Россия - преступный мир - И Костоев

И тем не менее приговор - виновен в умышленном убийстве при отягчающих обстоятельствах. Почему? Суд пришел к выводу, что Шаповалов не мог действовать в состоянии аффекта. Никто не заметил, чтобы лицо у него покраснело или задрожали руки. Он успешно справлялся с оружием, перезаряжал и снова прицельно стрелял, пользовался рацией и магнитофоном. Судебно-медицинская экспертиза признала Шаповалова вменяемым, в том числе и во время совершения им преступления. Приговор, нет никакого сомнения, аргументированный и справедливый. А преступника - жаль. В том числе и судье, вынесшему этот приговор. Может, дело всего-навсего в мужской солидарности? Эх, мужик, мол, пропадает из-за бабы! Может быть, женщина-судья не так жалела бы, но срок бы скостила? А срок у Шаповалова впереди немалый - 12 лет лишения свободы.

...В следственном изоляторе его навещала жена - темноволосая худощавая женщина среднего роста, внешне спокойная и сдержанная. Наверно, несмотря на ее "веселую жизнь" и его роковые выстрелы, что-то их все же привязывает друг к другу. Думается, что нормальный человеческий разум не может понята эту привязанность.

Рассказанная история - не мелодрама. Она о многом заставляет задуматься. Например, о том, как мог Шаповалов, ежедневно сталкиваясь с подобного рода ситуациями, не спросить себя: "А что будет потом? Стоят ли его будущие жертвы его собственной жизни?"

А вот другой случай. Его участником был довольно крупный милицейский чин. Он находился на службе, когда ему сообщили, что во дворе его дома дебоширит группа парней. Начальник едет домой и, действительно, видит "хулиганов" у своих окон. Они поют песни и весело с ним здороваются. Им по восемнадцать - двадцать лет, он всех их знает с детства. Не говоря ни слова, он вынимает табельное оружие и убивает ребят. Потом смотрит на их неподвижные тела, видит испуганные, потрясенные лица соседей, будто бы просыпается, подносит пистолет к виску и стреляется сам.

Тоже - "сорвался"? И убил себя, когда осознал, что натворил? Необъяснимые действия. И нет им оправдания.

Но что правда, то правда - сотрудники правоохранительных органов работают на пределе сил и возможностей. Нет у них ни автомобилей, которые мы видим у американских колов, ни технического, ни электронного обеспечения, как у заокеанских собратьев, нет и психологов, которые не допускали бы подобных кровавых срывов. Не думать сегодня об этих и многих других проблемах правоохранительных органов - значит подталкивать само государство к развалу.

А вот что бывает, когда кому-то надо придать бытовому делу политическую окраску.

ПОЛИТИЧЕСКОЕ ДЕЛО (Из практики И. М. Костоева)

В апреле 1981 года в селении Чермен, что находится в семи - восьми километрах от столицы Северо-Осетинской АССР Орджоникидзе, было совершено тяжкое преступление: вырезана целая семья Калаговых - отец, мать и трое дочерей. Туда немедленно выехала большая группа следственных работников центрального аппарата, прокуратуры и МВД РСФСР. Дело приобрело неслыханный по тем временам резонанс еще и потому, что в Пригородном районе, где проживают совместно осетины и ингуши, напряженность сохранялась еще с 1957 года, когда была восстановлена Чечено-Ингушетия. Работая после окончания университета 10 лет в Осетии, я, зная ситуации противостояния осетин и ингушей, предполагал, что данное преступление сильно обострит и без того сложные межнациональные отношения.

Дело это, как обычно в подобных случаях, было взято на особый контроль ЦК КПСС, задействовано руководство республики. И скоро стало известно, что органами прокуратуры, МВД и КГБ задержана большая группа лиц ингушской национальности, подозреваемых в кровавом злодеянии. На одежде некоторых из них были обнаружены следы крови.

А дело между тем приняло уже скорее политический, чем уголовно-правовой, характер. В местных средствах массовой информации была поднята мощная пропагандистская шумиха, вновь вытащен тезис о невозможности совместного проживания осетин и ингушей. Вот в связи со всем этим ажиотажем в Орджоникидзе был направлен старший следователь по особо важным делам М. Валсев для принятия дела к своему производству. Но вскоре стало известно, что Валеев, видите ли, не согласен с избранной местными правоохранительными органами версией о совершении преступления теми лицами, что были арестованы как подозреваемые. Более того, допросив арестованных и проверив их показания, он дал указание задержать местного оперуполномоченного милиции, который на первоначальной стадии участвовал в расследовании и допускал недозволенные методы: избивал задержанных, вышибая в буквальном смысле показания из них, фальсифицировал материалы.

Как и следовало ожидать, по поводу этого задержания в ЦК КПСС был немедленно выдан звонок руководства республики о том, что московский следователь занял совершенно непонятную для местных властей позицию. Ведь ни у кого нет сомнений, что преступление совершили арестованные на данный момент лица ингушской национальности, но Валеев умышленно направляет следствие по ложному пути и пошел даже на арест офицера, добропорядочного и толкового работника. Вместе с тем руководство республики не исключает, что действиям Валеева есть объяснение. Они могут быть продиктованы тем обстоятельством, что ингуши, проживающие в Пригородном районе, как стало им известно, собрали значительную сумму денег и через своего земляка, работающего в генпрокуратуре, Костоева, сумели "воздействовать", так сказать, на Валеева. Понятно, что дальнейшее участие Валеева в расследовании дела об убийстве представляется невозможным.

Центральный Комитет дал немедленную установку российской Прокуратуре, Валеева без всякого разбирательства отстранили от этого дела и освободили от должности старшего следователя. Однако, не имея возможности вменить ему хоть что-нибудь конкретное, кроме голословных обвинений в необъективном расследовании, перевели его на какую-то рядовую должность, где он занимался вопросами статистики целых три года, когда его также без объяснений возвратили на прежнюю должность.

Расследование возглавили мои коллеги Р. Савин и В. Пантелей. Получилось теперь так, что параллельно стали вести два дела: об убийстве Калаговых и о применении недозволенных методов в отношении арестованных.

Примерно через полгода было полностью подтверждено алиби первой группы арестованных. Кровь на их одежде оказалась кровью от скота, который они забили и вывозили на продажу за пределы республики, и вообще в день убийства они находились в Горьковской области. Таким образом, после долгих издевательств, которым подвергали их местные детективы, арестованных вынуждены были освободить. Затем появилась другая версия.

Некая гражданка Цицхиева, женщина легкого поведения, ингушка, под грубым нажимом и шантажом все тех же местных работников милиции дала показания о том, что она знает убийц. Да, хочу заметить, что некоторые фамилии я из этических соображений буду изменять.

В ночь совершения преступления в селении Чермен некоторые свидетели видели автобус, принадлежащий орджоникидзевской птицефабрике, обычно перевозивший рабочих. Водитель автобуса, некий Дагаев, ингуш, после недолгого запирательства рассказал, что выехал с Цицхиевой за село, там застрял, ждал, пока появится помощь и его вытащат. А вот сама женщина показала другое. Да, она действительно находилась в ту ночь в автобусе. Но посреди ночи к ним подъехали несколько ингушей, которых она назвала, и предложили совершить разбойное нападение на дом очень богатого человека, завскладом птицефабрики Дзоцы Калагова. Договорившись совершить разбойное нападение, они подъехали к дому жертвы, монтировкой взломали дверь и проникли внутрь. Далее совершили убийство пятерых членов семьи, забрали деньги, хранившиеся в стеклянной банке, около 6 тысяч, разделили добычу между участниками и разъехались в разные стороны.

Все эти люди, разумеется, были моментально арестованы, и началась раскрутка новой версии. Позже некоторые из этой группы, доказав свое алиби, исключались и выходили из-под ареста, их же места занимали другие, обязанные этой "честью" все той же Цицхиевой.

Ну, предположим, кому-то удавалось доказать свое алиби, что в ту ночь он был с тем-то. Свидетель подтверждал: да, он был у меня дома. Цицхиева тут же, на очередном допросе, заявляла, что из-за боязни не упомянула на прошлых допросах фамилию и этого свидетеля, который находился вместе с ними во время совершения преступления. Таким вот образом следствие обеспечивало себя все новыми и новыми фигурантами.

Расследование длилось уже 5 лет. В стадии завершения группа арестованных стала интернациональной. Нашли бродяжку, некую Дарью Украинскую, которая показала, что была из милости пущена в дом Калаговых на ночевку, спала в коридоре и по сговору с преступниками открыла им дверь. Подтвердила тем самым показания Цицхиевой. Словом, арестовывали новых людей, их опознавали все те же Цицхиева и Украинская. Под откровенным оговором их признавались и другие арестованные. Дело разбухало. Оно десятки раз обсуждалось на всех уровнях, включая самые высокие инстанции, органы Прокуратуры и МВД. По существу, оно стало в стране делом N 1.