Интимные тайны - Кэтрин Гарбера

— Кейн, я сама справлюсь. Тебе не обязательно ввязываться в эти склоки, — посчитала она необходимым предупредить его.

— Если тебе это по силам, почему ты так напугана?

— Мы родственники, и он не исчезнет из моей жизни, как это можешь сделать ты, если тебе надоест роль покровителя.

— Ты полагаешь, я руководствуюсь сиюминутными капризами? — с обидой в голосе спросил Кейн.

Мэри не ответила. Она не имела представления, что руководит Кейном Брентвудом. Просто она воспользовалась случаем, чтобы сказать, что не имеет оснований безоглядно полагаться на него и что ее жизнь больше не замыкается на романтическом безумии, которое он хочет ей вновь навязать. Она знала, где проходит водораздел, отделявший стихийность ее юности от ровного течения зрелых поступков. Это память о невосполнимых утратах, саднившая душу, стоило ей остаться наедине с собой. Кроме того, она хорошо знала Кейна. Его независимая натура не терпела уз и оков. Когда он закрывал за собой дверь, у нее никогда не было уверенности, что он вернется. В отличие от подруг, ее не страшило одиночество, в сущности, только им она и жила.

— Пренебрегая мной, ты можешь меня обидеть, но не избавиться от меня, — шутливо предупредил Кейн, видя, что Мэри вновь уходит в себя.

— Я не пренебрегаю тобой, а лишь пытаюсь обуздать свой норов.

— У тебя это отлично получается, — сердито проворчал он.

Мэри не ожидала услышать ропот из уст этого великана. Она находила крупицы перемен в человеке, которого, казалось, изучила вдоль и поперек.

— Давай работать, — призвала его Мэри к порядку, вооружилась ручкой и развернула блокнот, усаживаясь за рабочий стол в кабинете деда.

— Твое желание — закон, — голосом, полным театрального смирения, согласился Кейн.

— Я уже набросала кое-что, почитай, — она передала ему свои заметки. — И договорилась о встрече с хорошим адвокатом. Он мой друг. Я полностью ему доверяю.

Мэри говорила таким уверенным тоном, а записанные ею идеи были настолько хорошо проработаны, что Кейн быстро сменил снисходительное отношение мецената на внимание коллеги и увлеченно занялся изучением ее проекта.

— Учти, что инвестиционный план должен предусматривать возможность хотя бы частичной компенсации затрат, если меня вынудят вернуть наследуемые средства.

— Нельзя начинать работу с таких пессимистичных мыслей.

— К сожалению, выбора у меня нет.

— Когда именно ты вступишь в права?

— По словам мистера Превина, через три месяца. Испытательный период будет длиться два года.

— То есть, в течение этих двух лет ты будешь под неусыпным надзором?

— Совершенно верно.

— Ты должна быть просто хорошей девочкой или существует какой-то особый кодекс поведения?

— О да. Я должна буду жить в полном соответствии с заветами моей великосветской прабабки — подобно обеим моим бабушкам и маме. Это свято чтимый свод правил, хранимый в кожаном переплете, к соблюдению которых мой дед обязал меня как продолжательницу династии Дюваллов, — с легкой иронией произнесла Мэри.

Кейн внимательно посмотрел на нее, но от комментариев воздержался. С этим циркуляром она отождествляла все ужасы своего взросления. Сколько Мэри себя помнила, ей приходилась слышать, что носить фамилию Дювалл — огромная ответственность и худший грех для юной девицы — запятнать это гордое имя.

— В этой книжке есть картинки?

— Только назидания и правила, нарушение которых карается по всей строгости.

— Понятно, почему она тебе не нравится.

— Можно подумать, в вашей семье нет чего-либо в этом роде.

— Не без того. Но на меня эти предписания больше не распространяются.

— С каких нор? — воскликнула она в изумлении.

Для Мэри оставалось загадкой все, что происходило в его жизни после расставания три года назад. Конечно, у нее была возможность заполнить этот пробел благодаря общению с общими знакомыми или чтению светской хроники, но прикосновения ко многим струнам прошлого вызывало болезненные ощущения. Она была уверена, что он с другой. Все остальное не имело значения.

— После развода с Викторией я, можно так сказать, сжег мосты.

— Радикальный поступок. Прости мое любопытство, но почему вы расстались?

— Разве это имеет отношение к предмету нашей деловой беседы? — отрезал он.

— Нет, извини, — осеклась Мэри и сконфуженно склонилась над старинным столом орехового дерева.

— Я пошутил, — рассмеялся Кейн. — Ты все утро так настаивала на сугубо деловом тоне, что я не удержался, чтобы не подтрунить над тобой.

— Всем хочется меня проучить. Грустно сознавать это, — без притворного кокетства отметила Мэри.

Кейн подошел к ней и, подняв за руку, усадил ее на край стола. Затем крепко обхватил и прижал к себе. Он проделал это в сосредоточенном молчании. Она тоже не издала ни звука, подмечая, как напружинилось его лицо и все тело. И он не мог не заметить изменений под тонким шелком ее блузки, столь очевидных и бесстыдных, стоило ему оказаться между ее бедрами.

— Поверь, успех нас ждет по всем фронтам. Одно другому не мешает.

— Ты склоняешь меня к разврату?

— Кто говорит о разврате, милая?

Тяжело дыша, он плотно прижал свои губы к ее жаркому рту. Он ждал ее нетерпения, ее ответа. Она выстояла, затушив необоримое желание ответить на его поцелуй. Кейн посмотрел на ее скованное лицо и, снимая оцепенение, нежно провел языком по карминным губам. Их объятия сделались крепче, а тела напряглись. Он легонько укусил ее нижнюю губу и впился в приоткрывшийся рот.

Их дыхание соединилось в ритме стократных поцелуев, прежде чем они застыли, отдаляя взрыв страсти. Она сдавила его бедра своими, перекрестив щиколотки. Ее сдерживаемая страстность готова была прорваться в любой момент, и на короткий миг ему показалось, что она горячее, чем он может выдержать. Он ощутил яростную цепкость ее ногтей на своей коже.

В отличие от слов, их чувства не поддавались контролю. Единение, как если бы они расставались ненадолго, обрадовало обоих. Он торопливо расстегнул ее блузку, оголив атласные плечи, сорвал рубашку и вновь прижался к ней всей упругостью своего могучего тела.

Мэри отпрянула, отстранив его согнутыми в локтях руками, прикрывавшими грудь. Она смотрела на него своими бездонными синими глазами, затененными густыми ресницами. Ее щеки горели, дыхание волновало грудь. Кейн провел подушечками пальцев по ее увлажнившейся ключице вниз к животу.

В коридоре раздались шаги, и благоразумие велело им остановиться. Но, разомкнув объятья, они вновь приникли друг к другу. Он соскользнул на ее гибкую шею, прижался губами к мягкой возвышенности груди. Она обхватила его голову руками, запрокинувшись назад и в наслаждении сомкнув веки.