Утренняя звезда. Повесть - Александр Шкурин

Алекс добирал крохи сна перед работой, за время постоянных поездок он точно установил, когда ему просыпаться и выходить на остановке, чтобы потом легкой трусцой добираться до места работы.

Трамвай, ноев ковчег на стальных колесах, выписывал сложные эволюции, подчиняясь рельсовому пути, проложенному по городским улицам еще в тридцатые годы двадцатого столетия, и вёз Алекса до остановки под неофициальным названием «Агдамская». Название остановки объяснялось просто. Здесь когда-то был расположен винцех, из Азербайджана привозили в цистернах виноматериал и разливали его по бутылкам с этикетками портвейна «Агдам» (портвейн «Агдам» – легенда позднего советского времени, азербайджанское вино виноградное специальное креплёное белое, 19% спирта). В те далекие годы на остановке по утрам собирались страждущие опохмелиться, и мужики, как мухи, облепляли забор винцеха, совали в щели денежку и получали заветную выпивку. Опохмеляться ходили за угол, на пустырь. Милиция тщетно гоняла страдающих абстинентным синдромом. Забористый вкус портвейна так запал в народную память, что официальное название остановки было напрочь забыто, и ее, иначе как «Агдамская», никто не называл, хоть уже и не возили из Азербайджана цистерны с виноматериалом, винцех приказал долго жить, а дешевый портвейн «Агдам» неожиданно приобрел коллекционную ценность у любителей советской старины.

Во время поездок Алексу обычно ничего не снилось, но сегодня ему неожиданно приснился дом, в котором он жил с семьей. Это был старое четырехэтажное здание, постройки двадцатых годов прошлого века. Дом был построен в конструктивистском стиле, имел форму буквы «г», и на стыке двух крыльев здания, была устроена башенка, где располагалась одна единственная коммунальная квартира в доме.

Дом стоял на пересечении двух улиц, подъезды дома были сквозными, и лестницы в них были деревянными с рассохшимися ступенями. Половицы лестниц подозрительно скрипели под ногами. Того и жди, как в один неудачный день нога поднимающегося по лестнице могла слишком сильно надавить на такую половицу, и та, громко жалуясь и причитая о своей нелегкой судьбе, разламывалась на две части, и нога провалилась бы в образовавшуюся дыру. Счастье поднимающегося по лестнице, если бы он отделался легким испугом и царапинами, а мог и ногу сломать.

Стены подъездов были влажные, штукатурка отслаивалась, обнажая дранку, а на подоконниках окон подъездов, забранных в частые переплеты, скопилась вековая пыль, которую никогда не вытиралась, поэтому даже в солнечные дни в подъездах было сумрачно.

В квартире, расположенной в башенке дома, жил Алекс, с женой Лерой и дочерью Никой. Его семья занимала две комнаты, а третью комнату занимала полубезумная старуха. Общими были коридор, кухня и ванная с туалетом. Алекс думал, что коммунальные квартиры уже давно и прочно забыты, однако, как оказалось, коммуналки продолжали здравствовать, как продолжала здравствовать его соседка по этой квартире.

Когда он увидел свою соседку – высокую старуху с прямой спиной, с подведенными густыми коричневыми тенями глазами, с густо намазанными белилами щечками, с ярко-красным бантиком губ на сморщенном лице, – его первой мыслью было, – покойница в гробу была так прекрасна, зачем она встала из него?!

Старуха хорошо поставленным актерским голосом в басовом регистре представилась как Горжетта Конкордьевна, из дворянского рода, что служила актрисой в столичных и провинциальных театрах. По её словам, она переиграла на сцене со многими известными актерами тридцатых – сороковых годов, чьи имена были в титрах самых известных фильмов того времени. Когда Алекс встречался с ней на кухне, Г.К. (так для удобства он сократил её имя), рассказывала пикантные истории из актерской жизни. Это был нескончаемый монолог, в который невозможно было вставить и слово, и он делал вид, что вежливо слушал старушечью болтовню.

На старуху можно было не обращать внимания и терпеть как неизбежное зло, если бы её одна неприятная особенность. Г.К. перепутала день с ночью и, выспавшись днем, по ночам бодрствовала, и едва семья Алекса отходила ко сну, начинала шастать по углам, вслед за ней скрипели и хлопали двери по всей квартире. Апофеозом ночных бдений были встречи Г.К. воображаемых гостей у входной двери, и на пороге она начинала вести с ними светские беседы на два голоса, задавая вопросы громким басом и отвечая на них жеманным девичьим голоском.

Просыпалась и начинала плакать дочь. Ей рано утром надо было идти в школу, а от бабкиных ночных концертов она не высыпалась, и у неё целый день болела голова.

Всклокоченная жена выскакивала в коридор и начинала ругаться с Г.К., а та, нимало не смущаясь, горько сетовала своим воображаемым гостям на неблагодарных соседей, которые не позволяют их принимать и поэтому вынуждена была с ними прощаться. Разъяренная жена выплескивала негативные эмоции на него, что не может утихомирить полоумную соседку. Он вяло отругивался, не зная, как поступить с старухой и иногда после очередного скандала воображал из себя Родиона Раскольникова, что с неописуемым блаженством тюкает старуху-процентщицу, тьфу, соседскую старушку, обушком топора в темечко. Однако шутки шутками, но с соседкой надо было как-то бороться.

Алекс обратился в психоневрологический диспансер, и после скандала с врачами, которые не хотели госпитализировать соседку, ее удалось определить на лечение. Отсутствие соседки в квартире было подобно глотку свежего воздуха, тишина, покой, по ночам можно крепко спать и не бояться прихода воображаемых гостей. Однако в один прекрасный момент в темной перспективе коридора нарисовалась странная личность мужеска полу, лет шестидесяти, с седым венчиком на голове, взглядом младенца и одетым в старенький клетчатый костюм с портфелем в руках.

Алекс удивленно воззрился на него и, несмотря на свою интеллигентность и воспитание, (их, как в укор во время конфликтов, предъявляла ему жена), неприязненно просил, кто он такой и что здесь делает. Ответ мужчины в клетчатом костюме был прост и незатейлив, как кирзовый солдатский сапог. Он – племянник Клавдеи Григорьивны. Кто это такая, недоуменно подумал Алекс, но продолжил угрюмо слушать клетчатого младенца шестидесяти лет.

Пока старушка в больнице готовится предстать пред богом, – тут неожиданный племянничек постарался придать своему сморщенному личику скорбное выражение, и, он, чтобы коматушечка (так и сказал, вместо «комнатушечка» – «коматушечка») не пропала и не досталась лихим людям, к которым новоявленный наследничек a priori7 причислил Алекса, на что намекнул его неприязненный взгляд, который он бросил на него, поэтому поживет здесь до принятия наследства.

Услышал слова свежеиспеченного родственничка, Алекс застыл, как соляной столб. До него с трудом дошло, что дворянка с прекрасным и возвышенным именем, которое можно было читать на манер латинского гекзаметра с цезурами, неожиданно превратилась в серую мышку с полузабыто-простонародным произношением имени «Клавдея». Так низко упасть, из дворянки да в простолюдинки, эх, Клавдея, не свет да Григорьивна! Однако за два года, что они здесь жили, старушку никто не посещал и в родственники не набивался. Странно как-то. Между тем нежданный наследничек, пока Алекс успешно изображал из себя соляной столб, изящно прошмыгнул мимо него, обдав сложной смесью запахов собачьей шерсти, немытого тела, поверх которых был щедро разлит запах дешевого одеколона, и устремился вглубь квартиры.

Однако вместо того, чтобы прямиком проследовать в комнату старушки, вот-вот готовой, по словам предприимчивого наследничка, предстать перед всевышним, он сначала бестолково ткнулся в туалет, потом открыл дверь в его комнаты, и оттуда, как разъяренная фурия, выскочила Лера, что явно подслушивала, стоя у двери.

Его жена, выпятив вперед немаленькую грудь, которую всегда, по случаю начала военных действий, успешно использовала как жерла орудий большого калибра, наводя их на противника и повергая его в шок и трепет, окатила незваного гостя ледяным взглядом. Это была первая фаза военных действий, которую предпринимала жена, второй фазой был долгий визгливый крик, который, как острый коготь, впивался в голову противника, парализуя его волю к сопротивлению.

Свои способности к военным действиям Лера успешно отточила на Алексе. Он, едва супруга приступала к первой фазе объявления военных действий, тут же пугался и начинал покаянно и униженно вилять хвостом, а при переходе ко второй фазе просто сбегал, и терпеливо ждал, когда иссякнет боевой пыл супруги, поэтому поле битвы всегда оставалось за ней. Однако гость оказался покрепче, но и он смешался и сдал назад, и так, задом, задом, наследничек стал пятиться к кухне, промахнувшись мимо двери бабкиной комнаты.