Индира - Бонкичмондра Чоттопаддхай

Пришлось смириться. Я видела, как разбойник ударил дубинкой по голове телохранителя, который подбежал к паланкину, и несчастный рухнул на землю. Наверное, злодей убил его.

После этого мои люди прекратили погоню, и грабители беспрепятственно унесли меня.

Была уже ночь, когда мой паланкин опустили на землю в густом, непроходимом лесу. Разбойники зажгли факел.

— Давай сюда все, что у тебя есть, или прощайся с жизнью, — без лишних слов приказал мне один из них.

Я отдала все свои драгоценности и наряды, даже с себя сияла украшения. Один-единственный браслет хотелось мне оставить, но негодяи и его отняли. Они велели мне снять дорогое сари, кинули мне грязное и рваное, содрали с паланкина все серебряные бляхи, а чтобы скрыть следы преступления, сломали его и сожгли.

Но самое страшное произошло потом: разбойники решили оставить меня одну, темной ночью, в лесу, на съедение диким зверям.

— Припадаю к вашим стопам, возьмите меня с собой! — рыдала я, готовая разделить даже общество разбойников.

— Дитя мое, — ласково сказал мне самый старый из них. — Ну куда мы денемся с тобой, с такой красавицей? Ведь нас сразу схватят.

— Ну и пусть схватят! Я возьму ее с собой, — воскликнул вдруг один молодой разбойник. И после этого стал говорить такое, что мне и сейчас вспомнить стыдно.

Старик оказался главарем шайки.

— Я тебе голову размозжу! — прикрикнул он на разбойника и погрозил ему дубинкой. — Не станем мы брать на душу еще и этот грех!

И они ушли.

Глава третья

«СЧАСТЛИВОЕ» ПУТЕШЕСТВИЕ

Я никак не могла поверить в случившееся. Оно казалось мне дурным сном. Был ли сейчас на свете человек несчастнее меня? Украсив себя драгоценностями, умастив благовониями свое тело, тщательно причесав волосы, я ехала на первое свидание с мужем. Мне исполнилось девятнадцать лет, и всем моим существом владело лишь одно желание — принести супругу в дар бесценную жемчужину своей молодости. И вдруг — о ужас! — словно разверзлись небеса! С меня сорвали все украшения, одели в грязные лохмотья и бросили одну в лесу, на съедение тиграм и медведям. Я страдала от голода и жажды, но мне было все равно. Я призывала смерть. Зачем мне жить? С мужем я не встретилась и никогда больше не увижу ни отца, ни мать. При мысли об этом я разрыдалась и долго не могла успокоиться.

«Хватит плакать», — говорила я себе, но слезы лились неудержимым потоком. Вдруг откуда-то издалека до меня донесся звериный рык. «Тигр!» — с ужасом подумала я, но тут же страх мой сменился радостью. Страшный зверь растерзает меня, и тогда кончатся все мои муки. Он будет ломать мои кости, сосать кровь, но я все стерплю. Что значат для меня телесные страдания! Смерть — единственное избавление. И я стала спокойно ждать. Зашуршат листья, а мне мерещится: вот идет тигр, он избавит меня от всех страданий и душа моя обретет покой.

Но время шло, а тигр не появлялся. И снова отчаяние овладело мной. Тут я вспомнила: в таком густом лесу непременно должны водиться змеи. Долго блуждала я в поисках змеи. Увы! Почуяв человека, все живые существа мгновенно обращались в бегство, я едва успевала услышать шорох. Колючки впивались мне в ноги, я падала на каждом шагу — и все напрасно. Ни одна змея не ужалила меня. Не зная, что делать, я побрела обратно. Голод и жажда совсем измучили меня, и, дойдя до небольшой поляны, я в изнеможении опустилась на землю. И вдруг передо мной вырос медведь. «Наконец-то!» — подумала я и пошла ему навстречу. Но медведь, даже не взглянув на меня, стал карабкаться на дерево. Вскоре я услыхала жужжание пчел. Медведю не терпелось полакомиться медом, и он не тронул меня!

Совершенно обессиленная, я прислонилась к дереву и уснула.

Глава четвертая

КУДА ЖЕ ТЕПЕРЬ ИДТИ?

Разбудили меня крик вороны и кукование кукушки. Сквозь листья бамбука пробивалось солнце, и капельки росы на земле переливались в его лучах, словно жемчужины или алмазы. И тут я вспомнила, что на мне нет никаких украшений: разбойники сорвали с моих рук все браслеты и тем самым обрекли меня на вдовство[6]. Только на левом запястье остался один-единственный железный браслет, да и тот сломанный. Рыдая, я сорвала несколько стеблей лиан и обмотала ими правую руку.

Оглядевшись по сторонам, я заметила, что на некоторых деревьях срублены ветки, а от других деревьев остались только пни. Сюда приходят дровосеки! Значит, где-то поблизости пролегает дорога в деревню. Днем, при ярком свете солнца, я перестала думать о смерти, в сердце моем ожила надежда. Ведь девятнадцать лет бывает только раз в жизни! Я долго искала и наконец нашла едва приметную тропинку, которая мало-помалу становилась все более торной. Теперь я уверилась, что выйду к деревне. Но тут в душу закралось новое сомнение: как я покажусь на глаза людям? В грязных лохмотьях, едва прикрывающих тело, с обнаженной грудью. Нет, лучше смерть!

Но когда я окинула взором залитый лучами солнца лес, увидела, как качаются на ветру цветущие лианы, и услышала нежное пение птиц, неодолимое стремление к жизни возродилось в моей душе. Я нарвала листьев, сплела гирлянды и прикрыла ими грудь. Теперь стыдиться было нечего, на худой конец меня могли принять за безумную. И я снова пустилась в путь. Шла я долго, но вот до моего слуха донеслось мычание коров. Значит, деревня совсем близко, обрадовалась я. Но идти дальше не было сил. Я не привыкла ходить пешком, давали себя знать бессонная ночь и страдания, душевные и телесные — исколотые ноги, голод и жажда. Вконец измученная, я прилегла под деревом у дороги и крепко уснула.

Мне приснилось, будто я прилетела на облаке в дом свекра и будто муж мой — сам бог любви, а я поссорилась из-за цветов амаранта с другой его женой, богиней Роти. Тут сон мой был прерван. Открыв глаза, я увидела юношу, очень похожего на кули — вероятно, из касты неприкасаемых. Он тянул меня за руку. К счастью, рядом оказалась палка. Я схватила ее и со всего размаху ударила негодяя по голове. Откуда только силы взялись! Парень схватился руками за голову и со всех ног бросился бежать. Палка так и осталась у меня в руках. Опираясь на нее, я снова отправилась в путь. Вскоре мне повстречалась старуха, гнавшая перед собою корову.

— Далеко ли до Мохешпура? — обратилась я к ней. — Или до Монохорпура?

— Кто ты, дочь моя? — спросила старушка. — Такая красавица, и одна-одинешенька! Господи, до чего же ты хороша! Пойдем ко мне.

Я согласилась. Старуха, видимо, догадалась, что я голодна, подоила корову и напоила меня молоком. Она знала, где находится деревня Мохешпур. Я попросила ее проводить меня, обещая щедро одарить, но она отказалась. Ей не на кого оставить дом, сказала старуха, и я ушла одна по дороге, которую мне указала добрая женщина. Шла я долго, до самого вечера, и очень устала.

— Далеко ли еще до Мохешпура? — спросила я повстречавшегося мне старика.

Он ответил не сразу, с удивлением разглядывал меня, потом спросил:

— А откуда ты идешь?

Я назвала деревню, в которой жила старуха.

— Ты сбилась с дороги, тебе надо в обратную сторону. Отсюда до Мохешпура день пути.

Я была в отчаянии.

— А вы куда идете?

— Тут недалеко, в деревню Гоуриграм.

Что оставалось мне делать? Я пошла за стариком.

— У тебя есть знакомые в Гоуриграме? — спросил он, когда мы вошли в деревню.

— Нет, я никого здесь не знаю, — отвечала я. — Прилягу под каким-нибудь деревом, а с рассветом — в путь.

— Какой ты касты?

— Писцов[7].

— А я брахман[8]. Пойдем ко мне. Ты, видно, из богатой семьи, хоть платье на тебе грязное и рваное. В бедных семьях таких красавиц не бывает.

Я проклинала свою красоту, которая всем бросалась в глаза. Но брахман был человеком пожилым, и я пошла с ним.

После двух дней непрерывных страданий я наконец обрела покой в доме брахмана.

Добрый старик оказался деревенским жрецом.

— Почему ты в лохмотьях? — спросил он меня. — Кто-нибудь отнял у тебя платье?

— Да, — промолвила я.

Жители деревни приносили брахману в дар много одежд, и он дал мне два коротких, но очень широких красных сари. У него же в доме я подобрала старый железный браслет. Но переодеться мне стоило огромных усилий. Все тело нестерпимо ломило, каждое движение причиняло боль. Съев горсточки две риса, я прилегла на циновку, но уснуть никак не могла. Мысль о постигшей меня беде не давала покоя, и я снова стала думать о смерти.

Задремала я лишь на рассвете. И снова мне приснился удивительный сон. Будто предстала я перед темным и страшным богом Ямой[9], а он хохочет, оскалив огромные зубы. Я проснулась в холодном поту и уже больше не могла уснуть. Поднявшись чуть свет, я почувствовала, что тело у меня все еще ломит и подошвы ног горят. У меня не было сил даже сидеть.