Третья версия - Леонид Медведовский

Из Дома культуры они вышли вместе. Олег проводил Ирину до ее дома.

— Зайдешь? — просительно коснулась его рукава.

— Извини, Иринушка, сегодня не получится — дела!

— Вечно у тебя какие-то дела! — фыркнула Пухова. И скрылась в подъезде, гулко хлопнув входной дверью.

Крутов поспешил к автобусу. Путь его лежал на другой конец города — туда, где он был два дня назад. В воскресенье…

Выйдя на конечной остановке, Олег Аркадьевич несколько минут шел пешком, то ускоряя, то замедляя шаги. В глубине большого запущенного сада стоял добротный двухэтажный особняк. Крутов остановился перед калиткой, прислушался — никаких признаков жизни. Поглядывая на занавешенные окна, прошелся вдоль забора. Дважды порывался войти во двор, но каждый раз трусливо прошмыгивал мимо.

«Неужели?.. Да нет, не может быть!.. А если?..» В мозгу прокручивалось с неумолимой ясностью все то же: сползающее по стене тело, глухой обрывистый стон, «Но где же Полина? Может быть, ее увезли? В больницу… А если в морг?.. Нет, так больше нельзя, я совсем психом стал…»

Войдя в калитку, Крутов быстро подошел к дому и нажал кнопку звонка. Тишина! Надолго вдавил кнопку в деревянную панель, вслушался — звенит, заливается звонок. И — ни звука в ответ.

У соседей стукнула дверь. На крыльцо вышла женщина, стала всматриваться, приставив ладонь козырьком. Крутов отвернул лицо и, подняв воротник плаща, зашагал прочь.

12

Поздним вечером в приемном покое больницы зазвонил телефон. Дежурный врач снял трубку.

— Больница? К вам вчера утром привезли женщину с ушибами головы. Нельзя ли узнать, в каком она состоянии?

Врач сделал знак оперуполномоченному угрозыска, тот бесшумно пробежал в соседний кабинет, набрал известный ему номер.

— Центральная? Узнайте, с какого телефона звонят в приемный покой. Хорошо! Жду…

— А кто это говорит? — спрашивал между тем врач. — Как ваша фамилия? — Согласно полученной инструкции он тянул время, чтобы на Центральной смогли засечь местонахождение звонившего. — Видите ли, товарищ, незнакомым людям, да еще по телефону, мы таких справок не даем. Вот если бы вы были с пострадавшей в родственных отношениях…

— Брат я ей, родной брат, — волнуясь, объяснял неизвестный. — Приезжаю, а соседи говорят — в больнице. Доктор, я очень за нее переживаю. Вы уж не откажите в любезности.

— Состояние крайне тяжелое — вот все, что я могу сказать, — отвечал врач, краем глаза следя через стеклянную дверь за действиями оперативника. — Подробности — при личшзй встрече. Приезжайте как можно быстрей! Вы наш адрес знаете?

— Найду! Ждите! Выезжаю!

В трубке послышались короткие гудки. Вернулся из соседнего кабинета оперуполномоченный угрозыска.

— Звонили из автомата, — сообщил он врачу. — Опергруппа выехала, но вряд ли успеют.

Врач кивнул на телефон.

— Обещал приехать.

— Приедет, как же, — усмехнулся лейтенант.

13

Засев за телефонный справочник, Николай Белухин с самого утра обзванивал городские школы.

— Здравствуйте, товарищ директор, — приступал к очередному разговору. — Вам звонят из ОБХСС. — Тут курсант делал внушительную паузу, давая собеседнику время прийти в себя. — Нет, нет, финансовых нарушений пока не обнаружено, нас интересует другое. Скажите, училась в вашей школе девочка по имени Иоланта?.. Совершенно верно, имя довольно редкое, поэтому мы и надеемся на вашу помощь… Да, я понимаю, что с маху на такой вопрос не ответишь. Запишите наш телефон… Без разницы. Кто будет у аппарата, тому и сообщите. Всего наилучшего!

Капитан Мороз вполуха прислушивался к переговорам своего подопечного, мысленно одобрял: «Молоток стажер! Солидно, делово, внушительно. Держит нашу марку!»

К часу дня из трех разных школ сообщили фамилии четырех Иолант: Семечкина, Бирюкова, Елкина и Чеботарева. Мороз выехал по заданию, разрешив курсанту действовать самостоятельно. Из четырех названных учениц Николая интересовала только Иоланта Че… Чеботарева. В школе, где она училась, Белухину показали вынутые из архива контрольные работы. Николай сверил почерк — как будто похож.

— Скажите, а где сейчас эта Чеботарева? — спросил Белухин у бывшего классного руководителя Иоланты — худой желчной женщины в строгом темном платье, лишенном каких-либо украшений. Ксения Григорьевна отвечала быстро и без запинки, словно давно готовилась к беседе с сотрудником ОБХСС.

— Иоланта уехала в Москву поступать в театральный, в ГИТИС. А вот приняли ее или нет, это вы узнаете у родителей…

Белухин отметил легкий нажим на последнее слово — учительница явно на что-то намекала.

— Одаренная была девочка?

— Как вам сказать, — сухо отвечала учительница. — Одаренность — понятие относительное. Читала стихи на школьных вечерах, участвовала в спектаклях. Какого-то яркого артистического таланта я у нее не замечала. Но, скорей всего, поступила. Учитывая возможности родителей.

Здесь уже чувствовался не прозрачный намек, а лобовой подсказ, и Белухин был вынужден задать вопрос, на который его так усердно наталкивали.

— А кто ее родители?

— Мать — инженер-конструктор, она вряд ли представляет для вас интерес. А вот отец… — Тут Ксения Григорьевна выразительно закатила глаза кверху.

— Ну-ну, — подстегнул курсант.

— Отец у нее — директор крупного универсама! Нужны еще какие-нибудь пояснения?

— Спасибо, — начал прощаться Белухин. — Остальное мы выясним сами.

Ксения Григорьевна проводила его до лестницы, сказала напоследок, поджав губы:

— Иоланта одевалась сравнительно скромно. Но мне кажется, это была не более чем маскировка. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Я понимаю, о чем вы думаете, — улыбнулся Николай. — До свиданья, вы нас снабдили весьма полноценной информацией.

— Это мой гражданский долг, — строго выпрямилась классная дама. Она не уловила иронии в словах Белухина. Впрочем, возможно ее там и не было…

Василий Трифонович Чеботарев выглядел столь недоступно занятым, что курсант поначалу слегка оробел. Директор универсама восседал за необъятным письменным столом, заваленным кипами деловых бумаг. Плечом он прижимал к уху трубку одного из трех телефонов, правой рукой подписывал документы, левой принимал новые бумаги. В то же время успевал краем глаза следить за телеэкраном, показывающим, что происходит в торговом зале.

Магическое слово «ОБХСС» заставило Чеботарева прервать свои занятия и переключиться на нежданного посетителя. Властным кивком удалив подчиненных из кабинета, он придвинул к Белухину красочную пачку дорогих сигарет:

— Закуривайте!

— Спасибо, не курю, — неподкупно отодвинул сигареты курсант.

— Тогда чашечку кофе. С бутербродом. А? — предложил директор с масляно-угодливой (так, по крайней мере, показалось Белухину) улыбкой.

— С удовольствием, но я только что от стола, — соврал курсант. — Давайте лучше перейдем к делу.

— Давайте, — согласился директор. — Чем могу быть полезен отделу борьбы с хищениями?

«Тон спокойный, даже доброжелательный. А вот пальцы подрагивают. С чего бы?..» Исподволь приглядываясь к хозяину кабинета, курсант мысленно брал все на заметку. Отметил безукоризненно сшитый импортный костюм, массивное обручальное кольцо, золотые часы.

— Итак, слушаю вас с предельным вниманием, — повторил директор.

Белухин вынул фотокопию найденной в сумке тетрадной обложки.

— Это рука вашей дочери Иоланты? Чеботарев надел очки, всмотрелся.

— «…анта Че…» Что ж, возможно. Возможно, этот клочок бумаги был когда-то обложкой ее тетради.

— Не возможно, а совершенно точно, — поправил Белухин. — Экспертизой доказана идентичность почерков здесь и в ее контрольных работах.

— Так… И что из этого следует? — Чеботарев закурил вторую сигарету, хотя первая была выкурена только наполовину. — Чем провинилась моя дочь перед вашим почтенным ведомством?

— Речь пойдет не о ней, а о вас, — жестко сказал Белухин. — Вы знаете, где мы нашли эту обложку?

— Могу догадаться. На свалке старого ненужного хлама.

— Пальцем в небо, гражданин Чеботарев! — Белухин сверлил директора пронизывающим взглядом. — Мы нашли ее на дне реки!

— Ну и что?

— А то! — Курсант впился немигающим взором в Чеботарева, готовясь нанести неотвратимый удар. — А то, что этот клочок бумаги, как вы изволили выразиться, найден в сумке, где лежало почти сто тысяч рублей!

Директор вынул платок, утер капельки пота, выступившие под крупным шишковатым носом.

— И вы полагаете, что это… что эти деньги принадлежат мне?

— Я ничего не полагаю! — отчеканил Белухин. — Я только хочу, чтобы вы объяснили, как в сумке с деньгами оказалась обложка тетради вашей дочери.