ЛиПа - Вячеслав Воробьев

Камень этот погладь руками —

Ты мог камнем родиться тоже.

(Сергей Островой. Годы...)

Разных судеб на свете — тыщи.

Нам друг в друге не повториться.

Не садись на пенёк, дружище —

Ты ведь тоже мог пнём родиться.

На сосне притаился дятел —

Ждёт, чтоб жук на поверхность вылез.

Ты не смейся над ним, приятель —

Просто жизнь у него не сложилась.

У фортуны капризы странны:

Этот — филин, а та — сорока.

Не зови никого бараном:

Он ведь жертва слепого рока.

Кто-то гений на свете этом,

Кто-то просто обычный житель.

Ну, а я родился поэтом.

За последствия извините.

Озябший, руки грею у огня

В простой избе Есенина Сергея.

(Роберт Паль. До высоты звезды)

К Сергею в гости я зимой рискну.

Мороз под сорок. Ветер щёки лижет.

Дверь нараспашку... Я шагнул в избу,

Печь запалил и сел к огню поближе.

Метель сердито фыркает в трубе.

Я складываю в строки эти звуки,

А сердце шепчет: «Роберт, не робей!

Не ты один на этом греешь руки!»

Я — русский по дому, по отчеству,

Не сам себя навеличал,

Поэтому мне и не хочется

Родное сводить к мелочам.

...Конечно, на гусельках тренькали,

Ложкарили, лапти плели...

Но мы — с Емельянами, Стеньками

Дворянские логова жгли!

(Александр Плитченко. Оклик)

Конечно, мы что-то там строили:

Соборы, кремли, корабли...

Но душу мещанству не продали —

Что строили, то и пожгли.

Мы деятели, а не зрители.

Негоже идти нам под сень

Христа, извиняюсь, Спасителя —

Построим-ка лучше бассейн.

И Богу воздали мы богово,

И кесарь отправлен в расход,

И Блока дворянское логово

Надёжно быльём зарастёт.

Не скроем, встречались радетели

Родное сводить к мелочам,

Но вовремя мы их заметили —

И каждый навек замолчал.

Хоть нету ни дома, ни отчества,

Зато как распахнута высь!

Россиюшка выжжена дочиста.

Пора обустраивать жисть!

Был кирпич , раскалённый и рыжий,

поважней, чем Тацита труды.

А лафетчица — краше Мнишек.

Сменный мастер — мудрей Калиты.

(Николай Полотнянко. Просёлок)

Кое-что для развития дали

Карамзин и старик Геродот,

только это сравнится едва ли

с тем, что дал мне кирпичный завод.

У начцеха от чтения книжек

никогда не ломило чело.

Кладовщица богаче, чем Мнишек,

хоть не знает о ней ничего.

Задыхаясь кирпичною пылью,

бригадир мне ясней, чем Тацит,

объяснил обиходной латынью,

что завод выдаёт дефицит.

Без него ни гараж, ни теплицу

не возьмёшься творить сгоряча...

И действительно: многие лица

чаще просят не книг — кирпича.

Тонули горы в дымке рыжей,

А мне-то виделось одно:

Чем выше я, тем солнце ниже,

Чем я светлей, темней оно.

(Борис Пуцыло. Свет имени)

Погасло дневное светило,

Когда я плечи распрямил.

Все ахнули: «Никак Пуцыло

Собою солнце заслонил!»

Седые тайны мирозданья

Мне открываются, маня.

Я поднимаюсь — и сиянье

Исходит щедро от меня.

На небосклоне утром росным

Вишу, даря земле тепло.

А снизу шёпот: «Люди, что с ним?»

— «Видать, затмение нашло!»

В середине каменного века

мерзко на душе у человека.

До утра он хмурится, не спит,

сам не знает, что его тревожит.

Не поможет человеку спирт,

сигарета выручить не может.

(Анатолий Пчёлкин. Мёрзлый ветер)

На дворе — эпоха мезолита.

В магазинах спирта нет ни литра.

На соседей сделали засаду,

чтоб добыть немного самосаду.

Хоть бы кто придумал зажигалку!

Сутки тёрли палкою о палку...

Вождь проектом лука месяц занят,

но мозги без допинга не варят.

К счастью, неолит наступит скоро.

Вот когда напьёмся мухомора!

Так славно в августе, и надо малости —

Винца в бутылочке, мясца на вилочке.

(Евгений Рейн. Имена мостов)

В июле, девочки, жду сущей мелочи —

Кусочек небушка, винца да хлебушка.

И хмурой осенью пустяк попросим мы —

Ликёра рюмочку, с изюмом булочку.

Морозы грохнули — спасёмся крохами:

Стаканчик водочки, кусок селёдочки.

От марта волглого хочу немногого —

В хрустале звончатом коньяк с лимончиком.

В грядущем августе мне хватит малости —

Винцо в бутылочке... инфаркт... носилочки...

На нас обрушилась нежданно

Любовь, а не пустой роман:

И ты уже — не Дона Анна,

И я уже — не Дон Жуан...

Но стук сапог по коридору

Ворвался в мир счастливых душ

Тяжёлым шагом командора

Идёт домой законный муж.

(Юрий Разумовский. Вереница)

...Я тем шагам с тревогой внемлю,

А в голове сплошной туман.

Эх, провалиться бы сквозь землю,

Как незабвенный Дон Жуан!

Небрежности в экипировке

Муж-Командор отметить рад,

Вернувшись из командировки,

Как в анекдоте, невпопад.

Забылись губы и ресницы,

Всё тело налито свинцом,

И след от каменной десницы

Теперь хранит моё лицо.

Исполнив сложные фигуры

При входе в лестничный пролёт,

Подумал я, что у Лауры,

Пожалуй, больше повезёт.

Хотя я вовсе не уверен,

Что муж не вспомнит о ноже,

Зато она, по крайней мере,

Живёт на первом этаже.

Мужчины не стареют никогда,

Мужчины только с возрастом мужают.

(Александр Романов. Окно в сентябрь)

По жизни мы стремительно идём,

В пути теряя волосы и зубы.

Всё тяжелее с возрастом подъём,

И всё слышней архангельские трубы.

Вчера с соседом из последних сил

Трусили мы вдогонку за трамваем.

«Стареем?» — я сочувственно спросил.

Он прошептал чуть слышно: «Нет, мужаем...»

Я вас, между прочим, любил...

Я вас, примите к сведенью, любил...

(Николаи Рябов. Третье время года)

Я вас, примите к сведенью, быть может,

Любил. Любовь погасла не совсем.

Во-первых, пусть она вас не тревожит,

И не печалит, во-вторых, ничем.

Любил, как говорится, безмятежно,

Был, между прочим, робостью томим

И обожал вас, кстати, так же нежно,

Что, так сказать, не дай Господь другим.

Как Стенька юную княжну,

муж поднял на руки жену,

большого не скрывая чувства...

(Леонид Скалковский. Раздумья)

...Супругу он решил поднять,

как сами можете понять,

не ради чистого искусства.

Идёт к раскрытому окну

и набежавшую волну