Газета Завтра 899 (6 2011) - Газета Завтра Газета

Так сколько же наших сограждан смотрело "Суд времени"? То, что передача подняла рейтинг Пятого канала, — понятно. Но рейтинг определяется пресловутыми "пиплметрами" — датчиками, избирательно вставленными в телевизоры службой Гэллапа.

Рейтинговые оценки не учитывают аудиторию, смотревшую передачи через спутниковые тарелки. Между тем, эти тарелки стоят теперь не только на крышах вилл… ОТНЮДЬ не только на крышах вилл! То, насколько передача оказалась резонансной, я понял, приехав в Северную Осетию. Где передачу со мной обсуждали и представители местной политической элиты, и самые что ни на есть рядовые граждане. Наши респонденты в регионах (а у нас неплохая сеть) говорят о том, что резонанс имел место повсюду — от Владивостока до Калининграда.

Я не готов назвать окончательную цифру телезрителей, постоянно смотревших "Суд времени". Кто-то говорит чуть ли не о двадцати миллионах. Но я бы проявил осторожность и поделил эту цифру пополам. Однако десять миллионов — это тоже очень и очень много. Даже в прямом электоральном смысле, а ведь к этому все не сводится. Ибо политический, да и электоральный мейнстрим формирует как раз политизированный актив, он же — ядро электората.

"Завтра". А как быть с "болотом"?

С.К. Еще раз обращаю внимание на голосование в студии. В ней-то как раз и сидело такое "болото". Точнее, его неблагополучная, то есть наибольшая часть. Налицо крутой поворот! Очень крутой!

Другое дело, каково качество этой ностальгии. Оно таково, что пока что нельзя опереться на ностальгирующих во всем, что касается серьезной политической, да и социальной мобилизации. Подчеркиваю — пока что нельзя. Пока что речь идет об аморфной и даже невротической ностальгии. Я благодарен каждому, кто поддержал меня голосованием. Но правда слишком важна для будущего, чтобы ее чем-нибудь подменять. Пока что — подчеркиваю в третий раз — речь идет о следующем: "Мы хотим, чтобы это вернулось! Вы дерните за веревочку — и пусть вернется какой-нибудь 1978 год". Но ведь так не бывает! Пасту из тюбика выдавить легко. Вернуть же её на прежнее место…

"Завтра". В передаче обсуждался широкий спектр тем: Цезарь, Александр Невский, Иван Грозный, Петр… Детально обсуждалась и советская проблематика. Что бы ни обсуждалось — Сванидзе и Млечин гнули свою ультралиберальную линию. А Вы отстаивали свою. Иногда в одиночестве, а иногда при помощи свидетелей.

При этом все видели, что Вас обкрадывают по времени. Что Сванидзе надрывно орал, поддерживая Млечина. Что он использовал полномочия судьи абсолютно непристойным образом. И так далее. Неужели нельзя было скорректировать поведение этой пары — и, прежде всего, Сванидзе?

С.К. Всё, что можно было в этом плане сделать, — было сделано.

"Завтра". Но все эти кривляния, хамские выпады, оскорбления, прерывания, передергивания…

С.К. Если бы такая передача, со всеми её изъянами, могла состояться в 1987 году, то Советский Союз бы не распался. В этом я твердо убежден. Но тогда всё контролировал Яковлев. Он давал перестроечным хулителям любую фору и выбирал для них удобных противников.

Что же касается того, что обстановка была некомфортна… Война и комфорт — две вещи несовместные.

"Завтра". Я сам участвовал в нескольких записях и должен отметить, что уложить в минуту систему аргументаций чрезвычайно сложно, особенно, если тебя прерывают и тобой руководят такие люди, как ведущий Сванидзе. И второй момент, на который я обратил внимание, — смещение понятий, смещение акцентов, то есть фальсификация, которой занималась противоположная сторона. Ну, в частности, по китайскому вопросу я больше всего обратил внимание на высказывание квазиэксперта Бажанова, который размахивал существующими и несуществующими решениями Пленумов КПК и утверждал, что КНР — это уже чуть ли не США, что само по себе смешно. И точно такое же отношение в вопросе о мировом финансовом экономическом кризисе, когда делались такие фронтальные попытки доказать, что все хорошо, все идет нормально, и мы должны просто брать американскую финансовую и экономическую модели, встраиваться в существующую систему, которая зачастую идет вразрез с национальными стратегическими интересами экономики России. Еще раз спрошу: нельзя ли было хотя бы обуздать Сванидзе?

С.К. Это было совершенно невозможно. Сванидзе довольно четко зафиксировал свою позицию, которая заключалась в том, что он не будет беспристрастен. Мне показалось, что эта его пристрастность дает нам огромную фору, огромные возможности, но, конечно, она отнимала у нас гигантское количество возможностей тоже. Вообще же, повторяю, на войне как на войне.

Что касается телевидения, то телевидение — это клип, и тут важным становится умение человека сжать свое высказывание до 30 секунд или до минуты. Это особое искусство, и все, кто хотят воевать на телевидении, должны овладеть этим искусством. Это вообще другой формат высказывания. На телевидении минута — это гигантское время, 30 секунд — это большое время, 10 секунд — это достаточное время. В нормальной жизни человек хочет для аргументации совсем другого времени. Но здесь ты не на лекции, не на семинаре, не на круглом столе. Это нечто совсем другое — это клип. И второе, что надо делать — надо всё время видеть мысль противника почти пластически. Ты опоздал на секунду, не уловил — уже поздно. Таков характер этой войны.

В этой войне, естественно, с каждым из нас играли не по правилам. И это было предопределено самим наличием тандема Млечин—Сванидзе. Причем иногда Сванидзе был радикальнее Млечина в отстаивании его позиции. Я несколько раз наблюдал, как в тот момент, когда Сванидзе казалось, что Млечин растерялся, он пытался доиграть то, что не доиграл Млечин. Таков был жанр.

В этом жанре таились огромные опасности и огромные возможности. Я не люблю всех этих ярких сравнений, типа "процесс над Георгием Димитровым". Георгий Димитров реально страдал и реально был жертвой страшной политической системы, а мы с вами сидим в уютном кабинете и пьём чай. Так что все эти сравнения некорректны. Но вот этот сильно деформированный "суд", эту очень сильно утрированную позицию другой стороны я по ходу телепередач сравнивал с известной фразой из "Белого солнца пустыни": "Гюльчатай, открой личико!" Это когда матерый убийца прятался за паранджой убитой Гюльчатай, и Петруха, который хотел на ней жениться, всё просил, чтобы Гюльчатай показала личико. А когда паранджа была, наконец, снята, то там оказалось совсем другое лицо.

Многие люди пишут в письмах и на форумах: "Наконец-то мы увидели их лицо". Это очень определенное лицо, лицо, которое, с моей точки зрения, многих привело в шоковое состояние. Я считаю, что Сванидзе и Млечин оказали огромную пользу тому процессу вторичной советизации нашего общества, который идёт, что они были здесь совершенно незаменимы.

Что касается нехватки времени на приведение своей аргументации и всего остального — было бы странно, если бы на либеральном канале, в условиях нашей сегодняшней действительности кто-то дал нам комфортные возможности представить свои позиции. С самого начала было ясно, что мы столкнемся с подсечками, подставами, иронией, оскорблениями.

Когда кто-то из моих коллег говорил: "Нет, мы больше не можем, мы не выдерживаем этого!", — я отвечал: "Ну, вы же знаете, что принятие поношений входит в определенный ритуал той религии, которую вы исповедуете. Как же вы можете от этого уходить? Как вообще может человек отказаться от шанса пробиться сквозь все это?"

В той или иной степени пробиться удавалось. И здесь образ тандема Млечин—Сванидзе был составной частью разыгрываемой телевизионной мистерии… Или сказки, где обязательно должны быть Баба Яга с Кощеем Бессмертным… Мне кажется, что подобная поляризация — предельная и очень часто гротескная — была безумно полезна для тех, кто хотел победы советской стороны. Конечно же, она требовала от нас огромных затрат — как интеллектуальных, так и эмоциональных. Но любая победа требует огромных затрат. А уж эта — тем более.

"Завтра". Итак, налицо радикальный сдвиг политизированного ядра нашего общества. Сдвиг по отношению к 1989-му, 1991-му и даже 1993 году. Это сдвиг в пользу советской модели. Но этот сдвиг оттеняется теми процессами, которые осуществляются сейчас правящим режимом. Тогда возникает вопрос: если соотношение так сильно изменилось, то почему это не трансформируется никоим образом в политической сфере? Почему мы не видим новых партий, новых ярких политических фигур? Почему тогда эти достаточно большие массы населения практически не реагируют на то, что мы переживаем сейчас? Например, на повышение тарифов? Ведь всё спокойно!