Охота - Кирилл Цыбульский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У тебя есть папа? – спросил Олег.
Денис чувствовал, что внутренний мир мальчишки хрупкий и в то же время пластичный. В нем еще многое можно изменить, но мать не была способна на это.
– Его нет уже очень давно, – ответил Денис.
– Моего тоже.
Между ними образовалась связь, какой Терри Коул остерегался. Он знал это чувство слишком хорошо, чтобы ошибаться. Чувство, что вляпался в очередную неприятность. Ложь и пьянство вились над Терри, как мухи над любимым блюдом, а рядом сидел ангел с серьезным лицом и молчал вместе с ним.
Терри оторвался от мыслей и услышал шум душа за дверью.
– Мне кажется, уже пора, – сказал Денис. – Спасибо за разговор, дружище.
– Когда мы увидимся снова?
– Думаю, что очень скоро, Олег. Знаешь, я хочу тебе сказать, что ты большой молодец. Ты смышленый парень. Не теряй этого с возрастом.
– Не потеряю. И тебе спасибо, Денис!
Они поднялись и пожали друг другу руки.
Олег исчез первым. Денис некоторое время не мог сдвинуться с места, оставшись один. Он поднял виски и, начиная откручивать крышку двумя пальцами, чтобы покинуть этот ад, открыл дверь. Денис почувствовал острый запах ремонта, строительная пыль проникала в квартиру даже сквозь закрытые окна.
Иностранец наступил на порог, когда сзади послышалось:
– Помни, что балкон открывать нельзя!
Терри кивнул и закрыл за собой дверь.
Квартира-студия в панельном многоэтажном доме, где был продан каждый квадратный метр, после чего застройщик перестал отвечать на звонки, искала того идиота, что арендует ее за скромную плату. И нашла. Терри Коул не торговался, не подкалывал хозяина за столь удачное вложение средств, а сказал лишь, что платить ему удобнее наличными. Хозяин приезжал за деньгами каждое третье число месяца и ни разу после заключения сделки не встречался с Терри. Иностранец оставлял сумму на столике, и довольный холостяк, забрав деньги, возвращался в мамину квартиру. Его единственным шансом изменить свою жалкую жизнь оставался основной инстинкт, приклеивающий к стене постер «Плейбоя» 1990 года с Шэрон Стоун на обложке.
Иностранец сделал глоток и подошел к грязному окну. Вдали горела тропинка шоссе, артерия пропускала десятки огоньков в разном ритме, словно сменяющиеся режимы гирлянды. Одни ехали навстречу друг другу, другие отдалялись.
Невидимка ждал условного стука в дверь. Он ждал того, кто сможет выслушать его и понять. Голые стены сдавливали виски Терри, глоток виски разжимал их тески и заставлял время идти быстрее. В квартире не было ничего, кроме унитаза рядом с душевой кабиной и двуспальной кровати на кухне. Балкона, о котором предупреждал Олег, тоже не было, зато к нему вела пластиковая дверь. Возможно, именно за ней сбывались мечты.
Через три четверти часа в дверь постучали. Терри открыл глаза, лежа на полу, и вылил остатки виски себе в горло. Он не знал азбуку Морзе, но понял, что сигнал означает «Я здесь».
Терри Коул поднял пьяное тело и стал рыться в кожаной куртке.
Комбинация точек и тире повторилась. На сей раз Терри услышал ее как «Я здесь, открывай же».
Иностранец плохо ориентировался в карманах куртки, пространство закручивалось в воронку, сужаясь под ногами. Он рылся в чертовой куртке, пока не сжал тяжелую рукоятку и не подошел к двери.
Посмотрев в глазок, мужчина узнал человека на лестничной клетке и отмерил пять извилистых шагов. Третья комбинация звучала для Терри: «Сука, открой дверь».
Он сделал последний глоток и сказал:
– Come in!
Дверь открылась, и свет с лестничной клетки упал на держащего пистолет Терри Коула.
Шлюха замерла на пороге. Терри прокричал:
– Раздевайся!
Глава 8
Кевин не убирал ногу с газа. Мотор ревел, словно реактивный двигатель. Автомобиль кричал о том, что стоит сменить передачу, но Кевину было плевать. Он гнал по ночным дорогам с выключенными фарами, перестраивался на встречную полосу, играя со своей жизнью как с клубком, бросая из стороны в сторону. Тело напрягалось от звуков мотора, ладони впивались в руль. Кевин не моргал. В кровь прыснул адреналин, и клапаны сердца разгоняли его по сосудам, подобно тому, как это делал двигатель.
Старенький Шевроле Авео 2007 года выпуска мчался на пяти тысячах оборотах в гараже. Кевин лежал на руле и смотрел куда-то вдаль. По его щеке стекала слеза.
Дым из выхлопной трубы заволакивал бывший дровяник горьким смогом. Хотелось спать. Легким недоставало кислорода. Кевин попытался сделать глубокий вдох, но грудь уже сжал ядовитый газ. Кевин зашелся кашлем, ударяясь виском о руль. Удары были слабыми. Настолько, что не могли выбить сигнал.
Кевин навалился на водительскую дверь и нащупал рычаг. В глазах потемнело, мышцы парализовал яд. Кевин попытался опереться на левую ногу, чтобы выйти из машины, но его тело рухнуло на пол, как только открылась дверь.
Рита Спаркс проснулась от жара. Ночная рубашка промокла насквозь, одеяло было холодным и неприятным на ощупь. Учащенное дыхание не позволяло ей позвать сына, Рита боялась темной комнаты, преследующей ее всюду.
Женщина спустила ноги с кровати, дрожа от неуверенности, будто делая первый шаг. Кевин знал, что наступит день, который будет повторяться снова и снова. Отдельные участки мозга Риты Спаркс засыпали во время ее пробуждения, и тогда активизировались другие, те, что спали. Кевин знал, что наступит день, когда Рита проснется ребенком, младенцем, которого нужно будет поднять и поставить на ноги, показав, как двигаются суставы при ходьбе. Рита задремлет за обедом и проснется ребенком. Ее нужно будет поднять и поставить на ноги, показав, как двигаются суставы при ходьбе. С ней совсем не тяжело, но скоро она начнет называть Кевина папой. Она забывает, как ставить ногу при ходьбе, но ласковое отношение отпечатывается на бодрствующем отделе мозга, как забота родителя. Рита Спаркс будет сидеть в ванне, и шлепать ладонью по воде, смеясь. Она брызнет на Кевина и скажет: «Прости, папочка», задремлет от тепла и блаженства, и ее нужно будет поднять и поставить на ноги, показав, как…
Рита раскачалась на краю кровати и оттолкнулась обеими руками, собираясь встать на пол. Крепкая ладонь не позволила ей подняться.
– Еще слишком рано.
Рита Спаркс затряслась сильнее, голос из темной комнаты ее испугал. Касание было таким неожиданным и тихим, что Рита прикрыла плечо, которое сжимали мужские пальцы, показывая, что ей больно.
Женщина протянула дрожащую ладонь в темноту, где ее встретило чье-то лицо. Гладкая, выбритая острым лезвием, кожа была знакомой. Рита коснулась кончиком пальца дужки очков и почувствовала прохладное ухо.
– Роберт, – сказала Рита Спаркс.
– Да, дорогая.
– Ох, Роберт, я так испугалась…
Роберт Спаркс сел рядом с ней и приобнял за плечо.
– Что случилось? – спросил он.
– Мне приснился дурной сон, Роберт. Там был Кевин, и он…
Слова комкались, легкие все еще наполняла тревога. Женщина обеими руками схватилась за простыню, пытаясь успокоить дрожь.
– Скажи, Роберт,
