Княжья служба. Дальний рубеж - Юрий Корчевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С утра двинулись в путь, обоз потянулся за нами. К обеду соединились с малой дружиной еще одного боярина, числом около десятка. Обоза при них не было, все припасы в переметных сумах на заводных конях. Бояре спрыгнули с лошадей, обнялись и облобызались по русскому обычаю. Я подъехал к десятнику.
– Георгий, далече ли нам еще?
– Два дневных перехода.
– Может, дозорного вперед выслать, не ровен час – крымчаки налетят.
– Да не, они еще далече, не переживай.
Ну, вам виднее, ребята, вы на своих землях, все дорожки знакомы.
Ночевали вместе, объединенным воинством. Но каждый со своими.
После сытного ужина завалились спать, не выставив даже караульных. Черт, сержанта бы вам армейского, показал бы вам кузькину мать. Мне-то чего расстраиваться, надо мной десятник, над ним – боярин, должны знать, что делают.
Утром снова двинулись в дорогу.
Обоз уже отстал, лишь вдали виднелась пыль, обозначая местоположение обоза. Я подставил яркому солнышку лицо; чего конем управлять, не машина, сам идет.
Вдруг впереди раздались крики. Я сбросил сонное оцепенение и похолодел от кошмара. С широкой лесной прогалины, из густого березняка на нас выхлестывали татарские сотни, вмиг растекаясь вширь на лугу и охватывая нас широким полукольцом. Ешкин кот с вашей боярской самонадеянностью! Дозорных нет, предупредить было некому, щиты на телегах в обозе, кольчуги у многих в переметных сумах на заводных лошадях. К встречному бою наш отряд фактически не готов.
Охлопков, правда, быстро отошел от шока, вырвал меч из ножен:
– Рассыпайся в лаву!
Это мы уже проходили.
Едущие по правой стороне дороги стали разворачиваться цепью вправо, едущие слева – по другую сторону. Не густо! Татар сотни четыре, а нас вдесятеро меньше, не устоять! Я повернул голову, оглядел нашу жиденькую цепь, бросил взгляд вперед – татары накатывались плотной массой, пригнувшись к спинам небольших лошадок и выставив вперед короткие копья с бунчуками. От топота копыт их лошадей гудела земля. Мне уже были видны их лица, и когда до смертельной для нас сшибки оставались секунды, из груди моей вдруг вырвался крик – от ужаса ли предстоящей смерти, от ярости и гнева – сказать уже не берусь. Крик этот был даже не криком, а воем, стоном, рыком, но с каждым мгновением он крепчал, заглушая топот копыт, становился мощней.
Ну не может так кричать человек. У меня самого по спине побежали мурашки. Крик был такой чудовищной силы и мощи, что татарская лава, которую уже никто вроде бы и остановить был не в силах, замедлила ход и встала. Кони от страха приседали, прядали ушами, сбрасывали всадников. Татары в испуге бросали оружие и закрывали ладонями уши, только чтобы не слышать этот крик. Наши лошади тоже встали и испуганно дрожали, покрываясь обильной испариной. Татары вдруг повернули и бросились вспять. Никто из наших и не думал их преследовать, все застыли в ступоре.
Крик мой внезапно оборвался, сердце бешено стучало в груди, я еле переводил дыхание – воздуха не хватало, и я ловил его широко открытым ртом, в висках бешено стучало. Неужели это сделал я? Как я смог? Кто и что дало мне такие нечеловеческие силы? Вмиг припомнилось, что в такие же минуты смертельной для меня опасности и ужаса мне открывались новые, неведомые доселе возможности. Когда татарин целился в меня из лука, и я внезапно прошел сквозь стену, теперь выходит вот такое… как назвать новое приобретение, даже затрудняюсь сказать. Возможно, это близко к парализующему все живое направленному инфразвуку?
Я нашел в себе силы посмотреть по сторонам. В глубине души я боялся, что товарищи от меня шарахнутся, как от чумного. К своему удивлению, я обнаружил – никто и не понял, что виновником был я. Все изумленно крутили головами, переспрашивая:
– Что это было?
Некоторые до сих пор сидели в седлах с выпученными от изумления глазами и открытыми ртами.
Первым взял в себя в руки боярин. Он спрыгнул с лошади, широко осенил себя крестным знамением, встал на колени и поцеловал землю.
– Господь помог да земля русская! Спасли от супостата и гибели неминучей.
Все дружно соскочили с коней и последовали его примеру. Напряжение схлынуло, и бурно принялись обсуждать происшедшее. Ни о каком преследовании речи не шло, тем более и сил осталось мало. Не случись этого сверхъестественного рева, все сейчас были бы уже убиты. Я подошел к десятнику:
– Ну что, Георгий, прав я был насчет дозорных?
Десятник поперва нахмурился, но затем хлопнул меня по плечу:
– Обошлось же!
Тьфу ты, какой же урок вам с боярином еще нужен, чтобы понять такую простую истину?
Через какое-то время, когда лошади уже успокоились, а люди выговорились, мы снова тронулись в путь, но все без указаний надели кольчуги, а из подоспевшего обоза разобрали щиты. Неуютно себя чувствуешь без защиты перед татарскими копьями, будто голый перед одетыми.
Я ехал и думал – а почему это татары стрелами нас не закидали? Сначала они по своей степной привычке крутят перед противником своеобразную карусель, забрасывая тучей стрел, выводя из строя людей и лошадей, и лишь потом идут в атаку. Не потому ли, что колчаны пусты были? На кого же они их израсходовали и не успели пополнить запас? Боюсь, за лесом нас ждет нерадостная картина побоища.
Через лес ехали осторожно, поглядывая по сторонам. Сразу на опушке нашим взорам открылась страшная картина – татары перебили русскую дружину. Случилось это утром, еще не были убраны шатры, почти все убитые русские воины были без кольчуг, без щитов, многие – босые. Стало быть – лагерь застали врасплох, кто-то успел схватиться за меч, но некоторые и погибли во сне. Русское авось!
По своей земле едем, чего бояться? Довыеживались!
Я медленно проехал по лагерю. Человек пятьдесят убитыми, раненых не видно, добили. Боярин с помрачневшим лицом вышел из шатра, махнул горестно рукой:
– Старого друга моего, боярина Епифанова зарубили, да и дружина его – вона, вся лежит. Все, хлопцы, расседлывайте коней, похоронить православных по-людски, по-христиански надо.
Ну что же, для воина хоронить боевых побратимов – дело знакомое. В телегах боярина Епифанова лопаты нашлись; сменяя друг друга, выкопали братскую могилу и, завернув в холстины, похоронили всех. Боярин Охлопков за неимением священника прочел молитву. Собрали оружие убитых, сложили в телегу. Плохо – лошадей нет, всех татары увели. Ладно, подойдет наш обоз – там есть запасные лошади. Грех оружие бросать – дорог металл, да и в бою пригодиться может.
Поужинав, в молчании улеглись на ночлег. Я полежал, покрутился на лошадином потнике, сон не шел. Вырубили татары дружину епифановскую, на нас напали, стало быть – недалеко где-то. Может, и ушли, да сомнительно, что далеко. Пока им сопатку до крови не набьешь, будут грабить, убивать, брать в плен.
Пленные – это живые деньги, их с немалой выгодой они продают на рынках Кафы или Стамбула. Стоп! Нападали одни конные, обоза за ними точно не было. Тогда вопрос – где пленные? С ними татары точно далеко не уйдут. Значит – недалеко где-то. Вот только где? От этого может зависеть наша жизнь, ведь басурмане вполне в силах напасть на наш небольшой лагерь.
Я поднялся, прошелся вдоль опушки. У самого леса меня окликнул дозорный из наших, но, узнав, успокоился. Стало быть, выставил все ж таки десятник дозор, может быть, и не один.
Я прошел по грунтовой дороге за лес и буквально через полчаса хода наткнулся на бивак, а охраны – никакой.
По лагерю ходят воины в русских шлемах – шишаках, опоясаны русскими прямыми мечами, слышны отрывки русских слов. Наши наверняка тоже идут к месту сбора. Я обошел лагерь – много людей, больше двух сотен. Наверняка ополчение нескольких бояр, соединившихся в дороге. Вдали, километрах в пяти-семи, тоже видны костры. Надо посмотреть.
Я направился туда. Глаза уже привыкли к темноте, и я мог видеть спящих людей вокруг костров, несколько шатров, дозорных вокруг лагеря. Вдруг я сразу насторожился – вот они, татары! На головах шлемы-мисюрки, рядом со спящими воинами воткнуты в землю копья с бунчуками, слышна татарская речь. Надо убираться отсюда.
Я по периметру обошел лагерь, прикидывая, сколько же здесь воинов. Выходило – не менее четырех сотен. Никак это те, что напали на нас и позорно оставили место боя.
Увидев дозорного, стоящего спиной ко мне, я не удержался и, выхватив саблю, рубанул по шее. Он даже пикнуть не успел, лишь голова глухо стукнулась о землю. Черт! Не увидел в темноте второго дозорного, а тот, успев заметить мелькнувшую тень и блеск моего клинка, завопил как резаный, показывая рукой:
– Шайтан!
Лагерь моментально всполошился – все-таки не дома спят, в походе, на вражеской земле, – повскакивали уже с оружием в руках.
Началась бестолковая беготня, я рванул в лес и увидел, как к дозорному подбежали несколько человек. Он, размахивая руками, объяснял про шайтана, показывая то на лес, то на своего убитого товарища. Наблюдать дальше не стоило. Направился к своим.