Проповедник - Юлия Латынина

Между прочим, старый князь был тестем Ральфа Пешиэры. Тот был два года назад моим непосредственным начальником, а теперь я сидел на его месте, а Пешиэра был заместителем министра связи и сообщений.

Тут надо пояснить, что именно значит «заместитель министра». По новой конституции Президент назначает министрами только коренных асаиссцев. Президент полагает, что важнее иметь министром человека преданного, чем человека, подходящего к должности. То ли он считает, что образованный не может быть преданным слугой режима, то ли надеется, что невежество выгодно оттенит его собственный ум… Как следствие местные министры не знают латинского алфавита. Их заместители — всегда земляне и служащие компании. Газетчики называют это теневой оккупацией и пишут, что министры не меняют ни одной запятой в докладах, представленных заместителями. Они не уточняют, что Президенту было бы нетрудно избавиться от теневой оккупации, назначая в министры людей, сведущих в запятых и латинском алфавите.

Говорят, что бывший министр просвещения до конца жизни не мог поверить, что Земля — другая планета: что за несерьезное государство в небесах?

Я взбежал на второй этаж гостиницы, свернул в коридор и остановился как вкопанный. Ван Роширен стоял на пороге комнаты, прощаясь со своим собеседником. Это был туземец лет примерно двадцати пяти, с нежным, почти девичьим лицом и глазами цвета ежевики, в зеленых штанах и кожаной куртке. У меня безошибочная память на лица, и я сразу узнал этого молодого человека. Его фотографии были во всех газетах после того, как он со своими людьми расстрелял в упор предыдущего федерального судью.

Я отошел за уголок лестницы и стал ждать. Я ждал довольно долго. Наконец ван Роширен положил молодому человеку руку на голову и благословил его. Тот согнулся, стал на колени и поцеловал проповеднику его хорошо вычищенные ботинки из крокодильей кожи, потом встал и сбежал мимо меня вниз по лестнице. Глаза у него светились. Мне показалось, что я что-то упустил в жизни.

Ван Роширен вернулся в свой номер. Я постучался и вошел вслед за ним.

— Как вам это удалось? — спросил я.

Проповедник хитро улыбнулся.

— Ну, — сказал он, — если Господь требует от меня сделать эту работу, то, уж верно, он даст мне силы и средства, чтобы ее сделать. Ночью я просил Господа, чтобы он указал мне дорогу к мятежникам, и Господь ответил: спустись на второй этаж, постучись в номер двести седьмой и там ты найдешь человека, которого мятежники отрядили следить за тобой. Я спустился туда и сказал: «Вас послали следить за мной, почему бы нам не поговорить». Тот ответил: «Знать ничего не знаю». А я: «И к тому же вы третью ночь не можете уснуть. Спите спокойно, а завтра поднимайтесь ко мне в номер». Я ушел, и он, оказывается, действительно уснул. А час назад постучался в мою дверь, и мы долго говорили.

— Как просто, — сказал я.

— Бог познается по простоте употребляемых им средств, — ответил ван Роширен.

Он сел в машину, и мы поехали. С нами был Денис Лиммерти, а с Лиммерти — автомат.

Прием был, как всегда, великолепен. Старый князь тряс головой, сидя в кресле на колесиках. Центральная зала сверкала мрамором и хрустальным светом, вышколенные слуги неслышно сновали по паркету, предлагая еду и напитки, прелестная восемнадцатилетняя наложница князя порхала туда и сюда, расточая ослепительные улыбки. Более всего она улыбалась новому дворецкому, бравому молодцу лет двадцати в штанах невиданной расцветки, стоявшему у хозяйского кресла.

— Третий дворецкий за семь месяцев, — сказала Клара Аннели, жадно глядя на дворецкого, — она меняет их быстрее, чем Президент — министров.

Дворецкий услышал и гордо зашевелился в своих штанах.

Это был приятный прием, из тех, где встречаешь множество знакомых и решаешь множестро дел. Любители многочасовых парламентских обсуждений никогда бы не поверили, с какой легкостью в порядке личного одолжения устраняются тут трудности, совершенно, казалось бы, неразрешимые.

У меня были свои заботы, и я переходил от одной группы к другой, совершенно потеряв ван Роширена из виду. Я оглянулся — он мелькнул в дальнем конце анфилады с вице-префектом столичной полиции. Вздохнув, я поднялся на второй этаж. Мраморные крылатые гении, сгибаясь от тяжести, несли вверх по лестнице золоченые корзины с фруктами. Из стеклянных фруктов били сверкая электрические огни.

Внизу, на мощеном дворике, ведущем в сад, вновь мелькнул вице-префект полиции, на сей раз без ван Роширена. Этот человек был мне нужен; я сбежал вниз по лестнице и пошел через голубую гостиную в сад.

Посреди голубой гостиной стояла серебряная статуя Господа Истины с топором в руках, ибо истина убивает. Под сенью Истины на бархатной кушетке сидел Реджинальд Мейси, один из старейших служащих компании. Он еще помнил те славные времена, когда компания не покупала конкурентов, а расстреливала их из автоматов. Мейси был совершенно пьян.

— А, это вы, Денисон, — сказал он, — а где ваша жена?

— Осталась дома с ребенком.

— А, да-да, вы привезли какого-то странного проповедника.

Я промолчал.

— Твари, — сказал Мейси, — грязные твари! Мы сели в лужу с нашим гуманизмом, сели в грязную лужу! Ни одного туземца нельзя было допускать к власти! Выкинуть всех и заменить землянами! Только так можно было вычистить эту страну!

Мейси орал. Глаза его налились кровью. Богиня Истины испуганно жалась к стенке, сжимая серебряными ручками топор. Я сказал:

— Вы пьяны, Мейси. Езжайте домой.

— Твари, — повторил Мейси.

Вице-префект по-прежнему стоял на мощеном дворике. В дни, когда Президент воевал со своим дедом, этот человек с двумя своими товарищами был вожаком народа в городе Синие Ключи, а проще говоря, погромщиком, ибо в те дни в Синих Ключах чернь громила дома богатых и сильных не столько ради учреждения свободы, сколько в надежде на то, что изобилие преступлений превратит их, как это обычно бывает, в доблестные дела или, по крайней мере, обеспечит безопасность зачинщиков. Эти трое завладели городом и даже издали закон, по которому никто не смел отказывать бедняку в ссуде и принуждать его платить долги; но по прошествии двух месяцев Идар Хас, более прозорливый, чем его товарищи, договорился с проходившим мимо войском Президента и передал ему город. А тех двух глупцов постигла та же судьба, что и истребленных ими торговцев.

Сейчас Идар Хас, вице-префект столичной полиции, стоял в мощеном мраморном дворике, грыз орешки в позолоченных скорлупках и кормил ими ручную белку. Он обрадовался, увидев меня.

— Да, насчет Ирвинга Мелла… — начал он.