Из-под снега (СИ) - Чоргорр Татьяна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Согласно склоняет голову:
— Жаль, не лето.
— Будешь грести снег, возить навоз, кидать уголь?
Отвечает тем же ровным голосом:
— Мастер Лемба обещал мне работу в тепле.
— Ну, раз обещал… Навоз или уголь?
Пугало вдруг встряхивается, подмигивает, скалит мелкие зубы:
— Нимрин та нимри, — уголёк к углю.
Вот так прямо и сказал, Тунья ушам не поверила. «Уголёк к углю, пар в туман, озноб к морозу» — слова из погребального причитания. Да не для простых похорон, по охотникам воют без слов. Со словами хоронят мудрых и не поминают те слова всуе. Тунья фыркнула:
— Нет уж, младший из младших слуг! Навоз к навозу! Пошли. Надеюсь, шерстолапы тебя не затопчут.
— Кто?
Тунья не стала отвечать. Отложила скребок, взяла светильник и пошла впереди, показывая дорогу. Слуга потянулся следом молча и так бесшумно, что показалось, отстал. Оглянулась — пробрало жутью, будто узрела нежить из сказок-страшилок, Тень во плоти. Дальше погнала его впереди себя, подсказывая повороты. А в хлеву новый слуга вылупился на скотину, будто, правда, первый раз увидел. Поймал удивлённый взгляд Туньи, сглотнул и сообщил:
— Распорядительница Тунья, имей в виду, я ничего, совсем ничего не помню и не умею. Я ничего не знаю про этих ваших шерстолапов. Что едят, куда гадят, повадки, как управлять… Дети знают, а я нет. Научусь или вспомню, но пока могу только самую простую работу. Я сейчас сильный, но глупый.
Тунью передёрнуло ознобом от его слов. Нелепое пугало, да. А если представить, что с хорошим, правильным охотником случилась такая беда? Например, с ней самой? Или, хуже, с Лембой?
Тунья набрала в грудь побольше воздуха и рявкнула:
— Эй, Рыньи, ты тут?
Подбежавшего подростка наградила подзатыльником, сгребла в охапку, стиснула до возмущённого писка:
— Ну, тёть!
Отстранила от себя, держа за плечи, заглядывая в хитрющие жёлтые глаза.
— Рыньи, я привела тебе новенького. Его кто-то стукнул по башке, и он забыл всё. Умеет только дышать, есть и ходить. Вильяра научила его словам, болтает он бойко, иногда даже слишком. Но что понимает, а что нет, я не знаю. Хвастает, что глупый, но сильный. Проверь. Поставь его на самую простую работу, чтобы не нагадил по дурости и сам не угробился. Глаз не спускай первое время. Учи всему.
Тут же оглянулась — новичок не слушал разговора, стоял столбом, рассеяно пялился на серые спины в загоне. Племянничек тем временем вывернулся из цепких лап Туньи.
— Ну, тёть! Сколько можно ковыряться в навозе и пасти дураков? Я в кузницу хочу, подмастерьем. Ты обещала!
— Зима длинная, Рыньи. Сперва докажи, что ты по праву жуёшь мясо в этом доме. Пока у тебя получается. Говорю не от нашего родства, а от гривны, — Тунья со значением коснулась золотого обруча на шее, — А новичка, чтоб ты знал, нашёл и привёз сам мастер Лемба. Новичок зачем-то нужен мудрым и лично Вильяре. Позаботишься о нём хорошо, тебя заметят и поблагодарят.
— Ладно, — буркнул подросток, оборачиваясь к новенькому и разглядывая его в упор. — Ну и ну! Я таких, как ты, даже во сне не видал. Звать-то тебя как?
Новенький ответил:
— Не помню. Мудрая Вильяра и мастер Лемба назвали меня Нимрином.
— А я Рыньи. Я здесь главный. Старший над младшими слугами. Будешь меня слушаться. Сперва походишь за мной, посмотришь, поучишься. Что непонятно, сразу спрашивай. Потом поставлю работать.
Глава 3
На самом деле, Рыньи просился в кузницу не слишком искренне. Глава дома Рамуи отправил внука учиться в дом Лембы, чтобы у них потом тоже был свой кузнец. А тётка приставила к делу, которое получалось у племянника лучше всего. Да, ухаживать за скотиной Рыньи умел и любил. Шерстолапы слушались его, как никого другого. Своенравные и опасные гиганты позволяли вычёсывать себя во всех местах, кататься верхом и даже таскать за хоботы. Рыньи видел малейшие перемены в их настроении ясно, как раскрытую ладонь… Так вот, шерстолапам Нимрин не понравился! Как пришёл вместе с Туньей, так они забеспокоились, будто почуяли хищника. То ли привыкнут к странному двуногому и примут, то ли нет. Проводя Нимрина по пещере-загону, объясняя, что здесь к чему и почему, Рыньи пристально наблюдал за своими подопечными. Шерстолапы буравили Нимрина свирепыми взглядами, переставали кормиться, матухи прятали за собой сеголетков.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Не маши руками и не подходи близко к краю, могут сдёрнуть хоботом, — на всякий случай предупредил Рыньи новичка.
— Понял, — коротко отозвался Нимрин.
Обзорная галерея была выдолблена под потолком огромной пещерной залы так, чтобы снизу не достали. Кое-где высоты не хватало: Рыньи слышал, раньше шерстолапы не росли такими большими. Нимрин без подсказок определял опасные места и мягко, плывуче скользил вдоль самой стены. Вылитая горная зверюга, честное слово! Шарил вокруг диковатым взглядом, что-то варил у себя в башке, а вопросов не задавал. Тогда Рыньи спросил его сам.
— Эй, Нимрин, тебя вся скотина боится?
— Не знаю, не помню. А они меня боятся?
— Да, и это плохо! Шерстолапы стараются затоптать всё, что их пугает. Они умные и памятливые, могут долго ждать удобного случая. Запомни, если видишь такой изгиб хобота хотя бы у одного, близко не подходи.
— Близко — это сколько? Как они нападают?
Рыньи мог рассказывать о повадках скотины до позеленения, своего и слушателя. Но стадо в пещере совсем перестало кормиться и сбилось в тесную кучу, хоботами и бивнями наружу.
— Пошли отсюда, быстро, — велел Рыньи чужаку. — Потом попробую приучить их к тебе. Если не привыкнут, пусть Тунья ищет тебе другую работу.
Нырнули с галереи в узкий коридорчик с лестницей, вышли в соседней зале, на нижнем уровне. Здесь шерстолапов не было, пятеро слуг сгребали с пола водорослевую сечку с навозом, грузили в тележки и увозили к навозному колодцу. Рыньи оценил объём работы, сделанной в его отсутствие, привычно прикрикнул:
— Имейте в виду, дармоеды! Пока не заменим подстилку в этом загоне, спать никто не пойдёт.
Вместо того, чтобы зашевелиться шустрее, слуги насупились, сдвинулись плечом к плечу, сжимая тяжёлые кулаки. Самый мелкий из горе-работников был выше Рыньи на голову и вдвое тяжелее. За Рыньи стояла власть дома, потому он не испугался сразу, только опешил. Приоткрыл рот, ища верное слово, чтобы окоротить подчинённых… Да что ж за день такой! Шерстолапы бузят, и эти туда же! Нимрин молча встал рядом, готовый к драке. Пятеро громил мерзко заухмылялись, глядя на подростка и тощее нечто в обносках. Ясно же, в чью пользу расклад сил! Но когда Рыньи похолодел от страха, Нимрин вдруг положил руку ему на плечо и затянул Зимнюю песнь умиротворения. Рыньи поскорее подхватил напев. Пятеро бузотёров, нехотя, медленно, но всё-таки разжали кулаки и замкнули круг. Когда допели, Рыньи осталось перезнакомить всех и выдать Нимрину грабли, вилы, тележку. Рыньи подождал немного, убедился, что здесь дела пошли на лад, и отправился успокаивать скотину.
Самого его тоже потряхивало, несмотря на песнь. Неразлучная пятёрка теряла край. Как далеко они могли зайти сегодня? Что взбредёт им в голову завтра? Стыдно жаловаться Тунье, мол, не справляюсь с подчинёнными, а делать-то что?
Матёрые охотники, назвавшие себя Арайя, Руо, Фарна, Литсу и Му, объявились в доме кузнеца уже по снегу. Поклонились Лембе и попросились в услужение, хотя бы младшими слугами. Рассказали про снесённый оползнем дом. Сами, якобы, ездили на ярмарку, потому выжили, но без крова — это ненадолго. Зима мела на порог, кузнец пожалел живые души, принял, пустил. Беда в том, что живые души никогда не знали или напрочь забыли, каково быть младшими слугами. От грязной и нудной работы они быстро начали звереть. Отпросились на охоту раз, другой. В незнакомых угодьях ничего не добыли, вернулись пустыми. Или такие же охотники, как работники? Да чтоб их дикая стая взяла!
А шерстолапы до сих пор жались в круг, вот же скальный оборотень Нимрин! Но песнь он запел очень, очень вовремя. Досада, что сам Рыньи не сообразил, а стоял да язык жевал!