Мужчина, женщина, ребенок - Эрик Сигал
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Спасибо, – повторила Шила. – Это – это ручная работа?
– Да, – сказал мальчик. – Мы делаем это в школьной мастерской керамики.
– Я тоже занимаюсь керамикой, – сказала Пола, давая ему понять, как много у них общего.
– О, – сказал Жан-Клод.
Надо же, подумала Пола. Он просто красавец.
Шила взяла подарок и смотрела на него. В конце концов, у него были лучшие намерения. Это трогательный жест. Керамическая пепельница, с подписью автора работы – Геран. 16.6.78
– Voulez-vous boire quelque chose?[3]– спросила Джессика, готовая бежать за коньяком, минеральной водой или любым напитком, который пьют французы.
– Non, merci, Джессика. Je n’ai pas soif [4].
– Je comprends[5], – с гордостью сказала девочка. На этот раз она действительно поняла.
– Как дела во Франции, Жан-Клод? – спросила Пола, не желая упустить свою долю внимания со стороны гостя. Боб счел благоразумным сократить разговор.
– У нас будет много времени поговорить, девочки. Я думаю, Жан-Клод порядком устал. Правда, Жан-Клод?
– Немного, – признался мальчик.
– Твоя комната напротив моей, – произнесла Пола.
Джессика негодовала. Если Пола будет продолжать неумелое кокетство, она, Джессика, просто умрет от стыда.
– Я отнесу его вещи наверх, – сказал Шиле Боб.
– Нет, я отнесу сама, – возразила та, поднимая зеленый кожаный чемодан (он принадлежал этой женщине?) – Пойдем, Жан-Клод, – пригласила Шила мальчика и начала подниматься по лестнице.
– Спокойной ночи, – пожелал он всем застенчиво и пошел за ней.
Как только они скрылись из виду, Боб подошел к бару.
– Какой он замечательный! – восхищалась Пола.
– Вы приводите всех в острое смущение, мадемуазель Беквит, – съязвила Джесси. – Ты не имеешь ни малейшего понятия о том, как обращаться к европейцу.
– Отвянь, – огрызнулась Пола.
– Ну, довольно, девочки, – сказал подкрепившийся виски Боб. – Будем вести себя сообразно своему возрасту.
«Сообразно своему возрасту» было самым жестоким уколом для Джесси.
– Папа, если ты меня ненавидишь, имей смелость заявить об этом как мужчина.
– Джесси, я люблю тебя. – Отец обнял ее, привлек к себе и поцеловал в лоб. – У тебя прекрасный французский, Джесс. Я и не знал, что ты так хорошо им владеешь.
– Ты и правда так считаешь, папа? – Невероятно. Она говорила как двенадцатилетняя девочка, жаждущая родительского одобрения.
– Да, – сказал Боб, продолжая обнимать ее. – Я действительно так думаю.
– У него фантастический английский, – сказала Пола, – а ведь ему столько же лет, сколько мне.
– Он брал частные уроки, – объяснил Боб.
– Как это? – с надеждой спросила Джесси. – Значит, он аристократического происхождения?
– Нет, – сказал Боб, – его мать была деревенским врачом.
– А его отец?
– Я не уверен, – уклончиво отвечал Боб, – но я знаю, что он не из благородных.
– Он очень независим, – сказала Шила.
– В каком смысле?
Супруги были у себя в спальне. Все остальные домашние уже крепко спали.
– Он не позволил мне помочь разложить вещи, настоял на том, чтобы все делать самому, – сказала жена и затем добавила: – Я была с ним холодна?
– Нет. Как ты себя чувствовала?
– А ты как думаешь?
– Ты была замечательна, – сказал Боб и потянулся к ее руке. Женщина отодвинулась.
– Мальчик взял этот пакет из самолета с собой в постель. У него там, должно быть, все земные сокровища. – В голосе ее звучал холодок.
– Вероятно, – сказал Боб и подумал, что может носить с собой себе в утешение девятилетний мальчик.
Мужчина следил за Шилой, когда она ушла в ванную чистить зубы. Через несколько минут женщина вернулась в ночной сорочке и купальном халате. Последнее время у Боба сложилось впечатление, что ей было явно неловко раздеваться перед ним.
– Шила, я люблю тебя.
Стоя к нему спиной, жена вертела в руках часы.
– Шила?
Она повернулась к нему.
– У него твой рот, – сказала женщина.
– Да?
– Меня удивляет, что ты не заметил.
Шила скинула халат и зарылась под одеяло. С минуту она лежала молча, а потом повернулась к нему и сказала:
– Должно быть, у нее были карие глаза.
– Я не помню.
Жена посмотрела на мужа с грустной улыбкой и сказала:
– Да ладно тебе, Боб.
Потом она взяла свою подушку и отгородилась ею в углу кровати.
– Спокойной ночи, – сказала она.
Мужчина наклонился и поцеловал жену в щеку. Она не шевельнулась. Боб обнял Шилу одной рукой, но она не реагировала. Боб смутно надеялся, что если бы они занялись любовью, им обоим стало бы легче. Теперь же видел, что они слишком отдалились друг от друга для этого.
Повернувшись на бок, он взял «Американский журнал статистики». Это лучше, чем снотворное. Мужчина вяло перелистывал неинтересную статью и думал, боже мой, я уже миллион раз это говорил. Но вдруг осознал, что это была его собственная статья. Как это скучно, подумал он. Я должен был попросить Шилу ее подправить.
– Боб?
Ее голос напугал его своей неожиданностью.
– Да, дорогая?
Он повернулся к жене. В ее лице была такая боль! И при этом она выглядела моложе и такой уязвимой.
– Что я сделала – или, точнее, не сделала?
– О чем ты?
– Я хочу сказать, ты так и не сказал мне, почему ты это сделал.
– Что сделал? – Он прекрасно знал, о чем идет речь, но хотел выиграть время.
– Что было со мной не так, что заставило тебя завести роман?
Черт, думал Боб. Почему она не понимает, что это было – что? Слабость? Случай? Что он мог сказать, чтобы успокоить и смягчить ее?
– Шила, ничего с тобой такого не было…
– Значит, тогда с нами обоими. Я думала, что мы были счастливы.
– Мы и были. И сейчас мы счастливы. – Последние слова он произнес без надежды и убежденности.
– Мы были счастливы, – повторила она и отвернулась, чтобы заснуть.
Боже мой, думал Боб, как это несправедливо. Я даже не могу вспомнить, почему это произошло.
6
– Эй, Беквит, на вечеринке есть потрясающие девушки.
– Я занимаюсь, Берни.
– В субботний вечер, когда у нас на кампусе двести красоток из Вассарского колледжа?
– У меня экзамены на следующей неделе.
– У всех экзамены. Поэтому тебе и нужна девчонка, чтобы расслабиться.
Роберт Беквит, с 1958 года студент Йельского университета, отложил учебник математики и сел на побитую молью кушетку в общежитии Брэндфордского колледжа, где жил в одном блоке с Берни Акерманом.
– Берни, ты говоришь так, как будто каждую неделю спишь с новенькой.
– Я стараюсь, Беквит. По крайней мере, в этом ты должен отдать мне должное.
– Немного стоят твои старания. Жаль мне тебя, Акерман.
– Ну что же, я хотя бы гуляю в свое удовольствие, Боб. Я стараюсь выиграть.
– И с нулевым счетом в итоге, Берн. Как и я. Но я, по крайней мере, не валяю дурака. Помимо всего, я здесь, чтобы получить образование.
Берни посмотрел на своего соседа.
– Послушай, болван, это же бесплатное сборище. Разве это не значит, что в Йеле сожительство считается частью образовательного процесса?
– Берни, я себя знаю. Я робок. Мне не хватает твоего обаяния и остроумия. Во мне нет духа соревнования…
– Иными словами, ты боишься.
– Нет, Берн, не иными, а этими самыми словами. Я боюсь.
И он снова погрузился в матанализ. Берни стоял рядом.
– Беквит…
– Берни, возвращайся на вечеринку. Завоевывай успех и предоставь мне зубрить в презренном покое.
– Беквит, я тебе помогу.
– Брось ты. Ты даже себе помочь не можешь.
– У меня есть секретное оружие, Боб.
– Так и воспользуйся им.
– Я не могу. Я ростом не вышел.
Боб снова оторвался от учебника. Берни удалось привлечь его интерес.
– Пойдешь, если я одолжу тебе мое секретное оружие? Пойдешь?
Боб выпрямился.
– Что это за оружие, Берн?
– Пойдешь? Пойдешь?
– Ладно, ладно. Вечер все равно пропал. Хоть пива выпью задарма.
Берни не стал спорить. Важно было, что он все-таки убедил Боба преодолеть его обычную робость и выйти на люди. Кто знает, с секретным оружием он, может быть, и преуспеет.
– Я приму душ, – сказал Боб, все больше нервничая.
– Ты уже принимал раз после ужина, придурок. Пошли – у нас остается только час до того, как красоток увезут восвояси в Покипси.
– Можно мне хоть побриться?
– Беквит, на тебе столько же растительности, сколько на консервированном персике. Надевай оружие и в бой.
Боб вздохнул.
– Ладно, где оно?
Глаза Берни возбужденно блеснули.
– Висит у меня в шкафу. Но пошевеливайся.
Он подпрыгивал на месте от нетерпения.
Боб достал свой блейзер, причесался и умылся. Затем, обрызгавшись во всех доступных местах одеколоном, снова вышел в общую комнату. Берни возвышался на кофейном столике, как колосс из породы лилипутов, с… каким-то предметом в руке.
– Что это такое? – нахмурился Боб.
– А ты не знаешь, что это такое, Беквит? Не знаешь? Не знаешь?