В полночь на вилле «Линда» - Михаил Роговой

не ответил. Бергсон и не ожидал, что он ответит. Пауль сердит. Пауль может сердиться и молчать, но он, Макс Бергсон, все равно должен решить, что ему делать. Он порвет с Фондом и напишет в газеты, что угроза войны существует, что в современных условиях война - это самоубийство. А дальше? Что изменится? Он не верит в чудеса. Он не верит, что, прочитав его статьи, люди бросятся в объятия друг друга. Он не верит и в мировое правительство Пауля. Что же делать? Неужели война неизбежна и человечество обречено? Нет, у человечества есть выход, оно не может погибнуть. Это абсурд. Это у него, Макса Бергсона, нет выхода. По опыту ученого он знает, что путь к истине тяжел и долог. Именно долог, а он стар. Он рискует потратить оставшиеся ему годы и не найти истины. Наверно, лучше оставить все как есть, ничего не изменять. Будь что будет. Он десять лет отдал линда-микроскопу, он видит пути его дальнейшего усовершенствования и он не может осуществить свои идеи без лаборатории. Он уже не раз многим жертвовал ради микроскопа, он даже пошел на десятилетний разрыв с Паулем.

- Пауль,- испуганно позвал Бергсон, отнимая ладони от лица.- Пауль, мы все равно должны остаться друзьями.

Пауль молчал.

- Пауль?

Бергсон быстро оглянулся. В кабинете никого не было. Пауль ушел. Он не захотел понять и простить - и ушел. Бергсон попытался подняться, но не смог - тело словно обмякло. Случайно он обратил внимание, что маятник часов не раскачивается, часы стоят.

Бергсон удивился, потому что ни на минуту не переставал слышать их оглушительный стук. Что же ему делать? Он создал людям линда-микроскоп, но лучше бы его не создавал. В этом мире, где никто не понимает и не хочет понять другого, великие изобретения не нужны, они опасны. Они должны появляться не чаще одного раза в полстолетие, иначе человечество не будет успевать приспосабливаться к ним и наступит катастрофа. Линда-микроскоп не нужен, он несвоевременен. Бергсон смутно чувствовал это давно, недаром еще год назад он взял с Сэма Бриджа клятву, что тот, в случае его, Макса Бергсона, внезапной смерти, снимет с микроскопа важнейшую аппаратуру, и вместе с чертежами передаст адвокатской конторе, ведущей дела Бергсона, для обнародования только через тридцать лет.

Итак, ни новая, ни прежняя жизнь для него неприемлемы. Что же делать? «Зачем эти вопросы? - думал Бергсон.- К чему опять хитрить и скрывать от себя правду?». Он известен как ученый, не боящийся делать самые беспощадные выводы из фактов. Нужно быть достойным самого себя. Он давно уже знает ответ, знает выход. Он не ручается, что выход этот верен вообще, но в его случае, в случае Макса Бергсона, шестидесятипятилетнего профессора, создателя атомной бомбы и линда-микроскопа, он единственно возможный.

Как громко стучат часы, мешают думать. Но часы стоят… Видно, он принимает биение пульса на виске за стук часов. Что же подсказало ему окончательный выход? Бергсон вспомнил белые и зеленые кольца города на электроне, разрываемые чудовищным грибом и баобабом. Нет, пожалуй, вернее начать вспоминать издалека: отчаявшись получить телеграмму от Пауля, он остановил часы и, сев в кресло, задумался. Вошел Сэм Бридж и сообщил о приезде Шмидта. Потом они с Паулем прошли в экспериментальный зал, и Бергсон включил линда-микроскоп. На экране заметались подвижные созвездия атомов. Потом они стали исследовать электрон. «Макс, - закричал Пауль. - Это материки? То, что я вижу, - материки и океан?» Странно. О каких материках и океане он спрашивал? Ядро - не солнце, а электрон - не планета. Бергсон множество раз наблюдал в линда-микроскопе атомы. Они похожи не на крохотные солнечные системы, а на колеблющиеся облака пыли, заключенные в упругом. шаре. Пылинки - это электроны. Странно. Странно тем более, что Бергсон помнил, как обратил внимание Пауля на зеленые линии и пятна на оранжевой поверхности материков. Чушь! В микромире свои законы. Электрон не имеет поверхности, потому что он и вещество, и волна одновременно. Бергсон, наблюдая в линда-микроскоп атомы, всегда удивлялся точности предсказаний ученых. Результаты первых исследований он изложил в статье, находящейся сейчас вместе с бумагами, которые Сэм Бридж должен будет передать адвокату. Бергсон почувствовал, как усилилась металлическая горечь во рту.

Но если не было электрона с материками, зелеными линиями и городами, думал он, то, возможно, не было и Пауля, он не приезжал? И Сэм Бридж не заходил в кабинет? Эти мысли ошеломили его. «Надо вспомнить все, все по порядку», - решил он. Пауль не ответил на телеграмму; он, Макс Бергсон, остановил часы; сел и задумался. Он думал о Клоде Этерли. Нет, он что-то пропустил, пропустил самое главное. Что он сделал прежде чем сесть? Вспомнил. Прежде чем сесть, он налил из графина воды в стакан, взболтнул, подождал, пока растают похожие на крупную соль бесцветные кристаллы, и выпил, значит, он все же решился, выпил…

Бергсону стало легко, казалось, он освободился от непосильной ноши. Он успокоено закрыл глаза, но тотчас в ужасе широко раскрыл их. А что, если Сэм Бридж нарушит клятву? Что, если он посчитает преступлением против науки скрывать линда-микроскоп? Ведь Макс Бергсон сам учил его - наука превыше всего! Потом он подумал, что Пауль тоже может оказаться прав и Фонд предъявит свои права на его научное наследство? Бергсон задыхался. Во рту жгло так, будто туда положили стручок красного перца. Потом у него мелькнула мысль - верный ли он нашел выход? Он даже не попытался искать дорогу к истине. Может быть, она лежала совсем рядом? В науке бывали и такие случаи. Может быть, он, Макс Бергсон, поспешил и ошибся?… Потом перед глазами его опять, как там, в Аламогордо, стал с ревом расти чудовищный гриб - золотой, пурпурный, лиловый и синий. Потом все погасло. Сухая рука профессора медленно сползла с колена и неудобно свесилась с кресла.

***

В безграничном пространстве вселенной несутся гигантские звездные системы. Некоторые из них имеют форму облака, некоторые - шара или диска. Одна из таких систем, из числа напоминающих диск с выступающими спирально-закрученными рукавами, называется Галактикой. Галактика содержит сто двадцать - двести миллиардов звезд. Свет, несущийся со скоростью трехсот тысяч километров в секунду, пробегает ее из конца в конец за восемьдесят пять тысяч лет. На окраине Галактики находится звезда средней величины, которая называется Солнцем. Солнце примечательно тем, что на третьей орбите вокруг него вращается планета Земля, на Земле существует разумная жизнь. Всего у Солнца девять планет,