Век моды - Жан Ворт

Но самая известная его стычка с матерью случилась из-за платья, которое он сделал для ежегодного бала, устраиваемого в честь императрицы и ее двора. Высший свет боролся, чтобы получить приглашение на эти балы, всегда исключительные и прекрасные, и мадам Ворт была среди счастливиц, имевших такое приглашение.

Платье, которое мой отец создал для этого случая, было очень красивым, из розового тюля, с очень широкой юбкой, но с ровным и изысканно-простым лифом. Ее талию он обвязал фиолетовым бархатным бантом, а в волосы поместил – и в этом как раз была трагедия! – маленький букетик анютиных глазок. В наши дни такая невинная вещь никакой сенсации не произвела бы, но когда мать увидела себя в зеркале, она начала рыдать, как будто наступил конец света, и причитать: «Я не пойду на бал с этим деревом в волосах!» В начале лета 1856 года мамино отчаяние, вызванное тем, что она пала жертвой непреклонного гения-мужа было на время забыто. Доктор беспокоился из-за ее слабости в течение последних месяцев, строго рекомендовал покинуть Париж – тем летом особенно ужасный – и уехать в Дьепп. Она послушалась, и в приморской деревне, двадцать пятого июля, задолго до положенного срока родился я.

Мадам Ворт в платье покроя без пояса, ок. 1860 года

Глава 2

Собственное дело

Когда мне было одиннадцать месяцев от роду, отец прекратил свои отношения с бывшими компаньонами. К такому повороту событий привели недальновидность и гордость его нанимателей. Если бы хозяева Дома Гажлена не были бы такими упрямыми, то пошли бы на какие-нибудь уступки, чтобы сохранить его. Отпустив моего отца, они потеряли самого ценного сотрудника или, как говорят американцы, свою главную ставку.

Мой отец был душой их дела. Каждая новая модель, каждая новая ткань, которые они запустили, возникли благодаря его таланту и прошли через его руки. Торговый отдел предприятия постоянно пользовался предложениями и советами Ворта, его опытом в области психологии. Даже примерки были под наблюдением отца.

При таком количестве обязанностей ему не оставалось ни минуты отдыха. Часто отец был не в состоянии выйти с работы для ланча раньше трех часов дня.

И моя бедная мама безропотно разделяла с ним такую жизнь. Хотя в то время она ждала ребенка, все равно вставала очень рано, чтобы одеться, позавтракать и прийти на работу к восьми часам. С восьми утра до восьми вечера мама работала, ее талия была перетянута, желудок страдал от подгорелого от разогревания мяса с недоваренными овощами. В конце концов, поняв, что ее здоровье ухудшается, она пошла к Гажлену и Опижу и попросила, чтобы ей и мужу разрешили устроить маленькую квартиру в здании, занимаемом магазином, дабы избежать утомительных поездок на работу и обратно и нерегулярного питания. Но господа из руководства компании и слышать не захотели об этом. Никакой сотрудник, неважно насколько ценный, не может жить в служебных помещениях.

Чарльз Фредерик Ворт, Париж, ок. 1864 года

Узнав об этом, Ворт решил, что настало время порвать с Домом Гажлена. Ему стало известно о планах некоего мистера Боберга, молодого человека из Швеции, занимавшего в другом магазине положение, сходное с тем, которое было у отца в Доме Гажлена. Я думаю, тот магазин назывался «La ville de Lyons». Отец разыскал этого человека. Оказалось, что мистер Боберг имел небольшие собственные средства и смог, к счастью, добиться помощи родственников и раздобыть еще больше.

Два молодых человека, обладавшие храбростью и дальновидностью, взяли эту небольшую сумму, оборвали связи со своими прежними работодателями и сняли квартиру на первом этаже дома № 7 на известной рю де ла Пэ.

Улица рю де ла Пэ, главная улица парижской моды, ок. 1900 года

Когда отец открыл это скромное заведение – первое на этой оживленной улице, – рю де ла Пэ была столь же пустынной, как авеню Мессен ныне. Это была улица частных домов, и казалось абсурдным селиться на ней с коммерческими целями. Опера́ еще не была построена, и все подобные портновские заведения были на улице Ришелье или на Шоссе-д’Антен, а ювелиры в то время располагались на Пале-Рояль. Но как только Ворт устроился там и добился успеха, появилось множество подражателей и соперников. Некий г. Пинга[20], также служащий большой фирмы, воспользовался примером отца и поступил точно так же. Затем была Орели, и даже бывшие коллеги отца последовали его примеру.

Успех Чарльза Фредерика Ворта имел огромное влияние на будущее всей индустрии. Доказательства можно найти в статистике. В 1850 году было всего 159 заведений по пошиву женской одежды, и ни одно из них не было крупным или значительным. В 1898 году их было уже 1932, а ныне (автор имеет в виду 20-е годы XX века) тысячи и тысячи фирм занимаются исключительно модой для женщин. Некто сказал однажды о моем отце, что рю де ла Пэ в неоплатном долгу перед Вортом и наверху Вандомской колонны вместо Наполеона должна стоять его статуя, отлитая из чистого золота. Одним из моих первых впечатлений как раз и была колонна и улица Мира. Это было, когда войска вернулись из Италии и прошли парадом перед императором и императрицей по улице, напоминающей теперь базар драгоценных камней и тканей, которые могут встретиться только в сказках. Мне было тогда три года, и это был 1859-й.

Напротив Министерства юстиции на Вандомской площади был установлен большой помост, обтянутый красным бархатом, для императора и императрицы и их двора. Тем утром мама специально вернулась из Мон-Дора[21], где лечилась, чтобы посмотреть на войска, и именно в этот день я в нее влюбился!

На ней было белое муслиновое платье, отделанное валансьенским кружевом[22]. Пояс был сделан из многоцветной дорогой ткани, подобной индийскому шарфу, и спадал длинными лентами сзади. Это многоцветие привело меня в восхищение, позже я снова его нашел среди ее вещей.

В назначенный час из собравшейся толпы раздались крики, возвещавшие появление героев, и все устремились в поисках лучших мест. Как сейчас вижу: солдаты с яркими пучками цветов на ружьях, моя взволнованная, милая мать в красивом платье и украшенный бархатом помост, где сидели император и императрица. Существует картина, запечатлевшая это событие, где-то в Люксембургской галерее или Версале, я не уверен точно.

Так как магазин и наша квартира на рю де ла Пэ находились на одном этаже, я бегал по мастерским взад и вперед каждый день, пока не достиг достаточного возраста и меня послали в школу-интернат. Таким образом, я впитал атмосферу, в которой создаются платья, столь же бессознательно, как научился ходить или говорить. На самом деле если существует внутриутробное влияние, то мне было предопределено стать кутюрье. Я не только был рожден в этом деле, но прежде чем появился, бодрствование и сон моей матери регулировались и управлялись требованиями ремесла.

Одним из самых захватывающих для меня занятий было наблюдать за примерками маскарадных костюмов для модных балов. Многие дамы заказывали их в последнюю минуту и приходили в магазин, чтобы одеться прямо перед балом. Много раз отец создавал изысканный костюм всего за двенадцать часов и заставлял заказчика приходить на примерку в любой час ночи. Платье дошивали прямо на даме, а затем делали прическу перед балом. Конечно, мне трудно было отказаться от присутствия на такой интересной процедуре. Даже в самом раннем возрасте маскарадные костюмы, особенно фантастические, или театральные очаровывали меня. И позже одной из основных радостей моей юности было посещение театра.

Мисс Ван Варт в образе Марии Антуанетты от Ворта, ок. 1880 года

Донна Франка Флорио в средневековом костюме, считалась в свое время самой красивой женщиной Италии, ок. 1890 года

Бальное платье из тюля от Чарльза Фредерика Ворта, 1850-е годы, рисунок Шарля Палетта. Фонд Александра Васильева

Герцогиня де Морни, урожденная княжна Трубецкая, разговаривающая сама с собой, ок. 1867 года

Как только Ворт открыл собственное дело, значительную часть своего времени он проводил в поисках способов улучшить качество производимых в то время материй, стремясь создавать новые и возродить старые. Сейчас трудно себе представить, что в 1858 году нельзя было найти атласа, за исключением одного вида люстрина, используемого при оформлении коробок для конфет и обтяжки пуговиц. Существовали ленты, но атласа не было. Единственными материалами, которые тогда повсеместно использовались, были фай, муар, грогрон, бархат[23]. Бальные платья обычно изготовлялись полностью из тюля. Все женщины, независимо от размера и типа, появлялись на балу в платьях из этой летучей «паутинной» ткани.

Другим твердо установленным правилом моды 1850-х годов было то, что замужние женщины обязаны были носить чепец (капор). Считалось неприличным, если замужняя женщина появлялась в головном уборе, приличествующем девушке. Подобные чепцы носили и дома, и на балу. На некоторых картинах, например Энгра[24], женщины того десятилетия изображены в бальных платьях с маленькой скромной шапочкой на голове. После замужества моя мать безропотно подчинилась этому правилу, но отец, ненавидящий ее покорность правилам, вскоре освободил ее от этого, создав новую моду на шляпы.