Герцоги республики в эпоху переводов: Гуманитарные науки и революция понятий - Дина Хапаева

Даже историк Жерар Нуарьель, жестоко высмеивавший ежедневное рождение новых парадигм, не смог устоять перед соблазном предложить свою собственную «критическую парадигму», которой, впрочем, было не суждено завладеть умами. В ее основу должны были лечь позитивистские представления об истории[42].

Но самой известной в ряду этих многочисленных попыток стала «прагматическая парадигма», вобравшая в себя все надежды и весь запас наличных идей. В 1995 г. о ее рождении возвестил Франсуа Досс в своей книге «Власть смысла. Гуманизация гуманитарных наук». В этой работе Досс попытался обобщить все то новое, что происходило в Париже в конце 80-х — середине 90-х годов., под рубрикой «новой парадигмы». Слово о новой парадигме, которую давно ждали с нетерпением, было тепло встречено многими представителями гуманитарного знания, потому что никогда ранее желанная цель не казалась столь близкой, столь осязаемой, как на этот раз. Центральными элементами парадигмы стали прагматический поворот Лепти и социология оправдания Болтански — Тевено, рассмотренная как ее важный теоретический базис. Источниками вдохновения для этих авторов служили экономика конвенций, прагматизм и когнитивные науки. Опираясь на традицию американской прагматической философии (прежде всего Джона Дьюи), Болтански и Тевено акцентировали рациональную составляющую поведения субъекта, его способность принимать ответственные решения, руководствуясь моральным выбором, с одной стороны, и осознанным компромиссом с другими социальными актерами — с другой. Они эксплицитно противопоставили свою социологию оправдания социологии Пьера Бурдье, которую они сочли детерминистской. Субъекты социального действия наделялись способностью интерпретировать социальный мир и прибегать к различным стратегиям оправдания своих поступков.

Группа Болтански — Тевено оформилась в качестве важного центра инноваций уже в конце 80-х годов, но только с началом «прагматического поворота» «Анналов», возглавленного Бернаром Лепти, у новой парадигмы появился достаточно мощный «административный ресурс». Лепти предоставлял такой ресурс не только потому, что ему принадлежала ведущая позиция в историческом журнале с мировым именем. Он занимал ключевую административную позицию директора Центра исторических исследований — крупнейшего подразделения Школы высших социальных исследований, которая является главным средоточием методологических новаций во Франции. Новой парадигме предстояло унаследовать лучшее от союза школы «Анналов» — цвета и гордости французских социальных наук — и американских интеллектуальных чемпионов: прагматизма и когнитивных наук.

По словам Франсуа Досса, принадлежавшие к новой парадигме исследователи разделяли стремление к реализму и желание сблизить гуманитарные науки с естественными, общую исследовательскую мораль, которая отвергала «большие повествования» и неверифицируемые построения и утверждала коллективный метод работы. Еще одним основанием служил интерес к рациональному субъекту действия. Однако эти установки, вполне точно отвечавшие взглядам одних течений, мало годились для характеристики других, поскольку Досс включил в новую парадигму множество крайне разнородных направлений. Предложенная им классификация ученых, в которой нашлось место Жан-Клоду Пассерону и Пьеру Нора, Роже Шартье и Жан-Пьеру Шанжо, Дану Шперберу и Марселю Гоше, решительно не желала покориться принципу единого основания[43]. Когнитивные науки самых разнообразных направлений и аналитическая философия под пером Досса также органично влились в новую парадигму, хотя понятие субъекта для первых сводилось к субъекту эксперимента, а для вторых проблема субъекта и вовсе оказывалась «вынесенной за скобки»[44].

Большинство французских исследователей, попавших в парадигму, зачастую не были знакомы ни лично, ни по работам, более того, по справедливому признанию летописца парадигмы Досса, у них не было общих, разделенных философских и эпистемологических воззрений. В действительности тем общим, что (хотя бы до некоторой степени и благодаря крайне расширительной трактовке идеи семейного сходства) объединяло большинство приписанных к парадигме исследователей в области когнитивных наук, а также социологов, антропологов науки, аналитических философов, была принадлежность к одному поколению. На студенческой скамье они застали структурализм уже сложившимся течением. Их превратило в поколение общее стремление найти для себя нечто, что не укладывалось бы в глобальные идеи и экспликативные модели 70-х годов. Отрицание структурализма легло в основу их мировоззрения. Поиск нового, ставший для них важной жизненной стратегией, направлялся отказом от структуралистских идей. Показателен выбор Поля Рикера в качестве идейного символа «прагматической парадигмы»: едва ли не единственный известный философ — современник структуралистов, Рикер никогда не был их единомышленником. Неподражаемая способность этого философа растворять в «здравом смысле» непримиримые с философской и логической точки зрения противоречия тоже оказалась ценным символическим капиталом для лидера парадигмы, составленной из столь непохожих друг на друга течений.

Кризис «континентальной болезни»

Французские социальные науки — антропология, социология, лингвистика, литературоведение, психология и экономика — рассматриваются моими товарищами, аналитическими философами, как континентальная болезнь.

В отличие от первой половины 90-х годов сегодня из дискурса о кризисе, который остается главным способом осмыслять положение дел в социальных науках, исчезла уверенность в том, что парадигму стоит искать и удастся найти. Мнение, что парадигма не состоялась, стало общепринятым уже через несколько лет после выхода в свет книги Досса. Так, на вопрос о том, насколько справедливым остается диагноз Гоше и Досса о возникновении новой парадигмы, Ж.-Л. Жирибон, один из ведущих сотрудников издательства «Seuil», ответил следующее:

«Парадигма, на мой взгляд, это нечто другое. Здесь речь может идти скорее о новых пристрастиях, сравнимых с пристрастиями политическими. Парадигма должна была бы структурировать все интеллектуальное поле в целом, что явно не происходит сейчас. <…> Негативный аспект этой эволюции заключается в основном в том, что эта фаза мешает международному распространению французской культуры»[45].

Как во Франции, так и за рубежом тяжесть кризиса, остающуюся неизменной уже более двух десятилетий, не смогли облегчить никакие парадигмы. Коллеги реагируют на диагноз кризиса по-разному. Сторонники прагматической парадигмы, с которыми нам еще предстоит познакомиться поближе, горячо разделяют этот диагноз, пока речь идет о состоянии социальных наук в целом, но не распространяют его на школы, созданные ими самими.

«Социология распадается как дисциплина. Она в кризисе из-за определения самой себя, личности, действия и субъекта, и она остается до сих пор крайне отсталой. <…> Парадокс состоит в том, что люди, которые говорят, что больше нет социальных наук, не участвуют в создании нового… Мне странно, когда люди этого круга говорят: „Это кризис, это конец“. Да, это конец социальных наук в некотором смысле. Но мы считаем с Латуром, что социальные науки надо переделать. И мы не хотим проводить время в ответах на последние вопросы современности»,

— считает один из вдохновителей прагматической парадигмы, социолог Лоран Тевено.

Характеризуя современное состояние французских социальных наук, сторонники обновления рисуют картину глубочайшего упадка и разложения:

«Все социальные науки пребывают в состоянии полнейшего распада. <…> Группа, к которой я принадлежу, считает, что всем французским социальным наукам место на свалке… Это не касается только истории… Французские социальные науки — антропология, социология, лингвистика, литературоведение, психология и экономика — рассматриваются моими товарищами, аналитическими философами, как континентальная болезнь. Здесь отсутствует строгость мысли, преобладает неспособность расчленить исследовательскую программу на отдельные кусочки, чтобы оценить результаты, проверить, сравнить. Это люди, которые никогда не умели работать. Великие личности, создающие огромные системы, умеющие хорошо говорить и исчезающие с уходом на пенсию, на смену которым приходят новые эгоманьяки. Методология и практика социальных исследований во Франции находится в состоянии распада. В социальных науках установилось низкое качество работы, дурные привычки в отборе и оценке кадров, в обмене информацией… Все это должно быть преодолено»,