирался извиняться. Зачем? Совсем скоро она исчезнет из моей жизни, ведь я поеду дальше своей дорогой, а она так и останется в заданной точке – иконой стиля и объектом поклонения местных маргиналов.

Она ответила незамедлительно, словно прочитав мои мысли:

– Вы думаете, здесь одни алкаши живут, настолько пропитые, что не могут сложить два и два? Ошибочное мнение, лубок. Эти места, к вашему сведению, просто кишат умными людьми, а пойло – для приезжих вроде вас, ищущих дешёвых развлечений!

Меньше всего мне хотелось забираться в дебри бессмысленной дискуссии, хоть язык и чесался нахамить.

– Мне бутылку минералки, пожалуйста, – сказал я и положил прилавок крупную купюру.

Она грохнула по столешнице пластиковой бутылкой так, что пузырьки в воде взметнулись к пробке.

– У меня сдачи нет, – ответила она сквозь плотно сжатые губы. – Клиентов не было ещё с утра.

– Сдачу не надо, – сказал я как можно добрее и вышел из магазина, на ходу свинчивая пробку с горлышка бутылки.

Никогда не знаешь, куда затянет тебя твой язык, живущий временами отдельно от всего организма.

Через час я достиг цели своей поездки – маленького домика на берегу широкой реки, от которого за версту веяло уютом и застоявшимся одиночеством. Мои родители специально построили его вдалеке от чужих глаз. Они хотели уединиться в «тихой гавани». На то были причины: с годами отец всё больше замыкался в себе, люди раздражали его, он, кажется, даже побаивался их.

Но дверь дома оказалась заперта. В нерешительности потоптавшись на крыльце, я повернулся лицом к машине. Не для того я преодолел километры дороги, чтобы остановиться у самой финишной ленточки. Если потребуется, буду ждать день, два… От такой перспективы меня тут же передёрнуло: два дня, пожалуй, слишком.

И я вспомнил. Было место, где он с большой вероятностью мог сейчас находиться. Мы часто рыбачили там, где река делала крутой поворот, грациозно изгибаясь как талия стройной девушки, там на берегу росли ивы, склоняя ветви к воде, окуная в неё их концы, и заросли камыша расступались, освобождая заводь для шикарной рыбалки.

Отец был человеком реки. Втекая в его мозги рассветами и закатами у воды, запахом рыбы и назойливым комарьём, шуршанием камыша на ветру, она подпитывала его жизненными соками, а вытекая, уносила в своих водах весь негатив, что накапливался в нём и самостоятельно не мог выйти. Он любил реку, и она отвечала ему взаимностью, как женщина, которая хотела принадлежать только ему. Почему я так думаю? Он сам рассказывал мне. И не один раз между прочим. Я даже иногда ревновал его к ней, слушая эти откровенные признания.

Нащупав взглядом хорошо утоптанную тропинку, я пошёл по ней без спешки, наслаждаясь отличной погодой и редкими по красоте видами. Он сидел на складном стульчике с удочкой в руках, одетый в ветровку и шорты, с бейсбольной кепкой на голове. Рядом с ним стояло ведро для рыбы, в котором, я уверен, уже плескался, желая выбраться на волю, богатый улов. Услышав щелчок поломавшейся под моей ногой сухой ветки, он оглянулся. Улыбка расплылась по его небритому лицу, сильно постаревшему с тех пор, когда я видел его в последний раз. Но он не поднялся со стула – даже мой редкий визит не мог оторвать его от любимого занятия.

Только сказал едва слышно:

– Добрый день, Тёма. Я рад, что ты приехал.

– А как я рад тебя видеть, ты даже не представляешь! – ответил я, усевшись рядом с ним на укрытую травой землю.

Потом мы долго смотрели на прыгающий по волнам поплавок. Я хоть и не был страстным рыбаком, но обожал со стороны наблюдать за рыбной ловлей.

– Как дела? – спросил он. – Всё балуешься бухгалтерской цифирью?

– Это баловство приносит хороший доход, пап…

Он всегда хотел, чтобы сын стал хорошим инженером, а я… Не оправдал возложенных на меня надежд. Каждый из нас самостоятельно выбирает свой путь. Этим-то он должен быть доволен.

– Как Рита поживает?

Он не знал, что мы в разводе. И я не хотел расстраивать его.

Поэтому соврал:

– Нормально. Живём потихоньку.

Как оправдываюсь, подумал я. Не знаю, почувствовал ли он мою ложь, но стал вдруг собираться домой. Я взял ведро.

– Пошли, Тёма. Буду кормить тебя ухой. У вас в городе такой ухи тебе никто не сварит.

Внутри дома обстановка не изменилась, всё осталось на своих местах: книжки на полках, декоративные тарелки на стенах, не говоря уже о мебели. Словно проявились вдруг фотографические отпечатки из моих воспоминаний. Мы прошли на кухню, где принялись вдвоём чистить рыбу, сопровождая этот не очень эстетичный процесс пережёвыванием различных эпизодов нашего совместного прошлого. Потом папа варил настоящую тройную уху по собственному, никогда не меняющемуся рецепту, а я с замершим сердцем вкушал безумные ароматы, наполнившие замкнутое пространство кухни.

Мы ужинали в тишине, нарушаемой лишь звяканьем ложек о тарелки и тостами, когда стукались запотевшими от ледяной водки рюмками. Ярчайшая по вкусу смесь рыбного бульона и алкоголя, быстро всасываясь кровью, наполняла меня редким ощущением домашнего тепла, от которого я уже успел отвыкнуть. Догадываясь о моём состоянии, отец понимающе улыбался и снова наполнял рюмки до краёв. Я не опьянел, а расслабился так, что не хотел вставать со стула, когда ужин подкатился к своему логическому завершению.

Мы всё же перешли в зал, превращённый умелыми руками отца в гремучую смесь домашней библиотеки и гостиной заядлого охотника, с глубокими креслами, неизменным камином и головами животных на стенах, хоть он и не являлся любителем гонять дичь по лесам и полям.