Индира - Бонкичмондра Чоттопаддхай

Старуха торжествующе взглянула на меня.

— Да, все ее хвалят, — подтвердила я. — В жизни своей ничего подобного не ела.

— Что и говорить, — расплылась в улыбке кухарка, — вы, дочери благородных людей, знаете толк в еде. Да неужто я осмелюсь обругать девушку из знатного рода, — все никак не могла она успокоиться. — Ты не сомневайся, я не уеду, пока не научу тебя стряпать.

Так мы помирились со старой брахманкой.

Последнее время я только и делала, что плакала, а в тот день впервые засмеялась.

Смех и шутки я ценила теперь, как нищий подаяние.

Вот почему я так подробно рассказываю о старой кухарке. Никогда в жизни не забуду этого дня, столько радости он доставил мне. Я по-настоящему развеселилась.

Старая госпожа обедала после всех.

Я старалась, как могла, угодить ей. Она съела изрядную порцию риса с овощами и пряностями и сказала:

— Прекрасно стряпаешь. Где ты научилась?

— В доме у отца, — ответила я.

— А где твой дом?

Я не стала называть родной деревни.

— Так стряпать может лишь девушка из состоятельной семьи. Твой отец богат?

— Да.

— Почему же ты нанялась кухаркой?

— Со мной случилось несчастье.

— Оставайся у нас. Ты, видно, знатного происхождения. — И старуха позвала Шубхашини.

— Невестка, — сказала она ей, — смотри, чтобы никто ее не обидел, и сама не обижай.

— А я буду обизать, — заявил сынишка Шубхашини, который тоже был здесь.

— Только попробуй, — сказала я, когда мы вышли в другую комнату.

— Ты глупая сковолодка, голшок, что она еще, ма?

— А еще свекровь, — шутливо добавила Шубхашини.

— Кто секловь? — удивился мальчик.

— Она твоя свекровь, — сказала сестренка и указала на меня.

— Кунудини секловь, Кунудини секловь! — в восторге повторял ребенок.

Шубхашини делала все, чтобы я хорошо чувствовала себя в их доме.

— Итак, с сегодняшнего дня, — сказала она, — ты мне сватья.

— Сколько у тебя мужей? — спросила она, когда мы сели обедать.

— Отведав моих кушаний, ты вспомнила о Драупади, — сказала я, поняв ее намек.

— О да! Жена Пандавов великолепно умела стряпать. Ну, сейчас ты наконец поняла, почему свекровь сменила гнев на милость?

— Не совсем. Хотя к девушке из богатой семьи всегда относятся лучше, чем к бедной.

— Ах вот оно что! — рассмеялась Шубхашини. — Думаешь, что тебя обласкали потому, что ты из хорошей семьи?

— А разве не поэтому? — удивилась я.

— Ты накормила ее сына, вот свекровь и подобрела к тебе. Стоит тебе еще покапризничать, она и жалованье удвоит.

— Жалованья мне совсем не надо. Но ведь отказаться было нельзя, вот я и согласилась. Деньги буду хранить у тебя. Отдашь их бедным. Вы приютили меня, что еще мне нужно?

Глава девятая

ПОЛЬЗА СЕДИНЫ

Судьба милостиво обошлась со мной. Она даровала мне не только кров, но еще и бесценную жемчужину — добрую подругу. Шло время, и с каждым днем я все сильнее и сильнее чувствовала, что Шуб хашини всей душой привязалась ко мне, — я была для нее все равно что сестра. Она не давала меня в обиду прислуге. И с работой я справлялась легко. Старая кухарка (все звали ее «мать Шоны») не уехала в деревню — она боялась потерять из-за меня место. Под всякими предлогами она со дня на день откладывала свой отъезд, и в конце концов Шубхашини уговорила хозяйку оставить нас обеих, сославшись на то, что мне, девушке благородной, не пристало готовить на всех домочадцев, а мать Шоны — старуха, куда ей деваться.

— Я не в состоянии держать двух кухарок! — возражала свекровь. — Кто в наше время может позволить себе такую роскошь?

— Ну тогда придется оставить мать Шоны, — сказала Шубхашини.

— Ни за что! — воскликнула хозяйка. — Мой сын не выносит ее стряпни! Ладно уж, пусть живут обе.

Шубхашини прибегла к этой хитрости для того, чтобы облегчить мне работу. Свекровь в ее руках была послушной куклой. К тому же Шубхашини, супруге Ромона-бабу, никто не смел перечить. Но насколько Шубхашини была хитра умом, настолько же она была добра сердцем. С ней я чувствовала себя намного счастливее в те горестные дни. Быстро приготовив рыбу, мясо или какой-нибудь соус, я остальное время проводила в беседах с Шубхашини или играла с ее детьми. А иногда даже подшучивала над самой хозяйкой.

Но однажды из этого чуть не вышло большой неприятности.

Дело в том, что свекровь Шубхашини молодилась и считала, что волосы у нее поседели только по ошибке судьбы. Она почему-то уверовала в то, что стоит ей освободиться от седых волос, и она сразу помолодеет. Поэтому старуха то и дело заставляла всех домашних выдергивать у нее седые волосы. В один прекрасный день и мне пришлось этим заняться. Я принялась проворно пропалывать голову хозяйки, словно поле в период бхадро[19], и вдруг заметила, что Шубхашини издали манит меня пальцем. Не помню, под каким предлогом я убежала от хозяйки.

— Что ты задумала? — спросила меня Шубхашини. — Хочешь сделать мою свекровь совсем лысой?

— Вот было бы чудесно! — со вздохом сказала я.

— Знаешь, какой поднимется крик? Куда ты тогда денешься?

— Но пойми, я никак не могу остановиться.

— Господи! Ну выдерни несколько волосков и уходи!

— Она не отпустит.

— Скажи, что больше не видишь седых волос, — посоветовала Шубхашини.

— А что будут говорить люди? Это ведь самый настоящий обман! — рассердилась я. — А обмануть — все равно что ограбить. Меня однажды ограбили у Черного озера. — Так я нечаянно проговорилась.

— Что случилось у Черного озера? — спросила Шубхашини.

— Как-нибудь в другой раз расскажу, — уклонилась я от ответа.

— Ну так ты сделаешь, как я тебе сказала? Прошу тебя, выполни мою просьбу.

Я послушалась, смеясь, побежала к хозяйке, выдернула у нее еще несколько волосков и заявила:

— Больше не вижу. Может, остались один-два, я их завтра выдерну.

— А эти мерзавки говорили, что я совсем седая! — обрадованно хихикнула старуха.

С того дня хозяйка еще больше полюбила меня. Но я дала себе слово впредь не обманывать ее. Взяв из своего жалованья одну рупию, я попросила Харани купить флакон краски для волос. Служанка от смеха не могла вымолвить ни слова, и, лишь немного успокоившись, спросила:

— Зачем тебе? Кого ты собираешься покрасить?

— Кухарку, — ответила я.

Харани едва не лопнула от хохота. Как на грех на кухню вошла мать Шоны. Чтобы не смеяться, Харани уткнулась лицом в край сари, однако не могла удержаться и выбежала из комнаты.

— Что это она надрывается? — спросила старая брахманка.

— Делать, видно, нечего, — ответила я и потом добавила: — Это я ее рассмешила, сказала, почему бы нашей кухарке не покрасить волосы.

— Что же тут смешного? — обиделась старуха. — Ничего плохого в этом нет. Дети и так дразнят меня «пучком конопли».

Услыхав нас, Хема тут же стала читать стихотворение:

Идет старушка, на голове пучок конопли.В него воткнуты цветы,В руках палка, на шее веревка,В ушах пара дутых золотых серег.

— Пала дулаков, — передразнил братишка девочку.

Опасаясь, как бы малыш еще чего-нибудь не наговорил, Шубхашини поспешила унести его.

— Так и быть, выкрашу тебе волосы, — сказала я.

— Вот спасибо, — обрадовалась старуха. — Да будет долгой твоя жизнь! Да ниспошлет тебе небо много золотых украшений! Дай тебе бог выучиться хорошо стряпать.

Хохотушка Харани была на редкость расторопной, и очень быстро раздобыла краску. С флаконом в руках я предстала перед хозяйкой, но сделала вид, что собираюсь дергать у нее оставшиеся седые волосы.

— Что это у тебя? — поинтересовалась старуха.

— Так, жидкость одна. От нее седые волосы сами выпадают.

— Скажите пожалуйста! — изумилась хозяйка. — В жизни не слыхала ничего подобного! Смочи-ка мне волосы, только смотри, чтобы это не оказалось краской!

Я выполнила просьбу старой госпожи со всем усердием, на какое была способна, и покинула ее покои.

Как и следовало ожидать, через некоторое время волосы старухи потемнели. К несчастью, первой заметила это Харани, убиравшая комнаты хозяйки. Она выронила метлу из рук и со смехом убежала. Хозяйка вернула ее, но стоило Харани взглянуть на старую госпожу, как она, закрыв лицо краем сари, снова удрала, на этот раз на крышу[20].

Мать Шоны как раз сушила там волосы после мытья.

— Что случилось? — спросила она у Харани.

От душившего ее хохота Харани не могла вымолвить ни слова, и только показывала на голову кухарки. Так и не добившись от нее толку, кухарка спустилась вниз.

— О госпожа, — завопила она, войдя к ней. — Что стало с вашими волосами, они совсем черные! Уж я-то знаю, чьих рук это дело!