Европа – полуостров России (сборник) - Александр Образцов

Был только один период в краткой истории нынешней англосаксонской цивилизации, когда дар искусства полностью воссиял над миром – это рубеж двадцатого века в России, называемый почему-то «серебряным веком».

Но переживание было слишком острым – англосаксонцы прихлопнули русское Возрождение. Что с них взять? Ведь сама Британия, как доказал лингвист и мыслитель А. Драгункин – это остров отморозков. Именно наши отечественные отморозки, изгнанные из Руси за беспредел, завоевали под именем норманнов и прочих данный авианосец. В английском языке практически все корни русского происхождения, а английский мат – калька с нашей блатной речи. Не стоило бы здесь уделять так много внимания столь ничтожному предмету, но именно фальсификаторы из Лондона уже больше четырехсот лет мучают Россию за тот давний отлуп.

Наша обязанность – противостоять нашествию мракобесия с Запада. Великие восточные цивилизации в двадцатом веке подтянулись с нашей помощью к этому святому делу. Победа будет за нами, как сказал один неглупый человек.

Что требуется для этого? Требуется сохранить нажитое и прирастить его. Сцепив зубы, собрав силы – расцепить удушающий захват. Внимательно присмотреться к окружающим даровитым людям и сомкнуться в стальную рать умеющих составлять слова, смешивать звуки и краски.

И заставить, в конце концов, читателей, слушателей, зрителей напрягать свои мозги. Потому что только потрудившись можно достичь наслаждения.

Мною написаны около сотни пьес, тысячи четыре страниц прозы и публицистики и около шестисот стихотворений.

Без посредников

43 года я пишу сознательно прозу, пьесы, стихи. И все эти годы, за исключением последних шести месяцев, меня терзало чувство отчаяния, ничего общего не имеющее с творчеством. Это отчаяние трудящегося, работающего Сизифом.

Тот, кто кроме удовлетворения от удачных работ руками и головой по хозяйству знает еще удовольствия плотские – половые, гастрономические, актерские, и причастен к преобразованию хаоса, бушующего в голове, в легкие, стремительно-мощные строки, знает, что с этим последним ничто не сравнится. Даже сочинение музыки, даже изготовление живописных полотен. Потому что музыка и художество все-таки имеют в своей основе готовые инструменты, определенно звучащие, и краски. Работа со словом начинается с подлинного хаоса. Все слова, с которыми соприкасаешься в момент решения писать больше чем мертвы – они легковесны, пошлы, омерзительны. Они в этот момент – антислова. Их надо заново отлить.

Такова профессия. А поскольку лица, владеющие словом, практически владеют властью, то положение писательства, как фундаментальной основы цивилизации, становится очень уязвимым. Несомненно, что владение скрипкой, скажем, невозможно имитировать. Однако полно шарлатанов (даже с посмертной славой) в среде живописцев. Убогие мелодии звучат из века в век. Почему? Потому что искусство, всеми своими лапами стоящее на природном даре, подвергается беззаконной атаке. Скрипач на 90 процентов зависит от трудолюбия и учителя. Писатель зависит только от бога. С этим никто и никогда не примирится. Настоящих писателей будут всегда поджаривать на кострах, заливать им олово в глотку и отсекать пальцы. Но прежде, чем заняться уголовщиной, их постараются не заметить.

Сегодня миллиарды слов рождаются и умирают тут же, одномоментно. Есть даже такие газеты (например, «Метро»), которые сознательно делаются для урны.

Шарлатаны идут в атаку с огнеметами. Они убивают слово, речь, стиль, форму. Им надо снизить планку до земли, чтобы уже никто не отличил их от Гоголя или Флобера.

Все Гоголи и Флоберы – в прошлом! Вот – цель.

Все народные восстания бессмысленны и беспощадны! Вот – цель.

Все могут всё. Но некоторые еще и имеют всё. За что? За ум и хитрость.

Два способа (кроме отсекания членов и сожжения на кострах) исправно помогают всевозможным говорунам морочить страны и народы. Первый: не печатать, не подпускать к микрофону, на экран. Второй: развивать и культивировать у настоящих писателей настоящую скромность. То есть, если меня или другого настоящего не замечают, то мы не станем кричать и требовать третейского суда: мы станем гордо и скромно в сторонке. Мы постоим. Десять, двадцать, пятьдесят лет. Что за проблема? Вино, чем старше, тем лучше.

Эй, вы! Бандиты, отщепенцы, подонки, тупые!

Выходите на площадь.

Чтобы все увидели, кто чего стоит.

А вы-то, все остальные? Читатели? Какие вы читатели? Вы такие же тупые, потому что настоящий читатель это человек, который любит работать головой, который не мыслит для себя более высокого наслаждения, чем благодарность за наслаждение. Вы обычную фразу «Маша ела кашу» не сможете отметить среди хаоса псевдофраз.

За время своей немалой жизни я не встречал ни одного настоящего писателя, который бы добился широкой известности. Могу назвать ряд шарлатанов, скажем, в поэзии: Евтушенко, Вознесенский, Ахмадулина, Бродский. В прозе: Аксенов, Битов, Распутин, Астафьев (еще и Гроссмана можете прицепить для колорита).

Спросите, с чего я так разорался?

Отвечаю: я нашел способ борьбы с тупыми. Шесть месяцев я выпускаю свои книги и продаю их. Я испытал за шесть месяцев все те чувства, которых был лишен предыдущие десятилетия.

Причем я не кажусь даже себе самому неудачником. Больше того: множество людей в театре и литературе считают меня баловнем судьбы. То, что я позволяю себе высказывать на страницах газет, они не смеют произнести даже в сортире, дернув ручку гремящего слива воды. Повторяю: я – баловень судьбы. Но мне омерзительно зависеть от посредников: редакторов журналов и министерств культуры, издательских бумажных крыс, перекупщиков тиражей и воняющих хамством и тупостью спонсоров.

Я независим благодаря принтерам фирмы «Хьюлетт-Паккард»!

Я ненавижу американский империализм, мне не нравится цинизм Запада, но по иронии судьбы именно фирма “HP”, а не журнал «Огонек» или театр имени Ленсовета сделала меня могучим.

Я выпустил свыше ста своих книжек. Я могу в течение дня издать два-три названия. Как только я хочу опубликовать любое свое совмещение текстов, я делаю это.

Теперь остается научить моему ремеслу остальных настоящих писателей.

Правда, мне известны всего несколько имен. Но это немало! Я их всех издам, ждите!

И ищите, ищите вокруг себя могучих мастеров. Ведь анекдоты не Жванецкий сочиняет. Жванецкий только завидует русскому народу.

Нам, то есть.

В качестве небольшого презента и указания на то, что надо искать в окружающем океане слов, приведу три-четыре текста (своих, разумеется).

Фамилия

Одного человека сдернули с постели, потом ударили по голове, так что треснул череп, потом его рвали собаки, несколько раз его сбрасывали с машины на полном ходу, одна рука у него превратилась в мочалку, ноги ему разбивали блинами от штанги. Когда он пришел в сознание, то у него на глазах замучили всю его семью и после этого спросили:

– Фамилия?..

Он назвался.

Его отпустили. Оказалось – не тот.

Нетерпение

Однажды давно, очень давно шел виноградарь по дороге. Было жарко, он остановился и посмотрел на небо. Там не было и намека на близкий дождь. Одна седая от зноя голубизна.

И виноградарю так захотелось дождя, нестерпимо! что он не отводил взгляда от неба.

Ожидание становилось все нетерпеливее, и скоро виноградарь забыл всё на свете, он забыл даже то, что он человек и что он смотрит в небо.

Сколько он так стоял, сказать невозможно, но он очнулся только тогда, когда бушующая вода дошла ему до колен.

Так начался Великий Потоп.

В любую из ночей

В любую из ночей, когда думаешь о неудачах, о том, что жизнь про ходит быстро и неинтересно, вспомни, что вот там, в тех домах, на которые ты смотришь с завистью, думая, что там-то, у них всё хорошо! – так вот там сейчас наверняка есть человек, которому негде спать. Он пристраивается на ступеньке, уткнувшись лицом в колени, и мечтает об одном только, только об одном…

Зачем же тебе надо так много?

Книги

Покупаешь, покупаешь, а кто читать будет? Годами стоят в шкафу, на стеллажах книги по истории, книги по искусству, книги писателей и поэтов. Сотни, даже тысячи. Кто будет читать, если каждый день газеты, газеты, газеты.

Но только представишь себе, что книг нет… как это? Как будто сорвался с проволоки, уже привычный к балансу. Как будто обнищал вконец. Почему?..

А потому что покупая книги, собираешь свою семью. Выбираешь родственников и знакомых. Они стоят молча по полкам, наполняя тебя своими неизвестными, но несомненными достоинствами. Разве они не научились ждать, написанные две тысячи лет назад? В прошлом веке? В бездонной тьме тридцатых годов?