Вчера-позавчера - Шмуэль-Йосеф Агнон

От общего он перешел к частностям и принялся разбирать поступки каждого по отдельности. Вот, к примеру: Реувен-Лейб Войсбиэр первым открывает каждый банкет и первым прочитывает все газеты, а когда пришел к нему Ицхак просить денег для крестьян Маханаима, не дал он ему ни гроша. Когда доходит дело до денег, кончается его сионизм. Такой же человек — Гирш-Вольф Этемнот, такие же — большинство сионистов в городе. Приводят свидетельства из Гемары о целительности природы Эрец Исраэль, а сами едут поправлять здоровье в Карлсбад и другие места, которые вовсе не в Эрец Исраэль. А сионистская молодежь, студенты, от которых ожидали, что они внесут свежую струю в сионизм? Ради прогулки с девушкой они готовы были пропустить сионистское собрание. И еще о многом размышлял Ицхак, вспоминая сионистов своего города и при этом частенько задерживаясь на событиях второстепенной важности.

Снова вернулся Ицхак к мыслям о девушках, но не из-за особой к ним любви, а в связи с сестрами, которые смотрят на своих подруг, прогуливающихся по центральной улице города, но сами не показываются в обществе, ведь нет у них летних шляп. Как радовалась маленькая Песеле, примеряя новую шляпу Ицхака! Танцевала и приговаривала: «Поглядите, поглядите, и я… есть шляпа у меня, и я… есть шляпа у меня».

Под конец отбросил он все эти мысли и стал думать о сне, который наверняка не придет, ведь лежит он в новом месте, и лежит под открытым небом, тогда как он привык спать в комнате с закрытыми окнами, и он замерзнет и конечно же заболеет. И здесь нет ни одного еврея, который вылечит его. Ицхак не был ипохондриком, который любую болезнь считает смертельной, но не был и оптимистом, которого ничто не беспокоит. Не успел он додумать все до конца, как навалился на него сон, и он заснул, ведь три дня не спал он в поезде, только прислонял голову к стене и время от времени задремывал.

Кто знает, сколько бы он проспал, если бы не поток воды, подмывший его ложе, так как уже наступило утро, драили матросы палубу, и попала вода на его постель. Проснулся он и вскочил с места. Заторопился, и свернул постель, и засунул ее в мешок, и поставил мешок на место. Вымыл лицо и руки, и возложил тфилин, и встал на утреннюю молитву, и молился дольше обычного, потому что всю дорогу в поезде не возлагал тфилин, кроме первого дня пути в Лемберг, когда он молился в миньяне вместе с пассажирами поезда. Исполнив свой долг перед Создателем, он достал хлеб и сардины и сел завтракать.

Еще сидит он и завтракает, а идиллия на корабле уже кончилась. Матросы бегают по судну, как сумасшедшие. Одни тянут тяжелые цепи, а другие поднимают тяжести. Эти привязывают самые разные предметы, а те — приносят уголь. Корабль гудит со всех сторон. И среди всего этого шума и паники поднимаются на корабль мужчины и женщины, одетые по-господски, а спереди и сзади — носильщики, нагруженные сумками и сундуками. Не прошло много времени, как раздался гудок корабля. Отчалило судно и поплыло. И уже вышел корабль из портовых вод в воды обильные и могучие. Господа и дамы исчезли, суета прекратилась. Каждый матрос занял свое место, чтобы исполнять свои обязанности.

Остался Ицхак один на палубе. Господа и дамы отправились обедать, а матросы были заняты своим делом в котельной у огромных котлов и в других внутренних помещениях. Взглянул Ицхак на свои вещи, убедился, что они лежат на том же месте, и пошел прогуляться по судну. Гулял он вдоль и поперек по палубе, прикидывая на глаз толщину корпуса судна, и осматривал все, что попадало в поле его зрения. И погрузился мыслями в прошлое. На таком огромном и замечательном судне не плыл мой дед реб Юделе; во времена реб Юделе, хасида, еще не было кораблей, движимых силой пара, а были только корабли, идущие под парусами. Много бед перенес он, реб Юделе, на море. Простым умом не постигнуть, как смог он выстоять. Однако он выдержал все испытания, ведь принимал он их с любовью и считал, что милость оказывал ему Господь, Благословен Он, насылая на него мучения в море, дабы вошел он в Эрец Исраэль очищенным. Однажды разразилась сильная буря на море, и решили волны проглотить судно, хотя и знали, что по воле Благословенного хасид этот плывет. Стоял этот хасид, и не страшился, и повторял: все, что Господь, Благословен Он, ни делает, — все к добру, и если на то воля Благословенного, значит — это хорошо. И от ощущения этой силы он весь горел и светился от радости. Увидели волны сияние его лица, и устыдились, и отступили. Но когда отхлынули волны, стало ясно, что корабль очутился в самой середине моря; и возникла опасность, что застрянет он здесь и не сдвинется с места. Все на корабле пришли в ужас: они боялись, что появятся пираты и уведут их в рабство, или они умрут от голода и жажды и достанутся в пищу морским рыбам. Они плакали, и рыдали, и причитали; не только не достигнут они Эрец Исраэль, но даже еврейского погребения не удостоятся. И поднялся плач великий на море, будто уже пошли они ко дну и все твари морские явились терзать их плоть. А этот хасид радуется, ведь все деяния Господа, Благословен Он, хороши в его глазах, и не важно, сдвинутся они с места или нет. Встал он и запел чудный гимн «Бог — Властелин всех творений». Услышали ветры и явились, чтобы искупить перед ним свою вину. Подняли они корабль подобно носильщикам, поднимающим груз на свои плечи, и привели его в Эрец Исраэль. А обо всем том, что приключилось с реб Юделе, хасидом, уже в Эрец Исраэль, рассказывают в домах праведников в зимние вечера на исходе субботы, на трапезе, провожающей царицу-субботу, и бывает, что уже встают из-за стола, а все еще не подошли к концу истории обо всех его приключениях.

Прогуливается себе Ицхак по палубе и смотрит то туда, то сюда. Высокое небо раскинулось над его головой, и безбрежное море простерлось под его ногами, а между небом и морем движется себе корабль этот, на котором мы плывем в Эрец Исраэль. И небо наверху, и море внизу, все — сплошная синева невероятной силы, и синева эта разверзается под килем корабля; и поднимаются белоснежные волны, и белые волны эти извиваются, темнеют, чернеют и исчезают. Иногда с небес спускается белая птица и парит над судном, и снова взвивается в небо и исчезает в голубом тумане, а иногда матрос проходит мимо Ицхака и роняет несколько непонятных слов. Пару раз выходил господин, из тех господ, что расположились в каютах первого класса, подходил вместе со своей спутницей к Ицхаку и заговаривал с ним. Убедившись, что беседа с ним не поможет им скоротать время, оставили они его в покое. Снова был он один между небом и морем. И не знал он, что на этом же судне есть еще евреи, которые тоже плывут в Эрец Исраэль.

Как-то раз стоит он — и вдруг оказались перед ним двое, старик и старушка. Взглянул на них Ицхак пораженный: он был уверен, что нет здесь ни единого еврея, только он один. И те тоже удивились, они были уверены, что нет тут евреев, только они одни.

Вынул старик трубку изо рта и поздоровался с Ицхаком, а старушка приветливо кивнула головой. Спросил старик Ицхака: «Что ты делаешь тут?» Сказал ему Ицхак: «Плыву я в Эрец Исраэль». Старик удивился, разве принято, чтобы молодые отправлялись в Эрец Исраэль? Сказал ему Ицхак: «Обрабатывать ее землю я еду». Старик удивился еще больше. Разве Эрец Исраэль не состоит вся целиком из синагог и ешив? Разве Эрец Исраэль не предназначена для молитвы? Разве труд на ее земле важнее служения Всевышнему? Понял он, что этот юноша из секты сионистов, которые хотят лишить Святую Землю ее святости и превратить ее в обычную страну. Обозлился он на Ицхака подобно всем старцам того поколения, убежденным, что мы явились, упаси Бог, чтобы принести в мир неверие. Начал спорить с Ицхаком. Хотел Ицхак ответить ему, как умел. Подумал и решил: к чему мне спорить со старцем, едущим добавить еще одну могилу в Эрец Исраэль. Но так как тот начал выговаривать ему, стал Ицхак приводить в свою очередь доводы из Торы, которые нашел в работах защитников сионизма. Рассердился старик и сказал: «Ты используешь Тору для обмана». Разошлись они уже врагами.

Люди, плывущие на одном корабле, уже оттого, что собрал их Всевышний в одном месте, уступают один другому и относятся друг к другу по-братски. Так и этот старец — когда вновь увидел он Ицхака, то выбросил происшедшее между ними из своего сердца. И чтобы не прийти к разладу, избегал касаться тем, по поводу которых были у них разногласия, и беседовал с ним по-дружески.

Спросил старец Ицхака: «Есть у тебя родные в Эрец Исраэль?» Сказал ему Ицхак: «Кому они нужны? Все евреи — братья, тем более в Эрец Исраэль». Улыбнулся старик и сказал: «В субботу, во время благословения ты скажешь так и мы ответим — амен, в остальные дни трудно без родных, тем более на новом месте, где мы ни в чем не разбираемся». Спросил Ицхак старца: «А вы? У вас есть кто-то в Эрец Исраэль?» Ответила старушка: «Дочь есть у нас в Иерусалиме, замужем она за одним из уважаемых жителей Иерусалима, и у них тоже… есть у них, слава Богу, дочь». И как только упомянула старушка своих родных, тут же принялась расхваливать их.