Охота - Кирилл Цыбульский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Терри Коул вновь попытался открыть дверь, однако открылась та, что было за его спиной. Иностранец бросился к ней и успел ухватиться прежде, чем щелкнул замок. Терри одной рукой подчинил себе дверь, сопротивление было ничтожным.
Перед ним на пороге стоял мальчик, на вид лет пяти. Его круглая голова с короткой блондинистой стрижкой испугалась до полусмерти.
– Что ты делаешь? – спросил Терри.
– Я хотел посмотреть, кто наш сосед, – ответил ребенок.
– Надо смотреть в глазок. Открывать дверь перед незнакомыми людьми опасно, знаешь?
– Знаю. Но я не достаю до глазка.
Терри посмотрел на глазок и мальчишку. У того действительно не было шансов.
– Тогда лучше подставить стул, – сказал мужчина.
– Стул слишком тяжелый.
Иностранец уже устал от этого разговора и начал отворачиваться от ребенка, чтобы скрыться в квартире, но мальчик снова заговорил:
– Меня зовут Олег. А тебя?
– Все, кого я знаю, называют меня по-разному. Какое имя мне больше подходит, по-твоему?
Олег потупил взгляд. Вопрос застал его врасплох, как и ожидал Терри, пытаясь избавиться от навязчивого ребенка.
Малыш мычал и водил пальцем по подбородку так, что едва не остался один на лестничной клетке.
– Денис! – крикнул Олег. – Мне кажется, тебя зовут Денис. Это имя означает «гуляка». А Олег – значит «святой».
Гуляка выждал небольшую паузу, прежде чем ответить:
– Что ж, как скажешь. Меня зовут Денис. Приятно было с тобой познакомиться, Олег, но мне уже…
Мальчик схватился за металлическую дверь и начал раскачиваться на ней, он бросил немой взгляд через плечо, в квартиру, будто намекая на что-то.
Денис сидел на лестнице, поставив рядом бутылку виски, и следил за тем, чтобы она оставалась на прежнем месте. Олег был на ступеньку выше, одетый в пижаму и крошечные тапочки.
– Раз я святой, то я должен исцелить тебя.
– От чего исцелить?
Малыш свел носки тапочек и задумчиво уставился на них.
– А чем болеют гуляки? – спросил Олег.
– Мне казалось, ты все знаешь, Олег. И где ты нахватался таких слов… – Денис смотрел, как ступеньки чертят прямые линии, словно плитки шоколада. Какого черта он тут сидит? А если и так, то почему бы ни напиться прямо в подъезде? – Давай оставим мое исцеление на потом. Скажи лучше, что ты делаешь на лестничной клетке один?
– К маме пришел дядя, – ответил мальчик. – Она не любит, когда я мешаю.
– А что они делают с твоей мамой? – спросил Денис.
Олег пожал плечам.
Он не знал. Вернее, не знал, как это объяснить. Терри же понимал все и с лестничной площадки. Металлическая дверь плохо изолировала звуки.
Олег сидел, погрузившись в себя. Все его мысли, думал Терри Коул, пытались найти объяснения тому, что происходило с его мамой.
– Что ты делаешь целыми днями, Олег?
Мальчик снова пожал плечами. Что-то заставляло его молчать: может быть, вопрос о матери, а может быть сама мать, стонущая как сука, и возможность кому-то рассказать об этом одним взглядом. Олегу не было и пяти лет, но лицо было серьезным настолько, что казалось взрослым. Мальчишку не волновали детские забавы, он вырос из них раньше времени.
– Когда я был в твоем возрасте, у меня было много друзей, – говорил Денис. – Я целыми днями играл во дворе и возвращался домой под вечер, голодный и грязный. Тебе нельзя упускать это время, Олег, оно самое ценное.
– Но у меня нет друзей. Мама не разрешает выходить на улицу одному.
– А разве ты не должен ходить в детский сад?
– Мама говорит, что не может возить меня туда каждый день. Если бы она могла, она бы отдала меня на всю неделю и забирала только на выходные. Но мама не может.
– Dirty bitch, – процедил Денис сквозь зубы. – В этой дыре нет и школы, так что же ты будешь торчать дома всю жизнь?
Олег посмотрел на него и прижался к коленям. Он не плакал. Он был слишком взрослым для слез. Мальчик чувствовал, что с его жизнью что-то не так, начавшаяся судьба вместо того, чтобы развиваться и расти, как снежный ком, смялась подобно неудачному черновику, и оставалось одно неверное движение, чтобы выбросить ее в урну.
Терри посматривал на бутылку, манящую приятным цветом, но не позволял себе сделать глоток. Ненависть к проклятой потаскухе, не заслуживающей того, чтобы Олег называл ее матерью, граничила с ответственностью – инстинктивной, другой у Терри не осталось. Жажда виски подогревала желание заткнуть эти дешевые стоны, и мужчина сильнее сжимал ладони. Боль помогала успокоить нервы.
Они молчали некоторое время, сражаясь каждый со своими мыслями, пока Олег не сказал:
– Ты будешь моим первым другом?
Денис смотрел в глаза мальчика, не успевшие потерять надежду. Он знал ответ и знал, что хочет услышать Олег, – это были два разных слова. Мальчику нужен был друг, и Денис как никто плохо подходил на эту роль. Отказаться от роли друга означало смять и выбросить судьбу Олега в урну; согласиться и исчезнуть, как следовало Терри, означало облить урну керосином и поджечь.
– Да, – ответил Денис.
Олег впервые улыбнулся, и тогда Терри увидел в нем обычного ребенка. Для этого не хватало лишь счастья.
Убогий район за КАДом[2] смотрелся как злокачественное новообразование посреди леса. Многоэтажные здания возвышались над деревьями, угрожая всем своим видом. Городок служил свалкой для отбросов общества.
Молодые семьи становились обманутыми дольщиками и сводили концы с концами в руинах, пытаясь взвыть к справедливости и наказать застройщика. Они не знали, что справедливость заложили в саму суть нового проекта – она служила фундаментом этой свалки. Вторым критерием успеха была хорошая реклама. Над лесом простирался яркий плакат с номером телефона, по которому ежедневно звонили десятки семей. Большинство переводило необходимую сумму в течение суток, так что лжериелтору стоило лишь поставить порнуху на паузу на время разговора, и деньги были в кармане. Однако были и те, кто хотел увидеть новостройки собственными глазами. Для них устраивали групповые экскурсии, перед которыми ползали эскалаторы и крутились строительные краны, изображающие работу; молодой парень в хорошем костюме и оранжевой каске пролистывал в папке картинки с «макетом будущего», так он это называл. Заканчивалась экскурсия тем, что количество оставшихся квартир, которые сдадут к концу квартала, как говорил парень в каске для большего ажиотажа, было всегда несколько меньше числа желающих. Люди толкались и выстраивались в очередь, чтобы проститься с последними деньгами.
Мирные собрания обманутых дольщиков с годами превращались в ожесточенные митинги, которые разгоняли слезоточивым газом и дубинками. Власти было невыгодно помогать людям. Город мечты приютил большую часть бездомного и больного контингента, населявшего до того всю северную Венецию[3]. Так город стал чище, а мечты грязнее.
Глядя на Олега, Терри Коул не понимал лишь одного: как здесь мог оказаться этот ангел? Ответ напрашивался сам, но Терри старался обойти его.
Шприц.
Город
